Внезапно позади них раздается негромкий кашель.

– Можно я сама выскажусь от своего имени, Джорджия, – говорит Ирэн.

– Ох. – Джорджия застигнута врасплох.

– Вообще-то, судя по тому, что рассказала Лу, она все тщательно продумала.

– Да, – говорит потрясенная Лу. – И поверьте, это было непросто. – Она делает глубокий вдох. – По словам врачей, у меня осталось не так много времени, чтобы забеременеть.

– Правда? – спрашивает сестра.

Неужели она думает, что я преувеличиваю?

– После удаления кисты мне сказали, что пора что-то решать, я много думала, говорила с другими, собирала данные и решила в итоге, что хочу родить ребенка. На самом деле я считаю, что смогу быть хорошей матерью.

– Это ты сейчас так считаешь, – ехидно замечает Джорджия.

– Джорджия! Хватит! – Лу с трудом верит, что мать одергивает сестру. – Прекратите обе. Сегодня как-никак Рождество.

Ах да, конечно, Ирэн не хочет портить праздник. А они тут, понимаешь ли, хамят друг другу.

Мать снимает передник, вешает на дверь и выглядывает в окно, чтобы удостовериться, что дети все еще играют в саду, а потом вместо того, чтобы приняться за уборку, поворачивается к обеим дочерям. На щеках ее горят два розовых пятна.

– Ты, наверное, удивишься, но я правда считаю, что из тебя получится хорошая мать. – Ирэн поднимает брови и многозначительно смотрит на Джорджию. – Знаешь, Джорджия, когда твоя сестра сказала мне в прошлом году, что она лесбиянка, мне показалось, что земля уходит из-под ног. Я не обсуждала ни с тобой, ни с кем бы то ни было этот вопрос, поскольку считала, что моя реакция была старомодной и… эгоистичной. – Ирэн замолкает, берет салфетку и начинает крутить ее в руках. – Но раз вы обвиняете друг друга в эгоизме, то могу признаться – мне было трудно. Я чувствовала себя униженной, смущенной после твоего признания, Лу, мне о многом надо было подумать. То есть, разумеется, я знала о твоей ориентации, ну или подозревала, но не была на сто процентов уверена… Я пыталась с кем-то обсудить случившееся, рассказала некоторым своим друзьям из местных. А в ответ слышала: «лишь бы Лу была счастлива», «лучше так, чем жить во лжи», «она все равно твоя дочь», ну и все такое прочее. – Она вздыхает. – Поэтому я предпочла хранить свои чувства в себе.

Лу злится, но сдерживается. В словах Ирэн чувствуется невиданная доселе честность.

– Прости меня, Лу. – Ирэн оставляет салфетку в покое и смотрит на дочь. – Я многое из этого утаила, поскольку боялась тебя обидеть или расстроить. Я чувствовала себя такой виноватой, но у меня было ощущение, будто я перенесла тяжелую утрату. Ну конечно, это не такой серьезный удар, как когда я потеряла вашего отца, но все равно удар. Мне все давалось тяжело: заниматься домашними делами, видеться с кем-то, находиться рядом с тобой, Джорджия, поскольку твоя семья казалась на контрасте такой нормальной. Иногда я плакала в подушку, а потом засыпала в слезах. – Она судорожно сглатывает и продолжает: – Много месяцев в моей голове жила одна тревога. Но постепенно я оправилась, привыкла к этой мысли, ты познакомила меня с Софией, что было даже приятно… – Ого, думает Лу, а я и понятия не имела. – А потом отчего-то меня опять накрыло… когда вы расстались с Софией, то я только и думала, что ты закончишь свои дни в одиночестве, тебе не с кем будет разделить свою жизнь…

Примерно как и ты, думает Лу.

– Ох, мамочка, – говорит она и чувствует, как к глазам подступают слезы.

– Но потом я сама с собой поговорила, объяснила, что жизнь коротка и надо покончить с самоедством, обвинениями и тревогами. Лу права. Она может о себе позаботиться. Она взрослая женщина, у нее хорошая работа, а с кем она проводит время – это не самое важное…

Ура, думает Лу. Она чертовски права.

– Спасибо, – бормочет она.

– А теперь ты внезапно обрушиваешь на нас эту новость. Признаюсь, я шокирована. – Ирэн качает головой. – Я, конечно, допускала мысль, что у тебя может появиться каким-то образом ребенок, у тебя и Софии. Да-да, Джорджия… – Лу видит, что ее сестра поражена не меньше, чем она сама. – Я не настолько наивна. Но потом вы расстались, и я решила, что ребенка у тебя уже не будет.

Лу не успевает за мыслью матери.

– И знаете что? – Ирэн откладывает салфетку.

– Что? – спрашивает Джорджия.

Ирэн слегка хмурит брови, словно бы проверяет, все ли и правда так. Потом она кивает и еле заметно улыбается.

– Мне нравится, что у меня будет еще один внук… – Она хмурится сильнее, подтверждая свою правоту. – И я… – дальше снова следует улыбка, – на самом деле очень рада…

44

Рич и Кэт сидят рядом, пытаясь подвести итог произошедшему, и тут медсестра входит и подзывает Рича.

– Можно вас на пару слов?

– Конечно, – кивает Рич. – Вернусь через секунду, – говорит он и похлопывает жену по колену.

– Думаю, ваша жена сейчас не в лучшем состоянии, чтобы воспринять мои слова, поэтому я решила переговорить с вами, можно?

Рич в ответ что-то мычит. Он понятия не имеет, в каком состоянии он сам, но это не важно. Главное – это Кэт.

Медсестра проверяет, чтобы Кэт их не слышала, и отходит еще чуть дальше. Рич следует за ней. Он замечает бейджик Эрдельского госпиталя, приколотый на серо-голубой пиджак. «Сестра Морин Эрлих». Ну и фамилия, как она вообще произносится, размышляет он, а потом понимает, что все это не важно.

– Скажите, нет шансов сохранить ребенка? – с надеждой спрашивает он.

– Боюсь, что нет. – Медсестра с шумом выдыхает. – Доктора говорят, что она потеряла слишком много крови. У нее выкидыш. Я понимаю, это тяжело. – Она замолкает, давая ему время прийти в себя. Рич кивает, и сестра продолжает: – Вы должны удостовериться, что у нее есть в запасе гигиенические прокладки повышенной впитываемости. Тампонами пользоваться нельзя, может развиться инфекция.

Ради всего святого, где мне раздобыть эти гигиенические прокладки в Рождество, думает Рич. Он смутно представляет, что это вообще такое.

Похоже, сестра Морин понимает, в чем проблема.

– Попробую раздобыть вам на первое время, хотите?

– Да, пожалуйста.

– Но сначала давайте все с вами обговорим. Сейчас в клинике несколько дней будет работать только основной персонал, а мне бы не хотелось, чтобы вы снова приехали.

– Я понимаю. – В любом случае они очень далеко от дома, это даже не их госпиталь.

– К сожалению, в случае с выкидышем ничего уже предпринять нельзя.

– То есть нельзя ее просто уложить в кровать? Это не поможет?

– Нет. Простите. Слишком поздно для этого.

– Понятно, – говорит Рич, хотя ему не понятно, вообще ничего не понятно. Пока что.

– Предлагаю вам отвезти вашу жену домой.

– Нам нужно показаться в госпитале в Лидсе?

– Ну надо сообщить вашему врачу, что происходит, когда они откроются после праздников, скажем, через пару дней.

– Но кровотечение вроде как, по словам жены, стало поменьше. Было куда хуже, пока мы к вам ехали.

– Боюсь, это иллюзия. На самом деле кровь скапливается в верхней части влагалища, а потом вытекает, когда ваша супруга двигается или идет в туалет. Кровотечение стало чуть меньше потому, что она немного посидела.

– Понятно. – Последние надежды разбиты.

– Если ваша жена хочет улечься в постель, это отлично. Просто помогите ей устроиться как можно удобнее.

– Ей, похоже, очень больно.

– Могу себе представить. – Сестра Морин морщится. – Любыми способами заставьте ее принять парацетамол или ибупрофен, а лучше оба препарата, но следуйте инструкции. Еще можете дать ей грелку, чтобы уменьшить спазмы.

– А не нужно оставлять ее у вас?

– Нет.

Рич не уверен: медсестра говорит так потому, что у них нет свободных мест, или потому, что ситуация не острая и им в общем-то плевать. Он не может понять. Вообще ничего не может понять.

– Нужно волноваться только в том случае, если кровотечение станет таким сильным, что будет расходоваться больше одной прокладки в час, или если появится много сгустков, иначе она потеряет очень много крови.

Рич трет лоб, словно это поможет запустить мозг и вспомнить, какие еще вопросы остались.

– А сколько продлится кровотечение?

– От недели до десяти дней. Обычно полностью прекращается через две недели, бывает и больше, но ваш врач наверняка захочет осмотреть вашу супругу, чтобы удостовериться, что в полости матки ничего не осталось.

– Хорошо, – говорит Рич. Хотя по ощущениям все ужасно плохо.

Сестра сочувственно сжимает его руку.

– Просто будьте рядом. А теперь подождите немного, я принесу вам прокладки.

Через несколько минут она возвращается.

– Вот. – Она дает ему бумажный пакет, собираясь вернуться к своим обязанностям, но останавливается и говорит: – Мне очень жаль, что с вами это случилось, особенно в такой день. Это очень сложно.

Да уж, думает Рич. Хорошо хоть, она не поздравила нас с Рождеством.

45

Кэт осознает весь масштаб трагедии только через несколько дней. Сначала она держится вполне нормально, она даже удивлена своим запасом прочности, горда, что справляется. Остаток праздников ничем не примечателен. К счастью, они с Ричем ничего особенного не планировали. Кэт очень слаба, у нее кружится голова, а еще она не может собраться с духом и сообщить маме о случившемся. Родные, похоже, считают, что у нее грипп, как у Саки, и на следующий день после Рождества мама звонит проверить, как себя чувствует Кэт. Ричу удается соврать, что Кэт лежит с гриппом, чтобы не травмировать их сразу.

Но вот наступает двадцать восьмое декабря. Кэт нужно выходить на работу в галерею. Она просыпается задолго до будильника и понимает, что облегчение было ложным. Еще не успев встать с постели, она осознает, что что-то не так. Такое впечатление, что ее стукнули по голове, и не единожды, вышибли мозги, оставив разум парить в пространстве, так остро она ощущает оторванность от собственного тела. Она даже сосредоточиться не может. Цифры на будильнике кажутся слишком яркими, ослепляют ее, словно дальний свет фар. Ей становится страшно, ведь она уже испытывала нечто подобное. Она откидывает одеяло, подходит к окну, а когда отдергивает занавески, то зимнее утро кажется таким ярким, что приходится закрыть глаза, хотя небо затянуто облаками. Еще один нехороший знак – мир кажется слишком огромным для нее, слишком требовательным и напряженным.