– О-о-о!

Стив, наконец, оторвался от ее губ, тяжело дыша, снова взглянул в глаза Энни. Она увидела, как в глубине его серых, затуманенных страстью глаз загораются золотистые мерцающие искры. Энни пошатнулась. За плечами у Стива она увидела белое покрывало больничной койки, смявшееся в складки, похожие на длинные указующие персты, протянувшиеся к ней. Энни отвернулась от этих складок и положила голову Стиву на плечо. Потом она сдвинула воротник его махрового халата и почувствовала под своей щекой тепло мужской кожи. В ямке между его ключиц в унисон с ударами сердца пульсировала вена, и Энни закрыв глаза, накрыла своими губами голубую пульсирующую ниточку.

Их поцелуй длился целую вечность. На секунду ей показалось, что ее обнимают не руки Стива, а светлые ветви прекрасного зеленого дерева, а над головой распростерся небесный свод, усыпанный сияющими звездами…

И даже, когда, наконец, Энни и Стив разжали объятия, их пальцы все еще продолжали бережно ласкать лицо и руки.

– Энни…

– Да…

Она открыла глаза – все также Стив сидит на белой кровати, все также уродливая кремового цвета тумбочка на полу. На глаза попалась складная ширма, дверь с подслеповатым оконцем. А за окном грязные, кирпично-красные стены домов с потеками сырости и черными водопроводными трубами. Энни подумала о больнице, санитарках, других пациентах с их назойливым любопытством. Это был как бы мир в миниатюре, и они со Стивом укрылись от него сейчас в этой пустой комнате.

Радость по-прежнему наполняла ее, но боль и тревога, дремавшие где-то в потаенных уголках души, уже вернулись к ней.

Стив смотрел ей в глаза, и она знала, что для него не остались тайной ее чувства, что любимый легко читает ее взволнованные, мечущиеся мысли. Он отбросил назад прядь светлых волос, закрывавших лицо Энни, приподнял ее за подбородок, чтобы заставить взглянуть на него. Энни посмотрела на него грустно и нежно.

Он начал говорить:

– Ты знаешь, Энни, мы начали с конца, с самого конца. Наверное, отсюда наши проблемы. Я никогда не приглашал тебя сходить поужинать в ресторан. Не предлагал тебе выпить в каком-нибудь укромном баре, да и вообще не знаю, что тебе больше нравится белое вино или мартини с водкой. Мы не прошли с тобой через легкий флирт, и это меня, пожалуй, даже радует, но потому что не верю, чтобы ты согласилась пойти по такому пути. В самом начале, когда нас взрывом бросило в такую бездну, что ниже уже некуда, мы стали близки просто потому, что мы такие, какие мы есть. И сейчас ближе тебя у меня нет человека во всем мире. Нам уже не придется проходить весь путь, о котором я только что говорил. Мы не занимались с тобой любовью, но во всем свете у меня нет желаннее женщины, чем ты, Энни и клянусь тебе, за всю свою жизнь я помни ни о ком так не мечтал.

Энни знала, что это правда, чувствовала, как пылают ее щеки и, все же, смотрела в глаза Стива.

– Я… если бы только мы могли… я отдалась бы тебе прямо здесь, сейчас… сию минуту, – слезы выступили на ее глазах, когда она прошептала эти слова.

Стив наклонился вперед, и на секунду его губы вновь скользнули по ее лицу.

– Спасибо… – сказал он, улыбаясь, а в ямочке между ключиц продолжала пульсировать вена.

– Когда-нибудь я тебе напомню эти слова, а пока я только хочу тебе сказать одну вещь, – он замолчал, подыскивая слова. Энни чувствовала, что Стив взволнован так же, как и она. Он вздрогнул и произнес едва слышно, так, что ей пришлось напрячь слух:

– Ты ведь знаешь, что я люблю тебя, Энни, правда? – В тишине, которая затем наступила, она услышала, как у нее эхом отдается в голове «Я люблю тебя, Энни» и счастье вновь захватило ее, стиснув грудь…

Снаружи, из коридора, донесся звук торопливых шагов, где-то, заскрипев, открылась, а потом закрылась дверь, загудел лифт. А здесь в комнате было по-прежнему тихо. Звуки, доносившиеся извне, обостряли чувство отрешенности, которое появилось у них, когда они укрылись в этой квадратной, как коробка, крошечной палате.

А ведь Мартин тоже говорит, что любит ее.

– Да, Стив, я знаю это, – наконец, произнесла Энни и подумала, что слова звучат грубо и тяжело, как камни.

Она попыталась смягчить их.

– Стив, я не… – но он остановил ее.

– Все… – произнес он. – Я просто хотел, чтобы ты все узнала, прежде, чем вернешься домой. Подумай обо всем этом, ладно, Энни?

Очень осторожно, стараясь, чтобы не дрожали губы, Энни ответила:

– Я больше ни о чем другом не смогу думать…

Это было для нее как признание собственного поражения в борьбе с самой собой. Ее лицо задрожало, и она отвернулась, чтобы скрыть слезы.

– Я не хочу… не хочу уезжать отсюда, Стив. Я…

Энни сама не знала, что еще можно сказать, но Стив прервал ее, положив ей на губы свою ладонь.

– Подумай о том, что я сказал, – повторил он. Потом неуклюже подтянулся на край кровати, и Энни догадалась, что он подумал о бандаже, гипсе, костылях.

– Это все ненадолго, – сказала она. – Тебе скоро разрешат ходить без гипса.

– Но ты ведь будешь приходить, чтобы навестить меня, пока я здесь в больнице?

– Как все остальные? – Энни улыбнулась, внезапно представив себе, какие реплики по этому поводу станет отпускать старый Фрэнк, но Стив перехватил ее руки и вновь поднес их к губам.

– Нет, совсем не так. Придешь?

Энни знала, что придет. Надежда на это оставалась теперь для нее единственной возможностью пережить разлуку с ним.

– Да, – просто ответила она. – Я буду приходить к тебе так часто, как только смогу. Обещаю.

– Это не продлится очень долго…

Они посмотрели друг на друга, снова очнувшись от забытья.

– Что ты скажешь Мартину? – спросил Стив, потому что тут он не мог ей ничем помочь.

Энни отвернулась, посмотрела в окно, потом прошла через всю комнату и стала у подоконника. Другие окна на противоположной стене больницы были очень хорошо ей видны. Она видела всю внутреннюю обстановку комнат, края штор, шкафы с медикаментами, а в одном из окон – краешек шапочки на волосах медсестры; сидящей за своим столом.

Наконец, она ответила:

– Мартину я ничего не буду говорить… Да пока и ничего, разве нет? Не хочу причинять ему боль.

Энни сознавала, что, отвечая так, ведет себя не совсем последовательно, но она и сама еще до конца понимала, что произошло сейчас с нею.

– Мне необходимо подумать… – тихо сказала Энни, и Стив кивнул, соглашаясь. А она опять подошла к нему и положила голову на плечо любимого. Из всей мешанины чувств снова самым сильным стало счастье. Они преодолеют все и будут вместе вопреки всему!

Прикоснувшись губами к ее волосам, Стив прошептал:

– Нам пора идти…

Энни тоже хотела остановиться на этом рубеже, которого они достигли вместе. Она только еще на секунду прижалась к нему, а потом выскользнула из крепких объятий, наклонилась, чтобы поднять его ненавистные костыли и осторожно подставила их ему под руку.

Стив с ее помощью доковылял до двери, потом его здоровую ногу внезапно свело судорогой, он, покачнувшись навалился на Энни, так что они чуть вместе не упали. В конце концов им удалось удержать равновесие, а в следующую секунду их совершенно неожиданно разобрал смех.

Энни смеялась, ухватившись за дверную ручку. «Как странно, – мелькнуло у нее в голове, – после всей боли и ужасе мы стоим тут и смеемся». И откуда свалилась на нее это счастье, счастье любви к случайному знакомому?

Но это произошло, и тут ничего теперь нельзя поделать.

– Это не смешно, – притворно возмущался Стив, когда их смех утих. – Я ни на что не гожусь!

Он увидел ее сияющие глаза.

– Это не страшно, лучше подумай, сколько было бы грохота, если бы мы сейчас тут свалились.

Энни увернулась от его рук и подошла к кровати, чтобы поправить покрывало.

– Ну вот, теперь никто ни о чем не догадается.

– Зря ты так уверена. Наверняка, у них тут есть какие-нибудь специальные подслушивающие устройства.

– Нуда, рассказывай…

Энни посмотрела в дверное окошко. Когда она повернулась к Стиву, ее лицо стало серьезным. Она потянулась к нему и поцеловала его в губы. Больше они не разговаривали, потому что в эти долгие секунды в этом уже не было нужды… Первой пошевелилась Энни. Она медленно открыла дверь. Коридор был безлюден, и тогда Энни быстро выскользнула из комнаты и пошла назад к себе в палату. Она шла не оглядываясь, потому что знала – если сейчас не уйдет, то не уйдет от него никогда.


На следующее утро за ней приехал Мартин. Энни собрала сумку и ждала мужа, сидя в кресле рядом с застеленной кроватью, когда Сильвия увидела его через открытую дверь и крикнула через всю палату:

– Ну, дорогая моя, вот и он!

Энни встала, чтобы встретить его, и Мартин поцеловал ее в щеку. Они оба отлично понимали, что все вокруг смотрят на них, и она испытала знакомое чувство близости к своему мужу, но в то же время и страх из-за того, что приходится покидать безопасный маленький мирок больничной палаты.

Мартин поднял ее сумку.

– Ну, ты готова?

– Да, вот только попрощаюсь со всеми. – Сиделки и больные уже ждали ее, столпившись в дверях палаты. Энни увидела, как в дверь выскользнула старшая медсестра. Мартин держался все время рядом, пока Энни прощалась с присутствующими. От их добрых напутствий и поздравлений к горлу подступил комок, и она даже испугалась, что сейчас расплачется.

Они уже совсем собрались уходить, когда дверь палаты снова распахнулась. За ней стояла медсестра, а с ней мужчины из палаты напротив. Во главе этой делегации стоял Фрэнк с букетом алых роз, завернутых в целлофан. Он передал эти цветы и, лучезарно улыбаясь, сказал:

– Возьми это, детка, ты храбрая девочка, и мы желаем тебе всего самого хорошего.

А над ними, выше их всех, она увидела темную голову Стива.

– Я совсем не храбрая, – подумала Энни, и сердце ее горько сжалось от печали, а глаза затуманили слезы.