Николас Спаркс - Дважды два

– Какой ужас.

– Да уж, приятного мало. Но сегодня утром Джесс позвонила мне с извинениями. А потом переключилась на очередной рассказ о том, что Брайан, похоже, нарочно провоцирует конфликты.

Мы продолжали болтать, и я не раз ловил себя на том, что улыбка не сходит с моего лица. Я и забыл, как легко разговаривать с Эмили, как внимательно она слушает и как охотно делится подробностями своей жизни. Мне всегда казалось, что многое она старается не воспринимать слишком серьезно, – эта черта всегда была ей присуща, но теперь она словно стала более очевидной. Я был бы не прочь видеться с Эмили чаще.

Через сорок минут мы попрощались. Как и вчера, за разговором время пролетело незаметно. Почему с Вивиан мне никогда не удавалось беседовать с той же легкостью? Всплывшее в голове имя вызвало новую вспышку раздражения: я вспомнил, как накануне не смог поговорить с Лондон. Я никогда не препятствовал общению дочери с матерью, даже после того, как Вивиан ушла от меня. Эмили ни за что бы так не поступила.

Эмили – ее естественная красота кожи с оливковым оттенком, не испорченная ни дорогой косметикой, ни коллагеновыми филлерами – стояла у меня перед глазами.

Эмили стала еще красивее с тех пор, как мы с ней встречались.

По голосу Эмили я понял, что она рада моему звонку, и от этого мне стало легче. Сделать человеку приятное просто. Для этого не обязательно прилагать усилия. С Эмили мне достаточно быть самим собой, чего не скажешь о Вивиан.

Но как бы надежно ни отвлекала меня от беспокойных мыслей Эмили, с Мардж и Лиз я был честен. Эмили – мой давний друг, к тому же на редкость привлекательный: понятно, почему мне нравилось встречаться с ней, и, вероятно, позвонил я ей по той же причине. Как и прежде, я мог общаться с ней, не чувствуя скованности. Но все это не значило, что я хочу и готов к новым отношениям. Для этого по меньшей мере необходимо было успокоиться и обрести душевное равновесие.

Так я и сказал Мардж перед отъездом домой, но она лишь покачала головой.

– Это у тебя в ушах звучит голос Вивиан, – объяснила она. – Если бы ты видел себя со стороны, то понял бы, какая ты на самом деле завидная добыча.

К дому я подъехал в половине седьмого и замялся у двери, думая, стоит ли стучать. Меня вдруг охватило чувство разочарования. Почему меня до сих пор волнует, что подумает Вивиан?

В силу привычки. Я знал: чтобы избавиться от нее, потребуется немало времени.

Открыв дверь, я вошел в дом, но ни Лондон, ни Вивиан не увидел. Услышав доносящиеся сверху голоса, направился к лестнице. Навстречу мне вышла Вивиан с бокалом вина. Она поманила меня, я последовал за ней на кухню. В раковине громоздилась куча грязной посуды. На столе стоял недопитый стакан молока. Я понял, что Вивиан и не собиралась перед отъездом приводить кухню в порядок.

Ее было не узнать.

– Лондон наверху, в ванне, – без предисловий начала она. – Я пообещала прийти к ней через несколько минут и предупредила, что нам надо поговорить. Но сначала мы должны согласовать дальнейшие действия.

– А разве в пятницу мы их не согласовали?

– Да, но я хотела убедиться, что ты ничего не забыл.

Ее слова прозвучали как оскорбление.

– Нет, не забыл.

– Вот и хорошо. Думаю, для Лондон будет лучше, если инициативу я возьму на себя.

Потому что не хочешь, чтобы она узнала про Уолтера, да?

– Дело твое.

– Ну и что это значит?

– Только то, что я сказал. Все решения принимаешь ты. А могла бы и меня спросить.

– Почему ты такой взвинченный?

Ты серьезно?

– Почему Лондон не перезвонила мне вчера вечером?

– Потому что она уснула. Не прошло и десяти минут после твоего звонка, как она уже крепко спала прямо на диване. Ну и как я должна была поступить? Разбудить ее? Ты же и так видишь ее каждый день. А я нет.

– Ты сама сделала этот выбор. Ведь это ты ушла от нас.

Она прищурилась, и я увидел в ее глазах ненависть. Но голос звучал ровно:

– Я надеялась, что сегодня мы сможем поговорить, как полагается взрослым людям, но теперь я вижу, что ничего у нас не выйдет…

– Пытаешься свалить всю вину на меня?

– Просто хочу, чтобы ты держал себя в руках, пока мы разговариваем с дочерью. Другой вариант – долгий и болезненный для нее процесс. Что ты предпочитаешь?

– Я предпочитаю вообще ничего не делать. Хочу, чтобы мы с тобой честно поговорили о том, как спасти наш брак.

Она отвернулась.

– Не о чем тут говорить. Все кончено. На этой неделе ты получишь соглашение об урегулировании претензий.

– Об урегулировании претензий?..

– Я поручила моему адвокату составить его. Стандартные условия.

Под «стандартными условиями» наверняка понималось то, что Лондон будет жить с ней в Атланте. У меня внутри все сжалось. Я не хотел лишаться жены и дочери, не хотел все потерять, но был всего лишь беспомощным свидетелем, вынужденным наблюдать, как на глазах рушится собственная жизнь, и не иметь возможности хоть что-нибудь предпринять. Я был вымотан, и когда тошнота наконец отступила, я почувствовал, будто мое тело вот-вот растворится в воздухе.

– Давай просто покончим с этим.

_{* * *}

Лондон восприняла известие спокойнее, чем я ожидал, но было понятно: она устала и не в состоянии сосредоточиться. Вдобавок ее измучила простуда, и, судя по всему, ей просто очень хотелось спать.

Как я и ожидал, Вивиан о многом умолчала и изложила все слишком коротко. Я подозревал, что Лондон вообще не поняла, что произошло между ее родителями, а к поездкам Вивиан она, как и я, уже привыкла. Расстроилась она, только когда Вивиан пришло время уезжать. Они обнялись на прощание возле машины, а когда Вивиан наконец отъехала от дома, Лондон зарыдала в голос.

Я отнес ее в дом, моя рубашка была влажная от ее слез. В детской стояла вонь – помимо уборки на кухне мне предстояла еще чистка хомячьей клетки. Я дал Лондон лекарство от простуды и уложил в постель. Она придвинулась ко мне и обняла.

– Не хочу, чтобы мама уезжала, – сказала она.

– Понимаю, тебе сейчас тяжело. Вы хорошо провели выходные?

Она кивнула, и я спросил:

– Чем вы занимались?

– Ходили по магазинам и смотрели кино. Еще были в контактном зоопарке. Там такие хорошенькие козочки. Они падают набок, если напугаются, но я их не пугала.

– А в парке были? На велосипеде катались?

– Нет, только на карусели в торговом центре. Я сидела на единороге.

– Здорово.

Она кивнула.

– Мама сказала, чтобы ты не забывал чистить хомякам клетку.

– Правильно, – согласился я. – Из клетки уже сильно пахнет.

– Ага. Мама не захотела брать в руки Мистера или Миссис Крапинку, потому что от них тоже пахнет. По-моему, их надо искупать.

– Не знаю, можно ли купать хомяков. Но я это выясню.

– В компьютере?

– Да.

– В компьютере чего только нет.

– Это точно.

– Пап, а пап…

– Что?

– Можно покататься на велосипеде?

– Через пару дней, когда пройдет твоя простуда. И потом, у тебя еще хореография, помнишь?

– Помню, – без особого воодушевления отозвалась она.

Опасаясь, что ее настроение вновь испортится, я оживленно спросил:

– А с Бодхи на выходных ты виделась?

– Да, в студии. Я раскрасила вазу.

– Желтыми цветами? И розовыми «мышонками»? Покажешь?

– Мама забрала ее с собой. Сказала, что ваза очень красивая.

– Конечно. – Я постарался скрыть разочарование. – Жаль, что я ее не увидел.

– Хочешь, я сделаю тебе другую? Я могу. И нарисую мышонков еще лучше.

– Я буду очень рад, детка.

Я почистил клетку и убрал на кухне, а потом – в гостиной. Барби и их одежки были разбросаны по всей комнате, пледы валялись на полу, на столе стояла миска с недоеденным попкорном. Вспомнив, что у меня еще оставалась еда, приготовленная мамой, я переложил несколько контейнеров из морозилки в холодильник и разложил покупки, сделанные сегодня вместе с Лиз и Мардж.

Наконец я забрался в постель и почувствовал аромат духов, которыми обычно пользовалась Вивиан. Аромат был легкий, цветочный и до боли знакомый, и я понял, что уснуть не смогу. Сняв постельное белье, я застелил кровать свежим. Может, Вивиан что-то пыталась дать мне понять? Но интуиция подсказывала: ей все равно, что я чувствую, и больше ей нет до меня дела.

Когда я встречался с Эмили – до того, как сглупил и все испортил, – однажды мы провели первую неделю июля в Атлантик-Бич, Северная Каролина. Вместе с еще двумя парами мы сняли дом близко к берегу, где был слышен несмолкающий шум прибоя. Арендная плата, хоть и поделенная на три части, была для всех нас запредельной, поэтому мы привезли с собой сумки-холодильники, набитые едой, чтобы готовить самим, а не ходить по ресторанам, и на закате разжигали гриль и устраивали пир. По вечерам пили пиво на веранде и слушали радио, и, помню, мне думалось, что это первый из множества отпусков, которые мы с Эмили проведем вместе.

Особенно запомнилось мне Четвертое июля. Мы с Эмили проснулись первыми и на восходе солнца бродили по берегу. Когда все наконец встали, мы облюбовали местечко на пляже и установили гриль, который я взял напрокат, чтобы приготовить гребешки и креветки, выловленные несколько часов назад и купленные нами на пристани. Морские деликатесы дополнили кукурузными початками и картофельным салатом. Потом мы натянули волейбольную сетку и провели весь день на солнце, бродили по мелководью, без конца смазывая друг друга солнцезащитным кремом.

На той неделе в город прибыл карнавал. Основное действие происходило на большой кольцевой развязке неподалеку от пляжа и на расстоянии четверти мили от дома, где мы остановились. Карнавал был заурядным, кочующим из города в город – с изношенными аттракционами, дорогущими билетами, играми и конкурсами, победить в которых почти невозможно. Но среди аттракционов было и чертово колесо, и за полчаса до начала фейерверков мы с Эмили, ускользнув от остальных, решили прокатиться. Я рассчитывал, что нам с избытком хватит времени, чтобы вернуться к друзьям, но судьба распорядилась иначе. Колесо сломалось именно в тот момент, когда мы с Эмили достигли верхней точки.