С грустью и тоской девушка наблюдала, что он не замечает ее теперь и не смотрит на нее, как в те дни, когда начал поправляться после лихорадки.

Отныне он, разговаривая с ней, будто отстраняется или уходит в свои мысли.

«Он хочет избавиться от меня, — думала Тереза, — стоит ему уехать в Лондон, и вряд ли он когда-либо пожелает со мной встретиться вновь».

Беспокойно ворочаясь в кровати без сна, она все яснее понимала, как день ото дня растет ее чувство к нему.

Когда Гарри лежал без сознания, она гладила его по голове и тихо говорила ему нежные слова. Он казался ей ребенком, который поранил себя, и только материнская ласка могла помочь ему обрести жизненные силы.

Как-то ее мама сказала ей, будто даже в бессознательном состоянии люди чувствуют, что с ними разговаривают.

— Они, возможно, не все до конца понимают из сказанного, — объясняла леди Брайан, — но это дает им ощущение безопасности и способствует быстрому выздоровлению.

Помня ее слова, Тереза разговаривала с Гарри с той самой минуты, как он потерял сознание из-за высокой температуры.

И вот теперь она поняла, как глубоко и безнадежно любит его.

«Ничего не могу с собой поделать, он так красив и умен», — думала она, снова и снова перебирая в памяти их беседы во время верховых прогулок.

Все их словесные баталии.

«Он молод и образован, Англия сейчас нуждается в таких людях, — размышляла Тереза. — Они необходимы и в парламенте, и в других сферах социальной жизни».

Возможно, Гарри и займет достойное положение, но ей рядом с ним места не будет; стоит ему вернуться в Лондон, и его избранницей, как он и задумывал, станет Камилла Клайд.

Ну а если она уже не будет свободна, тогда он поищет себе кого-нибудь еще среди искушенных красавиц, чьи ленчи и званые обеды разительно отличаются от унылых домашних.

«Я не вписываюсь ни в одну из этих картин», — совсем сникла Тереза.

И тогда она решила просить отца забрать ее домой в Ланкашир, как только Гарри перестанет нуждаться в ней.

И хотя сэр Хьюберт закрыл их дом на время сезона в Лондоне, Тереза не испытывала теперь желания посещать какие бы то ни было балы и приемы и даже быть представленной ко двору.

«Буду работать с папой, заниматься исключительно его судами».

Беседы с другими мужчинами, которых она встретит, станут теперь казаться ей скучными и бесцветными. Они не выдержат никакого сравнения с Гарри.

И вряд ли она сумеет полюбить кого-нибудь так, как она любит его.

«Может быть, папе и дяде Морису и удалось спасти от крушения жизнь Гарри, но мою они разрушили», — горестно вздохнула девушка и снова заплакала, ибо ее желания были недосягаемы, как луна, сиявшая в ночном небе.


С верхней площадки парадной лестницы Гарри с удовольствием разглядывал лошадей, шествовавших парадом перед ним. Из приобретенной сэром Хьюбертом партии, что только на днях прибыла из Лондона, Тереза выбрала себе самого неспокойного жеребца, оказавшегося к тому же самым молодым и необученным.

Грум вел его последним, и тут по какой-то ведомой лишь ему одному причине жеребец воспротивился чужой воле.

Он вставал на дыбы и взбрыкивал, решительно намереваясь выбросить Терезу из седла, и почти преуспел в этом, но ценой неимоверных усилий ей удалось совладать с ним, и в конце концов они присоединились к остальным обитателям конюшни.

Таким образом они продемонстрировали себя Гарри и вызвали одобрительные возгласы конюхов.

Лошадей отвели назад в конюшню, а Гарри возвратился в кровать. Он бы крайне утомлен.

Нянюшка сама помогла ему раздеться, отослав всех из комнаты.

— Как все мужчины, — проворчала она, — его светлость хочет слишком много и все сразу, теперь-то вам надо оставить его в покое.

Гарри не беспокоили до следующего дня, когда он, отдохнув, опять встал.

Он явно чувствовал себя лучше и настоял на прогулке по всем комнатам первого этажа: действительно ли они теперь напоминают то время, когда жива была его мать?

Этой ночью, пытаясь уснуть, Тереза вспоминала их дневные разговоры.

И опять измучила себя мыслью, что Гарри начнет собираться в Лондон к Камилле Клайд, как только наберется сил.

Слезы сами текли по щекам, хоть она и убеждала себя в их бесполезности.

Наконец она погрузилась в неспокойный сон.

Ей снился Гарри; он собирался в дорогу и, несмотря на ее мольбы остаться, продолжай готовиться к отъезду.

Она в страхе проснулась и с облегчением вздохнула, поняв, что это лишь сон.

«Как можно быть такой глупой?» — недоумевала она.

И вновь стала вспоминать, как красив был Гарри, любуясь своими лошадьми, и какую бесподобную они вели беседу.

Слезы снова подступили к глазам. Комната казалось душной и жаркой. Она слезла с кровати, отдернула шторы и открыла окно.

Выглянув в сад, она увидела свет в одной из комнат внизу, видимо, в гостиной.

Она вспомнила, что заходила туда перед сном за книгой, чтобы продолжать чтение в спальне.

«Видимо, я забыла потушить свечу», подумала она, устыдившись своей небрежности. Ведь слуги к тому времени все разошлись по своим комнатам, а значит, свеча могла гореть всю ночь и, хоть это и было маловероятно, вызвать пожар.

Она надела симпатичный халатик из голубой шерстяной ткани, отделанный кантом по воротнику и манжетам. Застегнула небольшие жемчужные пуговицы от шеи до самого подола и шагнула к двери.

У себя за спиной она обнаружила Руфуса.

— Сидеть! Жди меня, хороший пес! — приказала ему Тереза, решив, что если он увяжется за ней, то может своим лаем разбудить Гарри.

Руфус послушно сел, но, когда девушка вышла за дверь, тихонько заскулил.

— Я вернусь через одну-две минуты, — прошептала она ему.

В коридоре всегда оставляли несколько горящих светильников.

В холле тоже горел светильник у парадного входа.

Она открыла дверь в гостиную, но, пройдя несколько шагов, остановилась как вкопанная.

Двое незнакомцев пытались снять картину, висевшую над камином.

Тереза невольно вскрикнула, и они обернулись.

Их лица были прикрыты платками по самые глаза.

— Что… вы тут делаете… Вы… не имеете… права… — возмутилась она, но кто-то, подкравшись сзади, затянул ей рот повязкой.

Видимо, в комнате оказался еще один человек.

Она стала сопротивляться, и двое остальных бросились на помощь сообщнику.

Не успела Тереза понять, в чем дело, как оказалась связанной по рукам и ногам.

Потом двое подхватили ее, отнесли к дивану и грубо швырнули на него. Тереза в ужасе смотрела на них. Тряпка, которой они зажали ей рот, давила на губы.

Кто-то стащил со спинки дивана расшитое шелком китайское покрывало и накинул на девушку.

Она была лишена возможности двигаться, издать хоть какой-нибудь звук, а теперь, оказавшись в полной темноте, она к тому же не могла ничего видеть.

— Это утихомирит ее. — Один из грабителей впервые заговорил вслух.

Голос у него был грубый, а выговор свидетельствовал о том, что он не деревни.

— Все равно лучше поспешите, — посоветовал второй. — Да захватите коробки из шкафа.

Терезе хотелось закричать от отчаяния, когда она догадалась, что этот тип имеет в виду очаровательную коллекцию табакерок, выставленную в стеклянной витрине шкафа в противоположном конце гостиной.

Еще сегодня вечером она рассматривала их, когда со шкафа убрали чехол.

— Они были гордостью и радостью для ее светлости, — сказал ей Доусон.

Тереза также понимала их ценность.

На одних были изящные миниатюры с изображением королевских особ, живших несколько столетий назад, обрамленные бриллиантами и жемчугом, другие покрывала эмаль, нанесенная рукой мастера.

Как можно позволить этим людям украсть из дома столь бесценные вещи?! Ведь и Гарри должен любить их уже за то, что их собирала его мама.

«Надо спасти коллекцию, но как это сделать?» — думала она, прекрасно сознавая свою беспомощность. И тут она вспомнила, как им с Гарри удавалось читать мысли друг друга, когда они спорили.

Бывало, во время очередной словесной баталии он вдруг говорил:

— Знаю, о чем вы подумали, и прежде чем вы произнесете свои мысли вслух, я скажу, до чего же вы не правы и еще раз не правы.

Она только смеялась. Но и она частенько угадывала, какие доводы Гарри собирался противопоставить ей, прежде чем он облекал свои мысли в слова.

«Если б он сейчас думал обо мне!..» — мечтала она.

Возможно, в этом случае можно было бы предупредить его о происходящем сейчас в гостиной его матери.

«Проснись же! Ну, просыпайся, — мысленно взывала она к нему. — Спасай… то, что тебе дорого… скорее приходи… ты так нужен».

Казалось, она физически ощущала, как ее мысли словно крошечные пташки летят из гостиной в спальню Гарри.

Хоть бы эти птахи разбудили его!

Ей на память пришли рассказы отца о жителях Индии и других восточных стран, предпочитающих передачу мыслей на расстояние любому другому виду связи.

Однажды во время очередной поездки отца проводник, отвечавший за его багаж, сказал, что ему необходимо срочно попасть домой.

«Что случилось?» — спросил сэр Хьюберт. «Мой отец при смерти, утром его не станет, меня ждут дома». «Откуда вы знаете?» Сэр Хьюберт был удивлен, ведь дом этого проводника находился в тех местах, откуда они начали свой путь, а они преодолели к тому времени немалое расстояние. «Я слышу их мысли», — ответил проводник. Сэр Хьюберт решил, что проводник все выдумывает, и не позволил ему сразу же вернуться домой, но обещал отпустить его дня через три, а то и два. Проводник не ослушался, но мрачно покачал головой и сказал: «Тогда будет уже слишком поздно».

— И действительно было слишком поздно? — спросила Тереза.

— Да, все так и случилось, — ответил сэр Хьюберт. — Отец проводника умер в то самое время, какое он назвал. Мне оставалось только просить прощения у человека, которому я не поверил.