Она подцепила край простыни и потянула на себя. Он не сопротивлялся, когда простыня соскользнула, открыв его грудь, отмеченную шрамами многих битв.

— Неужели ты действительно считаешь их омерзительными? Не знаешь, как женщины относятся к шрамам? Разве твои любовницы не восхищались ими?

Он затаил дыхание, когда она провела пальцем по его ключице.

— У меня не было любовниц. Уже довольно давно.

— Насколько давно?

— Несколько лет.

— Так долго? — У нее перехватило горло. Она судорожно сглотнула, пытаясь удержать сердце в груди и не дать ему выскочить наружу.

Рис был на редкость чувственным мужчиной — Мерри поняла это еще в детстве. Именно это качество влекло ее к нему и в том возрасте, когда она стала взрослеть, в тот год, когда высокий мальчик Рис уехал в Итон, а потом вернулся молодым мужчиной. Она и сейчас не могла налюбоваться его телом, его широкими плечами, которые недавно гладила.

Собравшись с духом, Мередит провела пальцем по крошечной впадине между мышцами его плеча и бицепсами. Какая жестокая несправедливость в том, что этот прекрасный мужчина так долго был лишен физической привязанности и наслаждения. И, охваченная радостью собственницы, Мередит твердо решила, что Рис будет принадлежать ей. Да, она станет его первой женщиной после всех этих лет. Она об этом позаботится.

Она снова провела ладонью по его плечу, и Рис пробормотал:

— Мередит, не надо…

Но он не нашел в себе сил оттолкнуть ее.

— Позволь мне прикасаться к тебе, — прошептала Мередит.

Рис вновь расслабился на подушках, и глаза его закрылись.


Ему вспомнились тюльпаны. Бесконечное поле красных тюльпанов под небом цвета сверкающего аквамарина. Он увидел это поле, когда шел маршем через Голландию вместе с Пятьдесят вторым полком. Легкий ветерок ерошил волосы — почти такой же сладостный, как прикосновения Мередит. Он в жизни не видел ничего красивее этого поля, и от этой красоты заныли даже зажившие раны. Не в силах устоять против искушения, он повел солдат через поле. При виде множества красных головок, приветствующих солнце, он чувствовал, что они словно принимают его в свой круг. Он шел по колено в цветах, купался в их красоте — словно она могла смыть уродство войны. И ему казалось, что именно таким должен быть рай. Он тогда решил, что уж лучше надышаться и наглядеться сейчас, потому что Господу известно: после смерти ему этим не наслаждаться.

Но только тогда, когда Рис остановился и оглянулся, он увидел страшную правду — блеск сотни штыков, одновременно пронзающих небо. Весь батальон оборванных, измученных солдат топал за ним через поле, подминая тюльпаны сапогами и оставляя похожие на кровь следы. Он, Рис Сент-Мор, восхищенный красотой Божьего творения, оставлял за собой лишь кровь и разрушения. Потому что всегда был жестоким и таким же и оставался.

А ласки Мередит… Ах, это и есть настоящий рай. И чем дольше она ласкала его, тем глубже он погружался в чистую, незапятнанную красоту, не подозревая о разрушениях и несчастьях, которые обычно приносил. Но он не мог остановить ее. Пока не мог.

Он так и не открыл глаза. А она снова провела ладонью по его плечу, и его охватило возбуждение, собралось в чреслах, требуя разрядки.

— Женщины находят мужские шрамы неотразимыми, — тихо сказала Мередит. — Нас влечет к ней, к тайне…

Ее пальцы нашли круглый шрам — там пуля пронзила его плечо, — она прижала к шраму большой палец.

— Подумай… подумай о сосках, — весело посоветовала она.

— О со… Господи милостивый, ты сказала…

— Соски. Разве мужчин не влекут женские соски?

Он не ручался за других мужчин, но сейчас почему-то не мог думать ни о чем другом.

— Так вот мужские шрамы для нас то же самое, что для вас — женские соски. Мы все время думаем о ваших шрамах. Жаждем погладить их. Не только пальцами, но и губами.

Губы Мередит коснулись его плеча, и глаза Риса тут же открылись. Непокорный локон, выбившийся из ее забранных наверх волос, щекотал его грудь, когда она целовала его старую, давно зажившую рану. Ему хотелось взять ее темный локон и пропустить между пальцев, но Рис не хотел шевелиться — боялся, что она уберет руку.

«Не останавливайся, не останавливайся», — твердил он мысленно.

А она покрывала теплыми поцелуями его грудь. Сладостными, нежными, женственными. И такими возбуждающими, что он был уже тверд, как дуло пистолета, готового выстрелить.

Прижавшись очередным поцелуем к шраму на его виске, она подняла голову и выпрямилась. Он не видел выражения ее лица, но, судя по игравшей на губах улыбке, ей понравилось. Его взгляд скользнул вниз, и он только сейчас заметил, что она даже не одета. Тонкая полотняная сорочка соскользнула с ее плеча, и он, опустив взгляд еще ниже, увидел маленькие твердые груди, натянувшие полупрозрачную ткань.

Рис откашлялся и пробормотал:

— Как соски, говоришь?..

Ее улыбка стала еще шире.

— Да, как соски.

Он потянулся к лентам у выреза ее сорочки. Потянув тонкую атласную полосочку, медленно развязал бантик. И, опустив руку, долго восхищался открывшимся островком плоти. Но тут она повела плечом, и муслин сполз, обнажив грудь.

На секунду он оцепенел, завороженный совершенством ее розоватой плоти и прелестным задорным соском чуть темнее кожи. Под его взглядом ареола налилась краской и сморщилась, превратив сосок в тугой бутон, словно моливший о том, чтобы его сорвали.

Тихий стон сорвался с его губ, когда он потянулся к ней другой рукой. Ее грудь была так мала и изящна, а его рука — такая большая и уродливая. Если он сожмет эту грудь, она исчезнет в его ладони. Что тут хорошего?

Он провел по ее груди тыльной стороной ладони, и Мередит вздрогнула, а на коже ее выступили мурашки. Он хотел отстраниться, но его удержал тихий вздох наслаждения, сорвавшийся с ее губ. Он снова погладил ее грудь, затем обвел большим пальцем ареолу — самую мягкую кожу на свете, — и ему ужасно захотелось припасть к ней губами.

Словно почувствовав его желание, Мередит подалась вперед.

— Да… поцелуй меня.

Он поцеловал нижнюю часть ее груди и лизнул, попробовав на вкус. О, это был настоящий рай. Мечта курильщика опиума. Наслаждение острейшее, граничившее с безумием. Пряный и сладостный запах ее кожи пьянил его. И на вкус она была как медовая роса. Как хорошо, что он решил жениться на ней. И сейчас, отведав ее вкус, он понял, что никогда ею не насытится.

— Распусти волосы, — скомандовал Рис, хотя вовсе не таким тоном следовало говорить с будущей женой. Но, черт возьми, он хотел, чтобы она повиновалась, и боялся рисковать, смиренно попросив.

Она послушалась и поспешно развязала ленты. Ее обнаженная грудь восхитительно колыхалась, пока она расплетала косы. И вскоре ее чудесные волосы рассыпались по плечам и по груди — темные и пушистые, как соболий мех. Холмик сливочной плоти, увенчанный тугим соском, выглядывал из-под водопада волос. Добавьте к этому кокетливую улыбку, нежный зов в глазах и… О Боже, поля тюльпанов и аквамариновые небеса — все это ничто по сравнению с Мередит. Ибо она самое прекрасное и совершенное создание на свете. Однако же…

Он поспешно приподнялся и сел.

— Пора идти.

— Что?.. Почему? — Она уставилась на него в изумлении.

— Мне многое нужно сделать сегодня. Не забудь, мне надо нанять пони.

— Рис, — она положила руку ему на грудь, — еще очень рано. И ты так много работал всю неделю… Отдохни этим утром, немного полежи.

— Но мне нравится строить дом.

Она лукаво взглянула на него сквозь полуопущенные ресницы.

— Больше, чем нравлюсь я?

Он поискал глазами рубашку и штаны. А… вот они, висят на крючке у двери. Черт возьми, почему он оставил их так далеко?

Рис кивнул в сторону своей одежды:

— Не будешь так добра… Подай мне рубаху и штаны.

— Не буду! — Она рассмеялась. — Более того, начинаю удивляться, почему на мне еще что-то осталось.

Резким движением она спустила сорочку с другого плеча. Рис закрыл лицо рукой и застонал, пытаясь сообразить, так ли уж это мудро — дать ей все, чего она заслуживает. Можно ли подняться с постели голым, показав ей всю степень своего возбуждения?

Вместо этого он обмотал простыню вокруг бедер, перекинув ее конец через плечо и соорудив нечто вроде древнеримской тоги. И сразу почувствовал себя величественным, настроенным на философский лад, что помогло унять похоть.

Он подошел к двери и стал одеваться.

— Этого не будет. По крайней мере сегодня утром. Прости за все вольности.

Когда он надел рубашку, Мерри сказала:

— Ни к чему извиняться, Рис. Мы оба взрослые люди. И хотим друг друга. Нам никто не мешает позабавиться. Без всяких обязательств.

Сбросив простыню, он потянулся к штанам и резкими рывками натянул их, после чего повернулся к Мередит.

— Ты моя будущая жена. Когда я впервые возьму тебя, это будет что-то значить. По крайней мере для меня.

Она с удивлением уставилась на него. Но тут же продела руки в рукава сорочки и дрожащими пальцами завязала ленты.

Рис тяжело вздохнул и постарался собраться с мыслями. Похоже, он действительно грубое животное. Едва коснулся ее — и уже обидел.

Снова вздохнув, он схватил сапоги и уселся на краю кровати.

— Мередит, я… Просто я не слишком хорошо умею выражать свои мысли. Хотел тебе объяснить, но не получилось. Позволишь мне еще раз попробовать?

Она пожала плечами. А он принялся вталкивать правую ногу в сапог.

— Я слишком многое уничтожил за прошедшие годы. Слишком… Все это время я дружил со смертью, и теперь осталась только одна вещь, которую мне не удалось уничтожить. Ты на нее смотришь.

Он принялся за левый сапог. На этот раз дело шло медленнее.