Энни стояла рядом с клумбой. Мертвые коричневые стебли анемонов сухо шелестели за спиной, в воздухе стоял кисловатый запах морозной земли. Ее руки устали держать жердь в ожидании, когда Мартин наконец вколотит на место длинный гвоздь. Они не разговаривали. Энни мерзла, а Мартин злился из-за собственного неумения сделать такую простую вещь, и любой совет мог бы окончательно вывести его из равновесия. Он поднял молоток, ударил, гвоздь согнулся.

Мартин с проклятьем опять швырнул молоток на землю.

Энни тогда еще вспомнила, как задолго до рождения Тома они купили этот дом в викторианском стиле, в то время почти развалившийся. Денег, чтобы нанять строителей и маляров, у них не было, и пришлось самим без конца что-то прибивать и подкрашивать.

Они ссорились по малейшему поводу: из-за чуть видного пятна краски на полу или из-за черепицы, которая никак не укладывалась ровными рядами, а вздымалась подобно морским волнам.

Внезапно они останавливались, смеялись сами над собой и шли наверх, в свою спальню. Они занимались любовью, а сверху свисали оранжевые и фиолетовые лоскутья обоев, оставшихся от старых владельцев дома. И весь старый дом, казалось, звенел музыкой их молодости и любви…

Когда это было? Девять или десять лет назад…

Тогда в саду Мартин, наверное, тоже вспомнил то время, потому что он вдруг выпрямился и шагнул к Энни.

И словно вспышка яркого света здесь, среди гнетущего мрака, до боли ясно вспомнилось лицо мужа.

Он мало изменился с тех пор, когда они впервые встретились. Только резче обозначились морщины в уголках рта, да взгляд стал задумчивый.

Тогда в саду… Мартин крепко обнял ее, поцеловал, потом предложил:

– Давай сегодня попросим Одри посидеть с детьми, а сами поужинаем «У Коста».

Они с Мартином часто ходили в этот ресторанчик. Пожалуй, Энни не могла бы даже сказать, бывали ли они где-нибудь еще. В тот вечер, как обычно заказав на двоих мясной пудинг и бутылку рецины – красного греческого вина, они засиделись допоздна.

Когда они приехали домой, дети уже спали. Мартин повез няню к ней домой, а Энни едва добралась до кровати и заснула раньше, чем муж вернулся и лег рядом с ней.

Утром ни свет ни заря проснулся Бенджи, и чтобы спокойно поспать еще хотя бы часок, Энни взяла его к себе в постель. Малыш довольно заулыбался, торжествуя, засунул большой палец в рот и заснул между родителями.

Мартин потянулся к ней через спящего сына, нежно погладил ее бедро. Они с сожалением и пониманием взглянули друг на друга. Что же, в конце концов все так и должно быть… Молодость прошла… У них дети… В любом случае они рядом, им хорошо вместе.

От холода, пронизавшего ее, Энни содрогнулась.

Тьма и давящая тишина властно вторглись в ее воспоминания. И как к единственной надежде, потянулась она к тому, кто здесь, сейчас ждал ее слов.

– Мы всегда ходили в ресторанчик «У Коста», – сказала она. – Не знаю почему, но Мартину там все нравилось.

– Это мне понятно, – произнес Стив.

– Да? – как будто со стороны Энни услышала свой голос: – Ты женат?

Стив знал, как это бывает. Он несколько раз наблюдал работу спасательных бригад в подобных ситуациях и у него были все основания для уверенности, что их обязательно спасут. Но теперь ему надо было убедить в этом еще и эту молоденькую женщину. Ее рука была такой безжизненно холодной, так отчаянно дрожали кончики ее пальцев. Он должен был заставить Энни, чего бы это ни стоило, поверить в успех спасательных работ. Необходимо было вселить в нее надежду, а главное – вырвать из плена безысходности, отвлечь от боли и мрачной тишины западни, в которой они оказались.

– Я был женат. Правда, не очень долго.

– Почему?

Он понял, что женщина рядом с ним тоже хотела слушать его. В звуках чужого голоса, в рассказах о чужой жизни они старались найти и находили поддержку. Что еще пока они могли сделать друг для друга!

Стив почувствовал, как в горле першит от известковой пыли, а сердце сжимает давняя боль.

Действительно – почему?

В тот вечер Кэсс долго его ждала. С тех пор, как ее стали приглашать на съемки все реже и реже, она иногда целые дни проводила дома, бесцельно слоняясь по комнатам. Когда он пришел, было уже очень поздно, но он часто так приходил. Самым смешным было то, что в тот вечер он действительно был очень занят на работе.

– Ну, как провел время? – не глядя на него, спросила Кэсс. Рядом с ней на низеньком стеклянном столике стояла почти пустая бутылка. Она опять пила! Где бы Кэсс ни жила, ее всегда окружало множество всякой всячины: иллюстрированные журналы в блестящих глянцевых обложках, флакончики яркого лака для ногтей, зажигалки, какие-то смешные безделушки-талисманы, магнитофон «Сони», коробки от кассет, разбросанные по всему полу.

Стив бросил куртку на спинку стула, пошел на кухню, чтобы приготовить себе кофе.

– Ну как, хорошо отдохнул? – снова спросила Кэсс.

Он тщательно размолол кофе, с наслаждением вслушиваясь в звук кофемолки, поставил кофейник на плитку, потом подошел к двери и внимательно посмотрел на жену.

Она была манекенщицей. Не очень молодая для этого занятия, но все еще имеющая успех, хотя пик славы и остался позади. Ее полное имя было Дженнифер Кэсседи, но в агентстве, когда заключали договор с ней, посчитали это имя не совсем подходящим и сократили его до Кэсс.

Под этим именем она значилась в личной карте, оно же стояло и на ее визитках: «КЭСС».

«Волосы каштановые. Глаза зеленые. Рост 5 футов 10 дюймов. 35-24-34». И тому подобная информация. Размер обуви и перчаток. Особые приметы и особенности характера, готовность сниматься в рекламе нижнего белья.

Как и большинство ее подруг-манекенщиц, Кэсс редко пользовалась косметикой в свободное от работы время. У нее было бледное, сужающееся книзу лицо, широко расставленные ярко-зеленые глаза, маленький подбородок, бледный рот сердечком, коротко остриженные, как у мальчика, волосы. Своими грациозными движениями, то стремительно-быстрыми, то лениво-томными, хитроватым прищуром глаз, всеми своими повадками она часто напоминала Стиву персидскую кошечку.

Вот и сейчас в ее вольно раскинувшемся на диване теле, в мягких интонациях голоса было что-то обольстительное и коварное одновременно.

– Как отдохнул, спрашиваешь? – Стив говорил подчеркнуто спокойно. – Переснимали один эпизод для рекламного ролика корма для кошек. За весь день так и не присел ни на минутку.

Кэсс ответила, старательно выговаривая слова, придерживаясь однажды взятого тона:

– Ах, бедняжка! Ну уж, конечно, выкроил пару минут, чтобы прилечь на Викки… Или вы в это время стояли?

Стив ничего не сказал ей в ответ. Они оба отлично понимали, что любой дальнейший разговор просто бессмысленен. Он устало прошел на кухню, порывшись в ящике комода нашел ситечко, налил горячий кофе в большую чашку и усевшись напротив серого буфета, бездумно уставился в газету.

Когда он, выпив кофе, вернулся в гостиную, Кэсс уже не было. Стив выключил свет, открыл дверь в спальню и там увидел жену.

Она сняла свой легкий свитер и домашние брюки и слегка подкрасилась. Стив привык к внезапным изменением ее внешнего вида, но в этот раз он остановился как вкопанный, с изумлением глядя на нее. Чуть подведенные глаза и розовая губная помада оттеняли матовую бледность ее лица. Французские кружевные трусики с разрезами по бокам, черный, низко вырезанный лифчик на шнуровке и черные же чулки соблазнительно выделяли округлости упругого тела. Кэсс стояла, нарочито изогнувшись, положив руку на бедро, словно позируя фотографу.

Их глаза встретились, и Стив заметил в ее взгляде какую-то необъяснимую обиду.

– У тебя вечер напрасно пропал, милый? Сожалею. А может, теперь и я на что-нибудь сгожусь?

– Кэсс, ради бога!…


Улица, наконец, была очищена от любопытных.

После первых отчаянных попыток добраться до раненых и пострадавших, полиция установила порядок. Вокруг развалин универмага натянули оранжевые ленты, расставили щиты заграждения и внутри этого круга начала свои работы спасательные команды. Яркие светящиеся куртки полицейских выделялись на фоне серого неба; среди руин тут и там мелькали желтые каски пожарных и спасателей, устанавливающих свои блок-тали, подъемные приспособления и какие-то странные громадные камеры.

Все рабочие двигались быстро, но без суеты. За оранжевой линией оцепления выстроились автомобили спасателей. Серо-алые высокие борта пожарных машин образовали сплошную стену, за которой ждали машины скорой помощи и большой белый фургон реанимационного автомобиля. Несколько карет скорой помощи отъезжали от места взрыва, увозя последних пострадавших с тротуара перед супермаркетом; для них метрах в сорока раздвинули белые ленты внешнего оцепления и машины на полной скорости, громко сигналя, помчались по улице.

Пополнившаяся толпа зевак отхлынула от полощущихся на ветру белых лент. Один из констеблей с мегафоном в руках продолжал отгонять тех, кто пытался подойти поближе. Среди беспорядочно стоявших между внутренней и внешней линиями оцепления полицейских автомобилей едва заметен был бледно-голубой фургон управления Скотланд-Ярда. В эту минуту в нем находился дежурный инспектор из местного полицейского участка, который отчитывался о ходе спасательных работ перед только что прибывшем начальством.

Рядом со штабным фургоном пристроился такой же незаметный автомобиль, доставивший к месту взрыва саперов. В нескольких метрах от них, в специально отведенном месте, уже собрались беспокойные группы репортеров. Прибыли телевизионщики. Один из корреспондентов с диктофоном в руках отправился на поиски очевидцев события, но сразу же вернулся назад, как только в дверце штабного фургона показались главный комиссар полиции и офицер по связям с прессой.

– Пока нет никаких версий, – сказал офицер. – Магазин был открыт всего несколько минут, так что покупателей в нем оказалось немного. Мы располагаем списками сотрудников универмага и сейчас проверяем, кто из них остался в живых.