– Милая, – прошептал он, – любимая моя.

Он держал ее и любовь крепла в нем, и, когда женщина затихла в его объятиях, он опустил свое лицо в ложбинку у нее между ключиц и остался на ней и в ней.

Энни устало открыла глаза. Совсем близко она увидела лицо Стива, золотые искры, мерцающие в его глазах, и улыбнулась ему. Их тела все еще были соединены, скованные усталостью и наслаждением, и их руки по-прежнему не разомкнули кольцо их объятий. В комнате было тихо, и гуд автомобилей на улице казался таким далеким. И они знали оба, что счастливы здесь, сейчас, в этой квартире, и в этот час… Энни опять закрыла глаза.

Они заснули, утомленные ласками, и, когда Энни проснулась, солнце уже почти совсем скрылось, и в комнате стемнело. Она поднялась на локте, стараясь не шуметь, потому что Стив все еще спал. На часах, стоявших возле кровати, она увидела, что уже пять часов, и через полчаса ей надо будет уходить. Она снова легла рядом с ним, прислушиваясь к его ровному дыханию. Что-то в самой комнате: одежда, разбросанная на полу, или мягкий свет предзакатного солнца, или освещение напоминало ей последнюю встречу с Мэттью, когда они лежали в чужой постели в доме на площади.

Воспоминания вернули ее к действительности, и она резко повернулась, стараясь отогнать их. Стив зашевелился и открыл глаза.

– Прости меня. Я не должен был спать… – Она поцеловала его.

– Я тоже заснула. Мне скоро нужно будет идти. – Но Стив потянулся к ней, обняв ее за шею, нежно и властно потянул Энни на себя, и ее твердое решение собираться домой сразу же разлетелось вдребезги.

– Не сейчас… Иди ко мне…

И опять его руки были везде на ее теле, и она откинулась на спину, еще сопротивляясь и все же принимая его требовательные ласки, и вновь желание взяло верх над рассудком, и Энни почувствовала, что хочет, чтобы повторилось то, что она испытала несколькими часами раньше. Движения Стива и Энни были на этот раз медленнее, расчетливее, потому что они уже узнали друг друга, но заключительные аккорды любви потрясли ее глубже и сильнее всего, что она когда-либо испытывала…

Когда все кончилось, Стив перевернулся на спину и лег, глядя на тени на потолке. Он протянул руку, коснулся пальцев, лежащей с ним Энни, и воспоминания снова опустились на них.

– Не забывай это…

Она почувствовала боль во всем теле и мгновенную радость освобождения. Они оба некоторое время лежали не шевелясь, как будто снова оказались сдавлены тяжестью обрушившихся камней.

– Я помню… и не забуду.

Энни повернула голову к нему и увидела, что глаза Стива повлажнели.

– Что с тобой? – испуганно спросила она.

– Сейчас, когда ты тут, Энни… Не уходи! Не уходи! – Она отвела взгляд.

– Я должна идти. Ты ведь знаешь, я обязана вернуться домой к своим детям.

Наступила секундная пауза, потом Стив резко поднялся и сел к ней спиной. Когда он опять повернулся к Энни она увидела в глазах его слезы.

– Я отвезу тебя домой.

– Нет. В этом нет необходимости. – «Конечно, он не должен везти меня домой».

– Я вернусь на метро. У меня есть билет.

Энни отбросила покрывало и села. Потом собрала свою разбросанную по полу одежду и пошла в ванную. Когда она вышла оттуда, Стив, тоже уже одетый, ожидал ее. Он поцеловал Энни в щеки и спросил:

– Ты ведь скоро опять придешь ко мне?

– Как только смогу, – пообещала она.

Они вместе спустились в зеркальном лифте, и Энни подумала что их отражения выглядят печально и отчужденно.

На улице Стив подозвал такси и усадил ее.

– Счастливо добраться.

Она кивнула. Внезапно ей стало очень горько, что приходится разлучаться, но она не сказала ни слова, и дверка машины, захлопнувшись, разъединила их. И только тогда, когда она оглянулась и посмотрела назад, подняв руки в прощальном приветствии и сидела так, пока такси не свернуло за угол. И всю дорогу домой Энни просидела неподвижно, глядя на мерцающие сполохи огней вечернего города.

Мартин сидел в кухне с сыновьями, которые с аппетитом поглощали ужин. Три лица одновременно повернулись к ней, когда тона вошла. Энни показалось, что ее губы хранят следы поцелуев, а волосы у нее растрепаны, хотя она знала, что привела себя в порядок в ванной Стива.

– Где твои покупки? – спросил Мартин. – Помочь внести их?

Энни растерянно посмотрела на мужа и детей; кровь бросилась ей в лицо.

– Я ничего не купила, – сказала она, – совсем ничего…

Наступило долгое молчание, и только Бенджи подперев кулачками лицо, недоуменно переводил взгляд с матери на отца.

– Так, понятно… – с ледяным спокойствием произнес Мартин.

Энни отчетливо видела теперь, что ему действительно все ясно. Он на самом деле давно уже все понял и просто заставляет себя закрывать глаза на происходящее, в то время, как она уверяла себя в том, что муж ничего не видит и не понимает.

Энни отвернулась от них и вбежала наверх в свою спальню. Том бросился ничком в кровать и остался так лежать, похолодев и застыв от стыда, боли и печали. Ей было слышно, как Мартин уложил детей спать, а потом спустился вниз в гостиную. Энни почти час лежала без движения, прислушиваясь к тому, как муж ходит внизу по комнате. Она вслушивалась в привычные домашние звуки, но Мартин наверх так и не поднялся. Наконец, Энни погрузилась в беспокойный сон.


…С удвоенной силой к ней вернулся кошмар давнего взрыва. Стива во сне рядом с ней не было, и, когда Энни проснулась в холодном поту, во рту у нее вновь стоял вкус крови из прокушенных губ. Она пошарила рукой рядом с собой и обнаружила, что на широкой кровати нет никого, кроме нее.

Энни вскочила с постели, надела помятое вельветовое платье, пробежала через темный коридор в соседнюю спальню, бесшумно открыла двери, остановилась на пороге, наощупь нашла выключатель на стене, быстро зажгла свет, взглянула – и тут же выключила. Она долго стояла, не входя в комнату, не ощущая холодного пола под ногами, прислушиваясь к дыханию спящего мужа.

Глава 8

Неделю, потом другую Энни казалось, что ее медленно разрывают пополам.

На следующее утро, после свидания со Стивом, она спустилась вниз и увидела, что Мартин уже сидит за столом и завтракает. Его глаза сразу потемнели от гнева, и на лице появилось болезненное выражение. Раскаяние и жалость к нему разом охватили ее. Энни попыталась было сказать:

– Мартин, послушай, я не знаю… – Но муж не дал ей закончить.

– После поговорим, – холодно произнес он, оставил свой завтрак, взял кейс, пальто и вышел из дома, не глядя на жену. Ей хотелось кричать, биться головой о стол и плакать до тех пор, пока не осталось бы слез, но Томас и Бенджи стояли в дверях и смотрели на нее.

– Ты сердишься? – спросил Бен.

– Нет, милый, – она попыталась улыбнуться. – Просто мне немного грустно сегодня, вот и все.

Их детские ясные глаза смотрели на мать с упреком. Проводив сыновей в школу и в садик, Энни вернулась домой, и начала бесцельно ходить из комнаты в комнату, посматривая на молчащий телефон. Ей очень хотелось, чтобы позвонил Мартин, и она бы смогла с ним объясниться.

Вдруг и в самом деле раздался звонок. Это был Стив. По его голосу было слышно, что он улыбается, и от этого Энни почувствовала, как ее сердце тоже наполняется радостью и любовью.

– Энни, это был самый счастливый день в моей жизни!

– Мне тоже было очень хорошо…

Как всегда Стив услышал больше, чем она сказала. Он спросил ее:

– Что случилось?

Энни резко ответила:

– Должно быть, наше счастье дорого обходится другим. В первую очередь Мартину и моим сыновьям.

– Да что случилось? – настаивал он.

– Ничего… кроме того, что Мартин знает обо всем. Он догадался, у меня бы не хватило смелости признаться ему во всем самой. Видишь ли, я вернулась домой без покупок, которые должны были обеспечить мое алиби, ну и… Возможно, он и раньше, догадывался. Мы с ним слишком давно знаем друг друга.

– Понятно… – голос Стива был очень хорошо слышен. Он помолчал и потом сказал:

– Когда-то Мартин все равно бы узнал, Энни. Просто надо было сделать это в самом начале. – Конечно, Стив был прав. Но он не видел искаженного болью лица Мартина вчера вечером и холодного гнева сегодня утром. Ему легко говорить, пальцы Энни сжали телефонную трубку. Хватит! Не надо думать, что Стив виноват. Никто ни в чем не виноват. Что случилось, то случилось, и нужно смотреть правде в лицо. Она вздохнула и попыталась придать голосу другой более категоричный тон.

– Прости меня, Стив. Ты знаешь, я думаю, что происходящее не принесет ничего, кроме боли всем моим близким. Им еще долго будет очень больно, если мы с тобой продолжим встречаться. Ты можешь это понять, Стив.

Он ответил, не задумываясь, как она и ожидала:

– …Ты же знаешь, что могу.

– Да…

– Энни, если я тебе понадоблюсь, я буду ждать тебя дома.

Это она тоже знала, ей очень хотелось прямо сейчас бросить все и уйти к нему, насовсем, но тысячами нитей она была привязана к тому дому, в котором находилась в эту минуту, и Энни боялась, что, оборвав эти нити, она принесет всем такой вред и горе, какого ни одна бомба не в состоянии принести.

– Дай мне, пожалуйста, несколько дней. За это время я попытаюсь уладить тут все свои дела, хорошо?

– Ну, конечно!

После того, как Стив положил трубку, Энни возобновила свои бесцельные хождения по дому. Она следила за медленно тикающими часами, пока не наступило время идти за Беном. Ей так хотелось сейчас поскорее увидеть малыша, послушать его невинный лепет, его бесхитростные рассказы. Она быстро добралась до садика и всю дорогу назад внимательно слушала обстоятельный отчет сына об утренней деятельности, стараясь сосредоточиться на его веселой болтовне и не думать ни о чем другом. Правда, это ей плохо удавалось.

Когда они пришли домой, Энни приготовила ему ленч и украсила еду на тарелке морковью, нарезанной узорами так, как он любил. Потом она села напротив сына с чашкой кофе, глядя, как он лениво ковыряет еду вилкой, и задумалась.