— Не знаю, — прошептала она. — Может быть, потому, что тоже доверяю тебе. Если ты убил тогда этого человека, наверное, у тебя имелась на то причина Может быть, он был таким, что его и стоило убить. Но ты вернулся тогда за мной, хоть я и стреляла в тебя, ты спас меня от песчаной бури… Ты мог бы и не жениться на мне, сбежав от отца, — ты достаточно умен, да и с оружием обращаешься неплохо… Но ты остался. Почему?

Итан ощутил в желудке неприятный спазм.

— «Дура! — чуть не сорвалось у него с языка. — Все это я делал не ради тебя, а ради себя! Очень нужно мне было тебя спасать! Если я это и делал, то лишь для того, чтобы потом пристрелить твоего папашу! А ты мне нужна как прошлогодний снег!» Итану хотелось прокричать это Тори в уши, трясти ее до умопомрачения, пока она наконец не поймет все, хотелось швырнуть в нее чем-нибудь, избить… только бы не слышать, что она ему доверяет.

Но Итан молчал, хотя внутри у него все кипело от недовольства собой. Как ни пытался он ненавидеть Тори, Итан не мог заглушить голос совести, говорившей ему, что эта девочка ни в чем не виновата. Но десять лет назад он поклялся отомстить за жену и не свернет с дороги. Он, как и Тори, не виноват в том, что она дочь Кэмпа Мередита.

Итан не мог отказаться от своего замысла, не мог, разумеется, и признаться в нем Тори, но и обижать ее он не хотел.

— Итан, — в глазах Тори читались надежда и отчаяние, желание знать правду и страх, — расскажи мне о том, что случилось в Техасе. — Ей понадобилась вся ее воля, чтобы произнести эти слова.

Рука Итана, державшая кружку, вдруг дрогнула. Это было внешнее проявление той страшной внутренней борьбы, которая происходила в нем. Отпив глоток, он поставил кружку на стол.

— Я не могу тебе об этом рассказать. Есть вещи, о которых ты не узнаешь никогда.

Итан посмотрел на нее. Тори понимающе кивнула, однако то был жест безысходности, и Итан знал это. Да, трудно женщине иной раз понять мужскую психологию… Но Итан чувствовал, что не смеет оставить Тори в неведении.

— Иногда, — начал он, — случается что-то такое, чего ты никак не ожидал и не хотел. — Он замолчал, подыскивая слова, и вдруг они сами пришли к нему — простые, правдивые. — Иногда человек так во всем запутывается, что становится уже не властен над собой — понимает, что нужно бы остановиться, страстно этого хочет, но ничего не получается. А затем жалеет о сделанном, но уже не может ничего изменить…

— Понимаю, — задумчиво кивнула Тори. — Я ведь и сама совершила в жизни одну ужасную ошибку, которую уже не исправишь, — убежала с Диего. И наказала не только себя, но и отца, и тебя… Какая же я была дура!

— Ты была не дура, Тори, — мягко сказал Итан. — Ты была молода, полна надежд… Разве это плохо?

Сердце Тори учащенно забилось. Возможно, Итан сказал это, чтобы ободрить, поддержать ее, не вкладывая в свои слова никаких чувств… но ей так хотелось верить, что сейчас, здесь, они могут поведать друг другу все свои сокровенные тайны. Может быть, такого момента больше никогда не будет.

Тори посмотрела на кружку в своей руке, на сильную руку Итана, сжимавшую другую кружку.

— Но закончилось все очень плохо, — проговорила она. — Нас с тобой вынудили вступить в фиктивный брак. Я — не настоящая жена и никогда ею не буду. — Она посмотрела на него — Ты хотя бы уже был женат, знаешь, что такое настоящий брак…

— Да, знаю.

Тень, пробежавшая по его лицу, заставила Тори осторожно предположить:

— Должно быть, ты очень любил ее…

Итан долго молчал, пытаясь понять, что происходило с ним, когда Тори упомянула о его первой жене.

Больше всего его удивило то, что в первый раз при воспоминании о Кэтлин он не ощутил жгучей боли утраты. В первый момент это его ужаснуло, словно он совершил что-то постыдное. Но потом ему вдруг стало ясно, в чем причина.

Да, он любил Кэтлин, ему нравилось заниматься с ней любовью… но он никогда по-настоящему не пылал к ней страстью, никогда в течение дня не мечтал вернуться к ней вечером, медленно, постепенно раздевать ее при свете лампы, прикасаться к ее коже, учить ее любви… да она и сама не провоцировала его на это. Кэтлин была просто Кэтлин — заботливая, верная, надежная.

— Да, я ее любил, — начал он, словно сам впервые открывал для себя то, о чем говорил. — Любил ее голос, фигуру, улыбку… Она вносила уют в мой дом и вообще была правильной женой — может быть, даже слишком правильной. За это я ее и любил — она была такой женой, какая нужна мужчине. Но я никогда не задумывался, о чем она думает, что чувствует, о чем мечтает… Впрочем, мне кажется, у нее и не было никаких нереальных фантазий…

«Как, например, построить мост до луны…», — подумалось ему при этом.

— Теперь мне кажется, — закончил Итан, — что я ее, по сути, никогда как следует и не знал…

Он снова посмотрел на Тори. Ее глаза были печальными, широко открытыми и понимающими. И Итан вдруг почувствовал, что призрак, преследовавший его целых десять лет, куда-то исчез — тихо, без шума, безо всяких внешних проявлений. На мгновение Итан ощутил легкую грусть, но затем и она куда-то испарилась. Итан просто смотрел на Тори.

Тори хотелось протянуть к нему руку, дотронуться… Состояние перемирия между ними было таким хрупким, что Тори боялась, что оно может распасться от одного слова, одного движения… Но ей так хотелось прислониться к плечу Итана, успокоить его, а главное — понять. Ей хотелось обнять его и, отгородившись от всего мира, долго-долго молчать… Итан был рядом стоило лишь протянуть руку. Но Тори не смела сделать это движение первой.

— Спасибо за то, что ты мне это рассказал.

— Я сам рад, что сделал это.

Итану безумно хотелось дотронуться до ее лица, провести рукой по ее рыжим шелковистым волосам — хотя бы раз…

Итан опустил глаза.

— Надеюсь, когда-нибудь ты встретишь мужчину, с которым будешь так же счастлива, как я со своей Кэтлин…

«Не надо мне другого мужчины! — хотелось крикнуть Тори. — Возьми мою руку, Итан, поцелуй меня…»

Нервы Тори были напряжены так, что пальцы дрожали, барабаня по столу. Усилием воли она заставила себя успокоить их.

— Почему я не могу быть счастлива с тобой? — прошептала она.

Итан посмотрел на нее — и одного этого взгляда было достаточно, чтобы он сдался.

«Да, — пронеслось в его голове, — ты можешь быть счастлива со мной, Тори… Сегодня и всегда…»

Все можно было сделать так просто — взять ее за руку и отвести наверх, в спальню. Эта ночь станет их ночью. Эта — и все последующие…

Рука Итана потянулась к Тори.

И тут его, словно молния, вдруг обожгла мысль: «Не забывай, где ты, Итан, не забывай, зачем ты здесь…»

Пальцы Итана сжались в кулак.

— Потому что не можешь, и все тут! — отрезал он. Итан резко поднялся из-за стола и направился к матрасу.

— Пойду спать, — сурово сообщил он, подхватывая его. — Земля, я думаю, уже достаточно просохла.

Тори поднялась с трудом — у нее подгибались колени. Хрупкий момент близости уже прошел, и Тори чувствовала, что вместе с ним она словно теряет какую-то часть себя…

— Ты можешь спать здесь, — непослушными губами предложила она. — Я иду наверх. Спокойной ночи! Надеюсь, мое средство поможет тебе не простудиться.

Вернувшись в спальню, Тори легла в постель. Она не плакала. Слезами здесь не поможешь. Она ничего не потеряла. Ничего.

Глава 16

Адам никогда прежде не бывал в Драй-Уэллсе, но все провинциальные городишки были похожи друг на друга как две капли воды. Город словно остановился в своем росте, законсервировавшись от каких-либо перемен, кроме разрушений. У детей на улицах были красные, воспаленные глаза, у каждого продавца в лавке на боку топорщился револьвер, женщины ходили в коротких юбках и блузках с глубоким декольте. Драй-Уэллс был городом, существовавшим ради какой-то одной цели, а точнее, одного человека.

По тем крохам, что ему удалось собрать, Адам составил себе более или менее ясное представление о владельце Каса-Верде, Кэмпе Мередите. Поговаривали, что его огромное состояние нажито грабежом, разбоем, обманом честных фермеров и что в работники и охранники он нанимает отъявленных головорезов. Что ж, обычное дело: чтобы как-то выжить, не говоря уже о том, чтобы разбогатеть, в этих диких краях человеку волей-неволей приходилось не гнушаться ничем. Также ходили слухи, что у Мередита есть друзья в весьма высоких сферах, вплоть до губернатора штата, и что на ранчо порой творятся весьма сомнительные с точки зрения закона дела. Все это было очень интересно, но в общем-то не говорило ни о чем и не давало Адаму никакой информации об Итане Кантрелле.

Владелец конюшни оказался маленьким, приземистым человеком с налитыми кровью глазами и седой щетиной на щеках. Он оглядел лошадь Адама взглядом знатока:

— Похоже, парень, ты задался целью загнать своего мустанга до полусмерти! Да у него все ноги стерты!

Адам ослабил поводья и погладил морду лошади.

— Что поделаешь, приходилось пробираться по бездорожью. Так сколько за стойло и за кормежку? Ведра овса в день, я думаю, хватит.

Старик почесал щетинистый подбородок.

— Два доллара в день. Хороший уход гарантирую. Мы — единственная конюшня в городе.

— Хорошо, — кивнул Адам, — два так два, включая чистку щеткой каждый вечер. Много у вас тут случается проезжих?

— Сказать по правде, не очень… Был тут, правда, недавно один, с ним мы договорились за доллар в день — его лошадь была в гораздо лучшем виде, чем твоя, ухаживать за ней было прямо-таки одно удовольствие! Огромный черный мустанг, а сложен — просто загляденье!

По шее Адама вдруг пробежали мурашки. Усилием воли заставив себя не показать своей заинтересованности, он оглядел конюшню:

— Так куда же он делся? Что-то я не вижу здесь никаких черных мустангов… Он был недоволен вашей работой?

Старик поцокал языком:

— Э, приятель, этот парень оказался высокого полета — без году неделя как приехал сюда, а уже успел стать важной шишкой! Женился ни много ни мало на дочери владельца ранчо, стал у него управляющим, так что теперь у него своя конюшня и я ему не нужен.