Позже Мардж рассказывала мне, что я встал из-за стола и направился к холодильнику, но, едва открыв его, отошел к шкафчику, где мы хранили кофе. Потом сообразил, что сначала надо достать кружки. Но кружки оставил возле кофемашины и достал яйца из холодильника, а потом снова положил их на прежнее место. Зачем-то забрел в кладовку, вынес оттуда миску, и…

– Может, я приготовлю завтрак? – спросила она.

– А?..

– Садись.

– А тебе разве не надо на работу?

– Я решила взять отгул. – Она потянулась за своим телефоном. – Сядь. Я на минутку, только предупрежу начальство.

Я сел, и меня вдруг охватил жар. Вивиан ушла. Она влюбилась в своего босса. Она ушла. Я увидел, как Мардж открывает дверь в патио.

– Ты куда?

– Звонить начальству.

– А зачем?


Мардж пробыла со мной весь день. Она сама забрала Лондон из школы и свозила ее на урок музыки. Закончив рабочий день, ко мне приехала и Лиз. Вместе с сестрой они не только приготовили ужин и позанимались с Лондон, но и помогли ей подготовиться ко сну. Такое случалось нечасто, поэтому Лондон была на седьмом небе от счастья.

Но все это я знаю опять-таки со слов Мардж. Мне запомнилось лишь то, как я смотрел на часы и ждал, когда позвонит Вивиан, но так и не дождался.


Следующим утром, проспав меньше трех часов, я выполз из постели как с похмелья и почувствовал, что нервы натянуты до предела. Душ и бритье, которыми я пренебрег днем раньше, стоили мне невероятных усилий. Я почти ничего не ел, если не считать нескольких глотков кофе за завтраком и ужином. Меня воротило даже от мыслей о еде.

Как только я вошел на кухню, Мардж вручила мне чашку кофе, а потом принялась накладывать еду в тарелку.

– Садись, – велела она. – Тебе надо хоть что-нибудь забросить в желудок.

– Ты что здесь делаешь?

– А ты как думаешь? Заехала, чтобы уговорить тебя что-нибудь съесть.

– Я не слышал, как ты стучалась в дверь.

– Я и не думала стучать, – объяснила она. – После того, как ты вчера лег спать, я взяла твои ключи от дома. Надеюсь, ты не против.

– Нет.

Сделав глоток кофе, я понял, что его вкус стал непривычным. Несмотря на соблазнительный аромат, желудок не хотел принимать напиток. Я отодвинул от стола стул и рухнул на него. Мардж поставила передо мной тарелку с яичницей, беконом и тостами.

– Я не хочу есть, – сказал я.

– Очень жаль, – отозвалась она. – Но придется. Если понадобится, я привяжу тебя к стулу и буду кормить с ложки.

Не имея сил, чтобы спорить, я заставил себя проглотить несколько кусков. Как ни странно, с каждым следующим справляться было проще, и все же я съел меньше половины того, что лежало на тарелке.

– Она ушла от меня.

– Знаю, – кивнула Мардж.

– Даже пытаться что-нибудь исправить не захотела.

– И это знаю.

– Но почему? Что я сделал не так?

Мардж достала ингалятор, тем самым обеспечив паузу. Она прекрасно понимала: поиски виноватых или критика в адрес Вивиан только разозлят меня.

– Мне кажется, ничего ужасного ты не сделал. Строить отношения непросто, этого должны хотеть обе стороны.

Как бы правдивы ни были ее слова, легче от них мне не стало.


– Ты точно не хочешь, чтобы я сегодня побыла с тобой? – спросила Мардж.

– Не могу же я просить тебя брать еще один отгул, – ответил я. После завтрака мое состояние, кажется, немного стабилизировалось, но нормальным все же не стало. Эмоциональные всплески по-прежнему были бурными и напоминали штормовые волны – вроде тех, которые потопили судно «Андреа Гейл» в фильме «Идеальный шторм». Я был совершенно выбит из равновесия, но надеялся, что с простейшими делами как-нибудь справлюсь. Отвезу Лондон в школу и привезу домой. Свожу на хореографию. Закажу на ужин пиццу. Я понимал: ни на что другое мне не хватит душевных сил – даже читать газету или пылесосить я сейчас не в состоянии. Моя задача – держаться и заботиться о дочери.

Мардж сомневалась, что и это мне по плечу.

– Я буду звонить и проверять, как ты тут.

– Ладно, – согласился я и понял, что в глубине души боюсь остаться один. А если я сорвусь сразу же после ее ухода? Разлечусь на осколки, как мир, в котором я жил?

Вивиан ушла от меня.

Она полюбила другого.

Я был никудышным, ни на что не годным мужем, я потерпел фиаско.

Я слишком часто расстраивал ее и теперь остался один.

Как только за Мардж закрылась дверь, я подумал: «Я один».

И значит, умру в одиночестве.


Пока Лондон была на уроках, я бродил по соседним улицам. Вопросы, связанные с Вивиан, сталкивались в голове. Где она – в Атланте или где-нибудь еще? Взяла отгул, чтобы устроиться на новом месте, или сразу вышла на работу? Я непрестанно думал о том, чем она занята в эту минуту, представлял, как она беседует по телефону в кабинете, или спешит по коридору с пачкой бумаг, или сидит в офисе, который виделся мне то просторным и ультрасовременным, то строгим и тесным. С ней ли сейчас Спаннермен? Может, она смеется, сидя рядом с ним? Я не переставая проверял свой телефон, надеясь получить от нее сообщение или увидеть пропущенный звонок. С мобильным я не расставался ни на минуту. Мне хотелось услышать объяснение, что она ошиблась и уже едет домой. Хотелось, чтобы она сказала, что любит меня по-прежнему. Чтобы попросила прощения – и я ни минуты не раздумывал бы. Я любил Вивиан, несмотря ни на что, и не мог представить себе жизни без нее.

Что я сделал не так? Я провинился тем, что ушел с работы? Или набрал лишний вес? Или до увольнения слишком много работал? Когда начались проблемы? Когда она поняла, что я ей совсем не нужен? Как она могла бросить нас? Как могла оставить Лондон? Неужели Вивиан намерена забрать Лондон в Атланту?

Последний вопрос вызвал слишком много мыслей. Вернувшись домой, я почувствовал, что мои силы иссякли. Я прилег, но мысли только набирали скорость. Вдруг я сообразил, что мне предстоит рассказать о случившемся родителям.

Мне хотелось, чтобы это был сон.

Днем я забрал из школы Лондон, но шторм внутри меня продолжал бушевать. Лондон захотела мороженого, и, хотя эта просьба показалась мне почти невыполнимой, я каким-то чудом сумел отвезти ее в «Дейри Куин». Мы даже не опоздали на хореографию.

Пока Лондон была на занятиях, я гулял.

Нет, по натуре своей я далеко не сильный человек. В конце торговых рядов слезы затуманили мои глаза. Я стоял, закрывая лицо ладонями.


– Когда мамочка приедет? – спросила Лондон. На столе стояла коробка с пиццей, я отложил кусок для себя. И съел половину.

– Не знаю, детка. Мы с ней об этом не говорили, – ответил я. – Но как только узнаю, сразу же тебе скажу.

Мой ответ наверняка показался ей странным, но виду она не подала.

– А я говорила тебе, что мы с Бодхи нашли на перемене маленькую черепашку?

– Черепашку?

– Мы играли в салки-замерзалки. Я нашла ее возле забора. Она такая лапочка! А потом подошел Бодхи и тоже сказал, что она хорошенькая. Мы хотели накормить ее травой, но она есть не стала, а потом прибежали остальные, и учительница тоже пришла. Мы спросили, можно нам посадить ее в коробку и принести в класс, и учительница разрешила!

– Здорово.

– Да! Она сама принесла коробку от карандашей, посадила в нее черепашку, и мы все вместе отнесли ее в класс. А черепашка, наверное, испугалась, потому что старалась вылезти из коробки, но не смогла – стенки скользкие. Мы хотели придумать ей имя, но учительница сказала, что отпустит ее.

– Она не захотела оставить ее в классе?

– Нет. Сказала, что черепашка, наверное, соскучилась по своей маме.

У меня в горле встал ком.

– Да, все правильно.

– Но мы с Бодхи все равно придумали ей имя – Эд.

– Черепашка Эд?

– Сначала мы хотели назвать его Марко.

– А как вы узнали, что это мальчик?

– Просто узнали, и все.

Несмотря на мучения последних двух дней, я невольно улыбнулся.

Улыбка была недолгой.


Пока я убирал остатки пиццы в холодильник, позвонила Вивиан. Когда на экране моего телефона высветилось ее фото, мое сердце заколотилось. Лондон в гостиной смотрела телевизор, я вышел в патио через кухню. Прежде чем ответить на звонок, я постарался взять себя в руки.

– А, привет. – Я старался говорить так, словно ничего не произошло. – Как ты?

Она помолчала.

– У меня все хорошо. А у тебя?

– Было немного не по себе, – признал я. – Но сейчас все нормально. Где ты?

Она явно задумалась, стоит ли отвечать, и наконец произнесла:

– Я в Тампе. А Лондон рядом? Или уже купается?

– Еще нет. Она в гостиной.

– Можно мне с ней поговорить?

Я постарался выровнять дыхание.

– А тебе не кажется, что сначала поговорить надо нам?

– Неудачная мысль, Расс.

– Почему же?

– Потому что я понятия не имею, о чем ты хочешь поговорить.

– Что хочу сказать? Хочу, чтобы ты дала нам еще один шанс, Вивиан. – Я не обращал внимания на мертвую тишину на другом конце телефонной линии. – Я по-прежнему не понимаю, что происходит. Как можно все исправить? Надо сходить к психологу…

Ее голос зазвучал напряженно:

– Пожалуйста, Расс, можно мне поговорить с Лондон? Я по ней соскучилась.

А по мне нет? Или ты сейчас с Уолтером?

Перед глазами сразу встало видение: моя жена звонит из люкса в отеле, Уолтер смотрит телевизор в гостиной, и мне остается лишь войти в дом и позвать дочь к телефону.

– Мама звонит, Лондон. Хочет с тобой поздороваться.


Я не удержался и подслушал их разговор. Я слышал рассказ Лондон о том, как прошел день, о найденной черепашке. А потом она произнесла: «Я тебя люблю» – и спросила, когда мама вернется. Что ответила Вивиан, я не слышал, но, судя по выражению лица Лондон, ответ ей не понравился. «Ладно, мамочка. Я тоже по тебе скучаю. Завтра поговорим».


Вивиан знала, что я обычно выключаю мобильный, когда ложусь спать. Давние привычки неискоренимы, поэтому перед сном я машинально сделал это. А утром, включив телефон, увидел, что Вивиан оставила мне два голосовых сообщения.