– Тебе нужно ехать домой…

Это не было вопросом или утверждением – простая констатация очевидного. Но слова, наконец, прозвучали.

– Да, – тихо сказала она, – я должна ехать…

Он взял ее за руку, не имея сил выполнить то, что должен был сделать. Он не мог отпустить ее, хотя и знал, что смириться с этим. Там, на пляже он думал, что сможет расстаться с Энни, но здесь, сейчас он больше себе не верил.

– Энни, – попытался сказать он. – Я еще никого не знал так, как тебя.

Он понимал, что говорить дальше, это значит причинять боль и выглядеть смешным или жалким. И все же не мог остановиться.

– Я хочу, чтобы ты была со мной. Я люблю тебя! Пожалуйста, не уходи…

– О, любимый!

Ее лицо было мокрым от слез, боль стала острее, чем прежде.

– Я не могу остаться. Если бы я могла хоть что-то изменить. Если бы можно было изменить этот мир, такой маленький и такой сложный.

Он прервал ее, поцеловал в губы.

– Не надо, любимая. Я знаю, что ты не можешь остаться. Я люблю тебя и за это. За то, что ты оказалась сильней меня. – Они обнялись. Казалось, что солнце совсем оставило небосвод и море слилось с горизонтом, превратившимся в тонкую серую линию, тоскливую и призрачную.

Наконец, Стив беспомощно опустил руки. Он отвернулся, подошел к столу и бесцельно переставил на нем несколько тарелок. Энни наблюдала за ним, чувствуя, как разрывается ее сердце. Он сказал: «Я отвезу тебя на станцию. Оттуда идет много поездов в Лондон». И все. Энни кивнула головой и слепо уставилась в окно. Когда пришло время ехать, они машинально занялись приготовлением, хотя и готовить особо было нечего. Пока Энни звонила на станцию Стив отнес в автомобиль ее сумку. Потом они замкнули маленький голубой домик и пошли к машине. Всю дорогу, проезжая мимо широких полей и черных сосен, Энни приказывала себе «Помни!» «Помни башню Мартелла и топи, и это небо, и церковь из еловых бревен, которую они видели вчера, и спальню, и маленькую ванную комнату, и огни маяка, тускло отражающиеся на потолке.»

«Вот и все, что могу, Тибби. Я правильно поступила? Так будет лучше для всех?»

Дорога к станции пролетела быстро, как во сне. Стив оставил автомобиль на стоянке, и они вошли в билетный зал. Там Энни купила себе билет до Лондона во второй класс, не глядя положила его в сумочку и они пошли на платформу. На ней было много собравшихся в Лондон за покупками.

– Пойдем на другой конец, – предложил ей Стив.

В дальнем конце платформы располагался станционный буфет. Энни взглянула через стеклянную дверь на покрытые красным пластиком скамьи, на столы с железными ножками. Маленькая вывеска на двери гласила «Закрыто». Энни отвернулась и в то же мгновение увидела желтую гусеницу, приближающегося дизельного поезда.

Когда придет время? Это время уже наступило. Стив прикоснулся ладонями к ее лицу, заглянул ей в глаза… В этот момент Энни услышала визг тормозных колодок и грохот приближающегося состава.

– Что ты будешь делать? – прошептала она, зная, что ее собственная жизнь теперь наполнится ясным и четким смыслом, в отличии от жизни Стива, который оставался совсем один. К ее удивлению, он улыбнулся, и эта его улыбка – мягкая, нежная – вновь, как всегда, согрела Энни.

– Я не знаю, – сказал он. – Что я знаю точно, так это то, что теперь все будет иначе, не так, как было раньше. Все стало другим, не так ли?

– Да… – ответила Энни. Тот взрыв все изменил. Насилие и страдания, которые он вызвал, ушли в прошлое, и покой, который пришел им на смену, тоже исчезли, как исчезает любое спокойствие в этом мире. Взрыв остался в прошлом, и они оказались вновь разъединенными, как были до него. И все же для них все изменилось.

«Помни, – хотела сказать Энни. – Я люблю тебя!» Поезд подошел к перрону. Стив взял ее сумку и пошел за Энни, к открытой двери вагона. Пассажиры шли и шли мимо них, толкая и задевая Энни своими сумками, зона не отрывала глаз от лица Стива. Посадка закончилась.

– Как мне жаль, – невпопад сказала Энни. Он взял ее лицо в свои ладони и поцеловал его. Губы Стива были такими теплыми!

– Не надо… – сказал он ей. – Не жалей… – Кондуктор стал рядом с ними и нетерпеливо дергал за ручку двери. Тогда Стив поставил ее сумку в вагон и отошел в сторону, пропуская женщину. Она вошла, и дверь закрылась.

Они оба еще смотрели друг на друга, не двигаясь, не махая руками на прощание… Раздался гудок. Поезд медленно тронулся с места, а они все смотрели, пока это было можно, пока вагоны не побежали быстро, слишком быстро…

И больше Стив ее не видел.

Он стоял, глядя вслед поезду, пока последний вагон не исчез из виду. «Помни – сказал он себе, – помни все это, и сбереги эту память». Потом он повернулся и очень медленно пошел к стоянке, где оставил свой БМВ…


Энни прошлась по вагону, ничего не замечая от слез застилавших глаза. Наконец, она нашла свободное место и села напротив большой семьи с увлечением поедавшей сэндвичи.

Через несколько минут Энни стала невольно прислушиваться к щебетанию детей. Вся эта, их веселая возня, смех были ей очень хорошо знакомы. Она почувствовала, что ее как будто коснулись чьи-то теплые легкие пальцы.

«Домой… Я еду домой!»

Громыхающий поезд, казалось, шел очень медленно, и расстояние, разделявшее ее с детьми, с семьей вроде бы совсем не сокращались… Но вот и лондонский вокзал, привычная городская суета. И, наконец-то, Энни повернула за угол, на свою тихую улицу. Ее руки болели от тяжелой сумки, но она продолжала быстро идти вперед, мимо кирпичных домов, которые, казалось, жмурились в солнечных лучах, от удовольствия. На тротуарах катались на роликах детишки. Здесь все было, как всегда. Энни миновала ворота соседнего сада, продолжая машинально считать номера домов. Их владелец, живший по соседству, старик, приоткрыл ворота пошире и, когда она поравнялась с ним, вынул трубку изо рта и, кивнул на ее дорожную сумку, дипломатично поинтересовавшись:

– Что это ты, отдыхала где-нибудь?

– Вроде того, – улыбнулась Энни.

Она ступила на знакомую тропинку во дворе их дома, садовая калитка издала у нее за спиной характерный щелчок.

Пока Энни вставляла ключ в замок, она заметила, что сад перед домом требует прополки: это была работа, которая всегда доставляла ей удовольствие.

Дома!

Передняя дверь распахнулась, и Энни вошла внутрь. Все вокруг было знакомо до мелочей. Но потом вдруг на нее резко обрушилась тишина. Она поставила сумку у ног и стук показался неестественно громким. Дом был пуст. Энни подбежала к двери в гостиную и распахнула ее. И здесь никого не было, хотя подушки были примяты, и мозаика валялась на столе и, на полу. Энни побежала на кухню и увидела на скатерти и в хлебнице крошки, а в сушке пустые молочные бутылки. Но эти приметы ни о чем ей не говорили.

– Они ушли – в панике подумала она и громко закричала в тишину.

– Марти-и-и-н!

И вдруг через кухонное окно Энни увидела всех троих. Мартин должно быть работал в саду, а малыши играли рядом, но теперь они услышали ее. Они повернулись к дому, и на их лицах отразилась неуверенность и сомнение. Энни дергала ручку двери, забыв в какую сторону она открывается. Наконец дверь распахнулась, и она выбежала в сад к своей семье. До нее донесся крик Томаса:

– Мама вернулась! Посмотрите, мама приехала! – Но Энни смотрела только на Мартина: «Позволь мне попросить тебя только об одном. После того, что было. Позволь мне вернуться…»

Глаза Мартина застыли на лице Энни. Ее глаза были наполнены слезами, но взгляд их был таким выразительным. Он знал, что теперь наконец-то все действительно кончилось, и ласково взяв жену за руки, тихо произнес:

– Энни…

Она прислонилась щекой к ею плечу и спросила: «Можно мне вернуться домой?» Своими ладонями он повернул к себе ее лицо, все залитое слезами:

– Мы же здесь. Мы ждем тебя.

Он поцеловал уголок ее рта и большим пальцем отер следы слез со щек, как обычно, она делал:! Тому или Бенджи. И прямо перед собой она увидела такое знакомое родное лицо мужа, озаренное счастьем. Энни знала, что и это она никогда не забудет.

«Помни об этом» – сказала сама себе в последний раз.

– Спасибо, – произнесла Энни, – я люблю тебя.

Тогда и он ей улыбнулся:

– Я тоже люблю тебя.

Восторженные крики сыновей наконец донеслись до них. И она опустилась к ним. Ручонки Бенджи вцепились в ее платье. Энни обняла одной рукой малыша, а другой крепко прижала к себе Томаса.

– Не уходи больше, – все повторял Томас, – никогда больше не уходи.

Она покрепче обняла детей, чтобы они не могли видеть ее слез.

– Я больше не уйду, – пообещала она, – никогда не уйду, никогда.

Эти слова взвихрились вокруг четырех человек, ограждая их от всех бед нерушимым невидимым кольцом. «Все кончилось…» – подумала Энни. Она прислушалась, напрягая слух, но ничего не услышала. Последнее далекое эхо ужасного грохота, который потряс ее давным-давно, умерло, растворилось в тишине сада.