— Нет, ваша светлость.

— Будет быстрее, если я отвезу твою хозяйку домой в моей коляске. Встретишься с нами в Ралстон-Хаусе. — Он сжал локоть Джулианы и развернул ее в сторону ближайшего пригорка.

— Вы п-полагаете, что она последует вашему приказу? — спросила Джулиана, и по ее тону можно было предположить, что сама эта мысль смехотворна.

Герцог не ответил и вопросительно взглянул на служанку.

— Слушаюсь, ваша светлость. — Горничная присела в книксене и заспешила к выходу из парка.

Саймон посмотрел на насупившуюся Джулиану. Ее раздражение отчасти вернуло ему благоразумие. И он снова разозлился. Совсем недавно она своим безрассудным поведением подвергала риску репутацию. А сейчас рисковала жизнью. Но он этого не потерпит!

Они прошли несколько ярдов молча. Потом он заговорил:

— Вы же могли умереть.

— Умереть? Да нет же. — Она попыталась усмехнуться, но не получилось. — Двенадцать жизней, помните?

В ее словах был вызов, и Саймон промолчал, чтобы еще больше не разозлиться.

Когда же они дошли до его экипажа, он подхватил ее, дрожащую, на руки и усадил на сиденье.

— Я вам тут все испорчу, — пробормотала она.

Герцог взял в руки поводья и проворчал:

— Удивительно, что вас так заботит моя обивка, хотя вы, похоже, не волнуетесь из-за более важных вещей.

Ее темные брови приподнялись.

— Каких, например?

— Таких, как вы сами.

Она шмыгнула носом, а он чертыхнулся и добавил:

— А теперь вы еще и заболеете, если не согреетесь как можно скорее, глупая вы женщина.

Саймон вытащил из-за сиденья дорожный плед и протянул его девушке.

Джулиана взяла плед и закуталась в него.

— Спасибо, — сказала она и отвела взгляд.

Саймон щелкнул поводьями, и коляска покатила по дорожке. Когда же они выехали из Гайд-парка, Джулиана проговорила:

— Вам незачем разговаривать со мной так, словно я слабоумная.

— Вы считаете, что я несправедлив к вам?

Она отвернулась и пробурчала итальянское ругательство. Помолчав, сказала:

— Я не собиралась тонуть.

— Собирались или нет, но если бы я не пришел, то вы бы утонули.

— Но вы же пришли, не гак ли?

При этих ее словах Саймон вспомнил, как она, откашлявшись и дрожа от холода, прошептала те же слова: «Вы пришли».

Но он не собирался приходить. Он выбросил ее безрассудную записку — послание, составленное так умно, что любой бы подумал, будто оно написано маркизом Ралстоном, — в мусорную корзину в своем кабинете.

Читая всю остальную корреспонденцию, он делал вид, что записки вовсе не было. И продолжал в том же духе, обсуждая ряд важных вопросов со своим управляющим.

А потом он вскрыл посылку, пришедшую от матери через час после того, как она уехала от него, — посылку, в которой был сапфир Лейтонов — обручальное кольцо, которое носили несколько поколений герцогинь Лейтон.

Он выложил кольцо на стол и долго смотрел на него, а скомканный листок бумаги в мусорной корзине, казалось, дразнил его, насмехался над, ним. И куда бы он ни посмотрел — везде видел записку Джулианы…

В конце концов, не выдержав, герцог велел подать коляску и погнал слишком уж быстро для человека, вознамерившегося избегать встреч «с этой девчонкой».

И он чуть не опоздал.

Тут Саймон наконец проговорил:

— Чистейшее везение, что я пришел. Я не собирался… А посылать мне такую записку ужасно глупо. — Помолчав, он в раздражении проговорил: — Какого дьявола вам понадобилось нырять в ледяную воду?

— Я не ныряла. Просто упала. Это была ошибка. Хотя, полагаю, вы-то никогда не совершаете ошибок.

— Угрожающих жизни — обычно нет.

— Что ж, не всем же быть такими идеальными, как вы.

— Вы не ответили на мой вопрос, мисс Фиори.

— А вы задали мне вопрос? Я не заметила…

Саймон невольно вздохнул.

— Озеро. Почему вы вообще там оказались?

— Я же вам говорила. Хотела достать шляпу. Ветер сорвал ее у меня с головы, и она упала в озеро. А мне нравится эта шляпа. Не хотелось терять ее.

— Ваш брат купил бы вам новую. Да я сам купил бы вам дюжину, только бы не… — Он замолчал и мысленно добавил: «Только бы не видеть, как ты чуть не утонула».

— А мне хотелось эту! И я ужасно сожалею, что вам пришлось спасать меня… и что придется менять эту обивку… и вообще сожалею, что доставила вам столько хлопот и неприятностей.

— Я вовсе не говорил…

— Не говорили, потому что слишком вежливы. Но вы ведь собирались сказать именно это, не так ли? Что купили бы мне дюжину шляпок, лишь бы вам не пришлось вытаскивать меня из воды?

Саймону ужасно захотелось остановить коляску и как следует отшлепать девчонку за то, что дразнит его… и пугает его.

Но ничего подобного он, разумеется, не сделал. И вскоре остановился перед Ралстон-Хаусом со всей подобающей благопристойностью.

— Вот мы и прибыли, — проговорила Джулиана. — Так что можете передать другому вашу утомительную роль спасителя.

Прикусив язык, герцог бросил поводья и спустился с коляски; он не собирался втягиваться в очередной водоворот эмоций — а эта женщина именно к тому его и побуждала всякий раз, когда оказывалась рядом.

Когда он дошел до ее стороны коляски, она уже спустилась сама и направилась к двери. Ужасно упрямая!

Саймон скрипнул зубами, когда она обернулась на верхней ступеньке, глядя на него сверху вниз с самоуверенностью королевы, несмотря на мокрую одежду и растрепанные волосы.

— Я очень сожалею, что доставила вам такое неудобство в такой, как я полагаю, идеально спланированный день. Я приложу все силы, чтобы в будущем такого не повторилось.

Она считает, что это было неудобство?

Сегодня он испытал много всяких чувств, но неудобство не из их числа. Этим словом никак не описать того, что он сейчас чувствовал. Раздражение, страх, душевное смятение — да. Но неудобства не было и в помине.

И вообще, все это вызывало у него желание ударить по чему-нибудь изо всей силы.

И он предполагал, что беседа, которую ему сейчас предстояло вести с ее братом, едва ли ослабит это желание. Но разрази его гром, если он позволит ей подслушивать!

— Да уж постарайтесь, — проворчал герцог, поднимаясь по ступенькам следом за девушкой. — Как я уже говорил вам вчера, у меня нет времени на ваши глупые игры.


Саймон здесь. В доме. С ее братом.

Он здесь уже почти три четверти часа.

И они не позвали ее.

Джулиана нервно мерила шагами библиотеку, и нижние юбки ее сиреневого платья взлетали всякий раз, когда она резко разворачивалась.

Разумеется, никому из них не пришло в голову, что она, быть может, тоже хочет принять участие в обсуждении своего сегодняшнего злоключения. Недовольно фыркнув, Джулиана подошла к окну, выходившему на Парк-лейн и темнеющую массу Гайд-парка за ней.

Ну конечно же, они ее не позвали! Они властные, надменные, несносные мужчины! Других таких несносных не сыщешь во всей Европе!

Перед домом стояла огромная карета, дожидавшаяся своего владельца. Герб Лейтонов, украшавший дверцу черного экипажа, казалось, похвалялся злобного вида орлом с зажатым в когтях пером — боевым трофеем, без сомнения.

Джулиана нарисовала контуры щита на стекле. Как подходит Лейтону образ орла — гордой, одинокой, надменной птицы. Сплошной расчет — и никаких страстей.

Его почти не волнует, что она чуть не умерла; он спасал ее с холодной расчетливостью и привез домой, ни на минуту не задумываясь о том, что все могло закончиться весьма трагично.

Нет, это не совсем так. Был момент в парке, когда он, казалось, встревожился за ее благополучие. Всего на мгновение, не более. А потом, похоже, ужасно хотел поскорее избавиться от нее. Бесцеремонно втащив се в холл Ралстон-Хауса и оставив одну объясняться с братом, он с полнейшим спокойствием заявил:

— Передайте Ралстону, что я вернусь вечером. Обсыхайте.

И он, разумеется, вернулся. Лейтон верен своему слову, этого у него не отнять. И она готова была побиться об заклад, что эти двое сейчас смеются над ней в кабинете брата, потягивая бренди или скотч… или что там еще пьют эти противные, несносные аристократы. Ох, с каким удовольствием она вылила бы ушат этого пойла им на головы!

Джулиана с отвращением оглядела себя. Она надела это платье для него, зная, что сиреневый цвет ей очень идет. Ей хотелось, чтобы он это увидел. Хотелось, чтобы он заметил ее.

И вовсе не из-за их пари.

Просто ей хотелось, чтобы он пожалел обо всем, что наговорил ей.

«У меня нет времени на ваши глупые игры» — так он ей сказал.

Да, вначале это была игра. Но после того, как она свалилась в озеро, после того, как он спас ее, вся игривость пропала вместе с ее шляпкой, ушла на дно Серпентайна.

Когда же он, держа ее в своих теплых сильных руках, нашептывал ей тихие слова по-итальянски, все это стало казаться гораздо серьезнее, чем прежде.

Но потом он отругал ее, весь такой холодный и надменный — как будто этот эпизод был для него не более чем пустая трата времени и сил. Как будто она, Джулиана, не более чем досадная помеха.

И она уже больше не испытывала желания играть в такие игры.

Само собой, она никогда ему в этом не признается. Да и зачем? Разве только для того, чтобы вызвать у него самодовольную ухмылку и позволить ему взять верх, как обычно. А этого она никак не могла допустить.

Поэтому она терпеливо ждала в библиотеке, сдерживая порыв помчаться в кабинет брата и узнать, о каких ее безрассудствах поведал Лейтон.

Внизу, перед домом, кучер спрыгнул с козел и поспешил широко распахнуть дверцу кареты для своего хозяина. Она знала, что должна отвернуться от окна, но тут появился Лейтон, блеснув своими золотистыми волосами в свете фонаря, прежде чем спрятать их под шляпой.