Можно сколько угодно бежать, но убежать от себя не удастся, признает она.

Через некоторое время она чувствует себя менее взбудораженной. Когда Лу снова трусцой бежит в сторону дороги, то у нее появляется идея. А почему бы, собственно, и нет? Она вернется по этой дороге, через городское кладбище.

На входе она замедляется вплоть до прогулочного шага в знак уважения к тем, кто покоится здесь. Лу на минуту задумывается, не будет ли кто-то возражать, что она в спортивном костюме, но, скорее всего, в это время других посетителей на кладбище не окажется.

Она не была здесь довольно давно, но быстро находит нужное место и преклоняет колени. Земля здесь влажная от инея.

Как странно думать, что он там, под землей. Прошло столько лет, а Лу все еще по нему скучает. Ей бы хотелось поговорить с ним, ведь после его смерти столько всего случилось. Она окончила курсы, перебралась в Брайтон, призналась матери в своей ориентации… А теперь вот опухоль. Что бы он ей сказал по этому поводу?

Отчасти именно из-за него Лу так задергалась. Просто вспомнила, как он болел: постепенное и длительное ухудшение самочувствия, боль и страх, потеря чувства собственного достоинства. Он стал таким худеньким и хрупким, словно призрак. Лу приводит в ужас перспектива пройти через что-то, хоть отдаленно напоминающее злоключения отца.

Лу выдергивает сорняки, борясь с воспоминаниями. Хотя большинство растений увяли от холода, могильный холм все равно нужно прополоть, рассеянно думает она. Тут давно никто не наводил порядок. Удивительно, что мама запустила могилу, ведь ее сад рядом с мини-отелем выглядит безупречно: в каждый горшок высажены зимние сорта анютиных глазок, вдоль дорожки растут подснежники, которые только-только начинают пробиваться. Может, мама редко сюда приходит, потому что просто не может смотреть на могилу. Лу эта мысль кажется странной, но такова ее мама.

Она выдергивает сорняки уже более осознанно, выковыривает их ногтями из мерзлой земли, двигаясь с передней части холма назад. Вскоре она собирает небольшую кучку жухлых листьев, затем разравнивает землю руками и откидывается, чтобы оценить плоды своего труда. Надо бы еще пройтись по сорнякам вилами, но начало положено.

2

– Это, наверное, мамочка, – говорит Лу. – Хочешь впустить ее?

Она вместе с Молли идет к домофону. Маленькие пальчики тянутся к кнопке.

– Давай посмотрим, как она идет, – предлагает Лу. Они вместе выходят на площадку. Она поднимает Молли, чтобы та выглянула поверх перил.

Они с Софией живут в квартирке-студии на верхнем этаже трехэтажного здания, и они с Молли слышат шаги Карен еще до того, как ее увидят. Наконец она появляется: каштановые волосы и мокрая от дождя куртка.

– Мамочка!

Карен поднимает голову на лестнице, ее щеки раскраснелись после улицы.

– Привет, Молстер! – улыбается она, когда поднимается к ним, и наклоняется, чтобы поцеловать дочку.

– Ой, ты мокрая, – говорит Молли. – И не называй меня так!

– Прости! – Карен бросает взгляд на Лу. – Все в порядке?

Лу кивает.

– Мы отлично провели время, да?

– А еще нарисовали забавную картинку! – говорит Молли.

– Понятно. А что в ней забавного? – интересуется Карен.

– Это план огорода, – объясняет Лу. – Молли хотела посадить семена, увидела те, что я заказала по каталогу, но я сказала, что время не подходящее, и вместо этого мы разработали план.

– Пойдем посмотришь! – говорит Молли.

Они втроем направляются на кухню.

– Очень здорово, что ты смогла с ней посидеть, – произносит Карен, разглядывая рисунок.

– Без проблем, – отмахивается Лу. Она смотрит на сочетание ее взрослого почерка рядом с восторженными каракулями Молли и улыбается. – Мне понравилось.

– Ну ты знаешь, что Молли твой главный фанат.

Лу приятно это слышать. Чувство взаимно.

– Есть время на чашку чая?

Карен откидывает мокрые завитки волос с лица.

– Думаю, да, но только быстро.

– Давай я помогу. – Лу забирает куртку Карен и вешает на батарею, чтобы просушить.

Карен стоит и смотрит в окно. Улица, состоящая из домов в викторианском стиле, жмущихся стенка к стенке, кажется уставшей и обшарпанной, окрестности напоминают сборную солянку из грязных пастельных фасадов, плохо сочетающихся друг с другом. А дальше темнеет тоскливое море. Даже пирсу, кажется, с трудом удается остаться ярким и веселым пятном с лампочками, горящими в пелене измороси рядом с пустой ярмарочной площадью.

– Как ты? – спрашивает Лу, обратив внимание на задумчивое выражение лица Карен.

Та вздыхает:

– Наверное, нормально.

Молли вьется вокруг ног матери, словно котенок. Карен смотрит на дочку и треплет ее по волосам, а потом поднимает взгляд и слабо улыбается Лу.

– Бывало и похуже.

Лу кивает, понимая печали Карен. Она колеблется, не зная, стоит ли озвучивать свои соображения, но потом решает, что лучше все-таки сделать это:

– Наверное, это тяжело, накануне… ну ты знаешь сама.

Карен сглатывает комок в горле. Лу видит, что она пытается сдержать слезы, которые наверняка уже готовы пролиться. О господи, думает Лу, наверное, не стоило заводить этот разговор в присутствии Молли. Но большинство людей и так избегают упоминать о том, через что пришлось пройти Карен, и Лу не хочет оказаться в их числе.

Карен старается изо всех сил, чтобы голос не дрогнул.

– Это наше первое Рождество без него.

– Прости, – говорит Лу. – Мне стоило подумать, прежде чем говорить.

– Ничего.

Но Лу чувствует себя ужасно. Она слишком зациклилась на себе. Сначала наслаждалась Озерами вместе с Софией, потом озаботилась этой жалкой опухолью. А ведь она как никто другой должна бы помнить, что чувствовала подруга. Лу была рядом с Карен, когда в прошлом феврале внезапно умер ее муж.

Чайник закипел. Через пару секунд Лу уже протягивала Карен дымящуюся чашку. Как ни странно, Карен принимает ее с благодарностью.

– Молли, милая, – мягко говорит Лу. Молли перестала крутиться у ног Карен и теперь смотрит на мать. – Хочешь немножко посмотреть «Принцессу Аврору», пока мы с мамой поболтаем?

Карен принесла диск, когда попросила посидеть с девочкой. Это любимый мультик Молли.

– Я уже смотрела, – возражает Молли.

– Все нормально, – произносит Карен. – Не волнуйся. Я справлюсь.

Она подходит к дивану и поправляет подушки так, чтобы можно было сесть. Молли забирается матери на колени, эдакий розово-пастельный комочек на фоне оливково-коричневых тонов матери.

Карен продолжает гладить волосы дочери, причесывая их пальцами в направлении от лба. Молли морщит носик и надувает губы. Карен, погрузившаяся в свои мысли, не замечает этого. Такое чувство, что движение успокаивает скорее ее саму, чем Молли. Лу все равно включает телевизор и находит детскую передачу. Вскоре Молли начинает увлеченно наблюдать за проделками пучеглазого анимированного кролика, поэтому, когда Карен прижимает девочку к себе и целует несколько раз подряд в затылок, та даже не обращает внимания.

– Печенье? – Лу тянется к жестяной коробке.

– Почему бы и нет. – Карен берет диетическое печенье и отламывает кусочек Молли. – На самом деле мы хотим собраться семьей в канун Рождества, вспомнить Саймона, ну ты понимаешь. Мне кажется, это пойдет на пользу детям. Да и мне, и взрослым. – К ней снова вернулось самообладание, и Лу становится легче. – Я бы хотела, чтобы ты тоже пришла, если ты хочешь.

Хотя за последние десять месяцев они с Карен и подружились, Лу колеблется.

– Если будет только семья, я не уверена… не хочется вторгаться.

– Нет, будут не только родственники. Можешь взять с собой Софию. Анна тоже придет. Никаких церемоний и формальностей. Просто вечеринка. Предполагается шампанское и торт…

– Хорошо, – широко улыбается Лу. – Спасибо. Было бы здорово.

После ухода Карен Лу смотрит на часы. Скоро уже пора будет идти к врачу, к которому ее наконец обещали записать на прием.

Лу надеялась поделиться с Карен и рассказать об опухоли, но в сложившихся обстоятельствах это было неуместно. Приятно было возиться с Молли, отложив заботы на потом. Лу наклоняется, чтобы поднять подушки, из которых они с Молли строили поезд на полу.

Бедная Карен, неудивительно, что она постоянно готова расплакаться, думает Лу, поправляя диванные подушки. Могу себе только представить, каково это – внезапно потерять любимого человека. Саймон однажды утром умер от сердечного приступа в поезде. Карен была рядом, а Лу оказалась свидетелем произошедшего. Ее преследовали воспоминания о случившемся в том поезде на семь сорок четыре, следовавшем до Виктории[4]. Лу в полудреме краем глаза наблюдает за соседями. Вот через проход Саймон гладит Карен по руке, а потом – бац! – его уже нет, и никто не может вернуть его в жизни. Если чему-то Лу и научилась, так тому, что никогда не знаешь, что случится в следующий момент…

* * *

Толчок, размах, толчок, размах, толчок, размах. Кэт все увереннее стоит на лыжах и катится быстрее. Впереди инструктор, Кэт едет по его лыжне, первый раз по «синей»[5] трассе. Ей немного страшно, ее пугает крутой уклон. С канатной дороги Кэт видела, как профессиональные лыжники сталкивались на этой трассе друг с другом. Они приехали в самом начале сезона и, хотя выбрали высокогорный курорт, снега было мало, и местами вместо снега лежал лед. Но у Кэт не было времени нервничать, поскольку она сосредоточена и ее взгляд прикован к Клоду, за которым она повторяет по мере сил те же витиеватые изгибы.

Вперед, повернуться, согнуть колени, размах… вперед… Кэт с видом победительницы останавливается рядом с инструктором, подняв фонтан снежной крупы.

Он поднимает горнолыжные очки и широко улыбается.

– Молодец, Кэйти!

Ее зовут не Кэйти, а Кэт, но она пропускает это мимо ушей, поскольку инструктор молод и хорош собой, а с французским акцентом такой вариант звучит очаровательно. Она улыбается в ответ.