Саймон прошел к буфету.

— Да, дал. — Он повернулся к матери со стаканом скотча в руке. — Считай это празднованием.

Мать молчала, не сводя с него взгляда. Но о чем же она думала? Он никогда не понимал, что таилось за ледяной маской женщины, давшей ему жизнь.

— Скоро ты станешь свекровью. — Саймон помолчал. — И вдовствующей герцогиней.

Она не клюнула на его наживку. Впрочем, как всегда. Коротко кивнув, спросила:

— Когда ты собираешься получить специальное разрешение на венчание?

Две недели! Саймон прикрыл глаза, отгораживаясь от этой мысли. Сделав глоток скотча, спросил:

— А ты не думаешь, что сначала я должен поговорить с самой леди Пенелопой?

Герцогиня презрительно фыркнула, словно этот вопрос оскорбил ее.

— Герцоги брачного возраста не такое уж частое явление, Лейтон. Пусть радуется, что ей так повезло. Просто покончи с этим поскорее.

«Просто покончи с этим поскорее». В холодном недрогнувшем материнском голосе прозвучало требование. Требование и ожидание. Конечно же, она считала, что ее сын сделает все необходимое для того, чтобы сохранить доброе имя семьи.

Саймон вернулся в свое кресло и намеренно вальяжно развалился в нем.

— Мне незачем вести себя как животное, мама. Я буду ухаживать за девушкой. Она заслуживает немножко чувства, ты так не считаешь?

Мать не шелохнулась. И ее холодный взгляд не выдал никаких чувств. Что ж, ничего удивительного. Чувства и эмоции аристократии ни к чему. Эмоции — это для простолюдинов.

Саймон никогда не видел, чтобы мать демонстрировала хоть какие-то чувства. Однажды он услышал, как она сказала, что веселье — это для тех, кто ниже их по происхождению. А когда Джорджиана была ребенком, веселым и смешливым, герцогиня с трудом выносила ее.

«Старайся не походить так на простолюдинку, дитя, — говорила мать, чуть скривив губы — это была ее единственная демонстрация чувств. — Ты же из семьи герцога Лейтона…»

В конце концов Джорджиана стала чрезвычайно серьезной — прежняя радость и безудержное веселье покинули ее навсегда. И неудивительно, что сестра сбежала, когда узнала о своем положении.

Да и он, Саймон, был немногим лучше матери.

— Ты же сестра герцога Лейтона! — сказал он Джорджиане.

— Саймон… это была ошибка.

Он едва расслышал ее шепот.

— Лейтоны не совершают ошибок!

И он оставил ее там, в йоркширской глуши. Оставил одну.

Когда он поведал матери о грядущем скандале, та даже не дрогнула. Глядя на него своими холодными всезнающими глазами, она сказала:

— Ты должен жениться.

И они больше ни разу не говорили о Джорджиане.

А сейчас мать сказала:

— Ты должен жениться, Лейтон, как можно быстрее. — И добавила: — До того как.

Человек, плохо знающий герцогиню, подумал бы, что она не закончила мысль. Но не Саймон. Он-то знал: мать не произносит лишних слов. И он прекрасно понял, что она имела в виду.

Не дожидаясь ответа, мать развернулась и вышла из комнаты. Уверенная, что Лейтон поступит так, как нужно. То есть сделает то, что следовало… до того как.

Тихо выругавшись, герцог откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. Тут дверь снова открылась. Но он не открыл глаза. Ему не хотелось видеть мать, не хотелось говорить с ней.

Раздалось деликатное покашливание.

— Ваша светлость…

Саймон тут же выпрямился и открыл глаза.

— Да, Боггз, слушаю.

Дворецкий пересек комнату и протянул герцогу серебряный поднос.

— Прошу прощения за вторжение, но для вас тут прибыло срочное послание.

Саймон взял тяжелый серовато-бежевый конверт. Повертел его в руках. Увидел печать Ралстона и тотчас же подумал: «Есть только одна причина, по которой Ралстон мог прислать срочное сообщение. Конечно же, Джорджиана! Возможно, уже не осталось времени… до того как».

— Оставь меня, Боггз.

Когда дверь за дворецким закрылась, он сломал печать и, развернув небольшой листок бумаги, прочел всего лишь одну строчку: «У Серпентайна в 5 часов. В этот раз одежда будет подобающей».

— Exspecto, exspectas, exspectat…

Она шептала латинские слова, бросая камешки в озеро и стараясь не обращать внимания на солнце, спускающееся к горизонту.

«Ох, не стоило посылать эту записку…» — думала Джулиана.

— Exspectamus, exspectatis, exspectant…

Уже много больше пяти. Если бы он собирался прийти, то уже пришел бы.

Ее горничная Карла издала недовольное фырканье, сидя на шерстяном одеяле в нескольких шагах от воды.

— Я жду, ты ждешь, она ждет…

А вдруг он отнесет записку Ралстону?.. Ох, тогда ее больше никогда не выпустят из дома. Во всяком случае, без целой армии слуг и дуэний.

— Мы ждем, вы ждете, они ждут…

Она бросила еще один камешек.

— Он не придет, — сказала Карла.

Джулиана повернулась к ней и проворчала:

— Ты говоришь так только потому, что хочешь вернуться домой.

Карла пожала плечами.

— Да, конечно, хочу. Но это не делает мои слова менее правдивыми.

Джулиана насупилась.

— Тебе не обязательно оставаться.

— Напротив, очень даже обязательно. — Горничная пересела под дерево. — И я бы не возражала, если бы в этой стране не было так безбожно холодно. Неудивительно, что твой герцог так отчаянно нуждается в оттаивании.

— Он вовсе не мой герцог.

— Тогда почему же мы торчим здесь на пронизывающем ветру?

Джулиана пристально взглянула на компаньонку.

— Знаешь, мне сказали, что английские служанки гораздо послушнее. Я подумываю, не совершить ли замену.

— Весьма рекомендую. Тогда я смогу вернуться к цивилизации. К теплой цивилизации.

Джулиана наклонилась и подобрала еще один камешек.

— Ждем еще десять минут.

Карла вздохнула с нарочитой драматичностью, и Джулиана невольно улыбнулась. Какой бы своевольной ни была Карла, она все же являлась частичкой Италии в этом незнакомом холодном мире. В мире герцога Лейтона…

Но почему же он не пришел? А с чего она взяла, что он придет? Он же не дурак…

— Хватит, идиотка. Он не пришел, потому что у него есть голова на плечах, — пробормотала Джулиана, глядя на озеро.

Да, хватит с нее ожидания. День уже на исходе, и она идет домой. Немедленно! А завтра она обдумает свои дальнейшие шаги — ведь она же не собирается сдаваться? Нет-нет, ни за что на свете! У нее еще неделя и пять дней на то, чтобы поставить этого надменного мужчину на колени.

Джулиана повернулась к горничной и громко сказала:

— Все, пошли домой!

— О, finalmente![1] — отозвалась служанка и вскочила на ноги. — А я уж думала, что ты никогда не сдашься.

Сдаться?!.. Нет, она никогда не сдается. Просто подстраховывается, собирается с силами к новой битве…

Тут налетел резкий ветер, и Джулиана вскинула руку, пытаясь придержать на голове шляпу. Увы, она опоздала — эта дурацкая штука, подхваченная ветром, стремительно полетела к озеру, потом запрыгала по воде, как один из тех камешков, что она бросала. А затем — просто невероятно! — шляпа приземлилась на дальнем конце широкого ствола поваленного дерева. Длинные же ленты распластались по поверхности темной холодной воды — словно насмехаясь над Джулианой.

Карла хихикнула, а Джулиана пробурчала:

— Скажи спасибо, что я не посылаю тебя достать ее.

Горничная вскинула черную бровь.

— О, меня забавляет предположение, что я бы согласилась сделать это.

Джулиана оставила без внимания дерзкое замечание и снова повернулась к шляпке, по-прежнему дразнящей ее со ствола. Нет, она не позволит этому наглому головному убору взять над ней верх! Должно же хоть что-то получиться у нее этим вечером. Пусть даже ей для этого придется зайти на середину Серпентайна!

Сняв накидку, Джулиана направилась к бревну, шагнула на него и раскинула руки в стороны для равновесия, чтобы дойти до непослушной шляпки, издевающейся над ней с расстояния в несколько ярдов.

— State attenda![2] — крикнула Карла, но Джулиана, не обратив внимания на ее предостережение, сосредоточилась исключительно на шляпке.

Налетел новый порыв ветра, и девушка замерла, опасаясь, что шляпка вот-вот улетит дальше.

Но ветер стих, а шляпка осталась на месте.

Что ж, как бы сказала ее невестка Изабель, теперь это уже дело принципа.

Джулиана продолжила продвигаться по бревну, не желая жертвовать свою шляпку водам Серпентайна.

Так, еще несколько шагов…

А когда шляпка окажется у нее в руках, она сможет пойти домой.

Ну вот, уже почти добралась.

Она медленно присела и протянула руку к шляпке, дотронувшись кончиками пальцев до завитка голубого атласа.

И вдруг очередной порыв ветра подхватил шляпку и сдул с бревна. Джулиана же, забыв об осторожности, резко подалась вперед и…

Ох, вода Серпентайна оказалась ужасно холодной. Даже еще холоднее, чем она думала.

И здесь было довольно глубоко.

Она вынырнула, отплевываясь и ругаясь как портовый грузчик. Карла же громко расхохоталась. И тут Джулиана вдруг обнаружила, что ее юбки запутались в ногах и тянут ко дну…

Джулиана оттолкнулась ногами и снова вынырнула на поверхность, хватая ртом воздух. «Но что же происходит?» — подумала она в тревоге. Что-то явно было не так. Ведь она прекрасно плавает. Так почему же не может удержаться на поверхности?

Она еще раз оттолкнулась. И, запутавшись ногами в слоях муслина, в ужасе осознала, что тяжелые юбки опять тянут ее ко дну.

И тут ее охватила паника.

Она энергично работала руками и лихорадочно отталкивалась ногами в отчаянных попытках глотнуть воздуха.

Увы, все было тщетно.