Тори удивленно посмотрела на отца:

— Я и не знала…

Кэмп покачал головой:

— Ее родители тогда пришли в бешенство: они считали, что я ей не пара. К тому же ей было всего пятнадцать… — Он помолчал. — Может, они и были правы — жизнь у нас так и не сложилась. Что это за жизнь, когда муж почти все время в отлучке, а ты дома одна с маленьким ребенком.

Кэмп поставил портрет на место и повернулся к дочери.

— Я, как всякий отец, всегда хотел, чтобы у тебя все сложилось хорошо, мечтал выдать тебя замуж, прежде чем умру, знать, что у тебя надежный муж…

Тори заставила себя улыбнуться:

— Об этом не беспокойся, папа. Не найду мужа — сама о себе позабочусь. Ты же всегда говорил мне, что я сильная. С работой на ранчо справляюсь не хуже любого мужчины…

— Нет, женщине это не подходит.

Тори опустила взгляд, не в силах смотреть в глаза отцу.

— Папа, я решила остаться одна. Ты же знаешь, что у меня просто нет иного выхода. Теперь, после того, что я сделала, ни один мужчина на мне не женится.

В комнате воцарилась тишина. Кэмп подошел к дочери ближе. Ему хотелось, чтобы голос его прозвучал мягко, но в нем все равно проступала твердость:

— Родная, ты же ведь всегда доверяла мне, ты знаешь, что я всегда поступал так, как лучше для тебя. Поверь, мое теперешнее решение продиктовано тем же.

Тори подняла глаза на отца, почувствовала страх, от которого вдруг стало трудно дышать. Да, она доверяла отцу, знала, что он желает ей только лучшего — но все равно ничего не могла поделать с этим страхом.

Предчувствия ее не обманули.

— Я думаю, — торжественно расправил плечи Кэмп, — ты будешь рада узнать, что мистер Кантрелл оказал мне честь, попросив твоей руки. Я дал свое согласие.

Тори была слишком шокирована, чтобы хоть как-то отреагировать — словом или поступком. Она просто уставилась на отца во все глаза.

— Мне кажется, — продолжал он, — тебя вполне можно назвать счастливой. По крайней мере он белый, американец… Ваши дети наверняка будут сильными, здоровыми. И что самое главное, — понизил голос Мередит, — он мой. Он мне обязан. Ему придется во всем подчиняться мне. Можно ли мечтать о большем?

Тори с трудом обрела дар речи:

— Но почему, папа? Я же тебе сказала, между нами ничего не было!

Кэмп горько усмехнулся.

— Ты сбежала с этим мексиканцем. Не с кем-нибудь, а с человеком, который всю жизнь был моим злейшим врагом. Большое ли значение имеет после этого, было или не было у тебя что-нибудь с этим Кантреллом?

— Папа, я тебя прошу…

Кэмп нахмурился, взгляд его стал еще суровее.

— Подумай об этом, дочка, и я уверен, ты поймешь, что я прав. Это единственный и самый простой способ исправить положение. — Постаравшись смягчиться, Кэмп дотронулся до лица дочери рукой. — Родная, у меня ведь тоже в жизни было много неприятностей, без этого нельзя. Но я научился извлекать из них выгоду. Иначе бы мне не удалось достичь в жизни того, чего я достиг.

Руки Тори непроизвольно сжались в кулаки, к лицу, еще за минуту до того смертельно бледному, прилила кровь.

— Нет! — задыхаясь, прохрипела она. — Я ни за что на свете не выйду за него! Ты не можешь меня заставить!

Лицо Кэмпа потемнело.

— Заставлю, дочка, заставлю, ты плохо знаешь Кэмпа Мередита!

Тори почувствовала, как в ней черной волной поднимается паника.

— Нет! Я запрусь в комнате, я убегу, я покончу с собой!.. Папа! Ради Бога, не делай этого! Я знаю, ты меня любишь, не делай этого!

Но Кэмп оставался непреклонным:

— Хватит, Тори! Я и так всю жизнь только и делал, что потакал твоим капризам. Я отпустил тебя в этот проклятый Новый Орлеан — если бы я отказался, не произошло бы и всей этой заварушки. Не трать понапрасну время, Тори, со мной спорить бесполезно. Пойми же, — добавил он уже мягче, — я просто не вижу иного выхода.

Тори понимала, что спорить бесполезно. Однако все ее существо противилось решению отца.

— Но, папа, — предприняла она последнюю, отчаянную попытку, — я… я не люблю его.

— Сочувствую, — Кэмп был все так же непреклонен, — но ты наверняка понимаешь, что в твоем положении выбирать не приходится. Сама виновата, заварила кашу — сама и расхлебывай.

Кэмп направился к двери. На пороге он обернулся.

— Завтра же утром пошлю за священником, — безучастно произнес он. — Так что, думаю, сейчас тебе лучше как следует отдохнуть.


Итан стоял у конюшни и курил, прислушиваясь к храпу лошадей и поглядывая на единственное освещенное окно дома. Из этого окна его вполне могли видеть, но он и не прятался.

Внешне Итан казался совершенно спокойным, но внутри у него все кипело. Бездыханное, окровавленное тело жены представлялось ему так, словно он снова держал его в руках; ненависть к Кэмпу была столь же сильна, как и десять лет назад. Эта ненависть будто съедала его заживо, пропитывала все его существо.

Итан услышал, как отворилась дверь, по двору прошелестели шаги. Он не сомневался, что это Тори. Итан почувствовал, что она подошла к нему, ощутил ее дыхание. Затянувшись в последний раз, Итан обернулся.

Тори была в ночной рубашке, наброшенной на плечи шали и шелковых тапочках. Волосы свободно рассыпались по плечам, на лбу залегла глубокая складка. Глядя на нее, Итан на какое-то мгновение забыл о своей ненависти к Кэмпу.

— Добрый вечер, женушка! — ухмыльнулся он. — Я смотрю, ты уже готова к первой брачной ночи! А ты не забыла, что сначала должна состояться свадьба?

Чтобы решиться выйти из дома и подойти к Итану, которого она заметила из окна, Тори понадобилось пятнадцать минут. Видеть этого человека для нее сейчас было пыткой — в ее сознании сразу же вспыхивали воспоминания о его поцелуях, о прикосновениях его рук к ее обнаженным плечам… И сразу же за этим воспоминания о холодном блеске в его глазах, когда он оттолкнул ее. Нет, она никогда не простит ему — не потому, что такое не прощается, а потому что просто не сможет забыть.

И все-таки Тори не ожидала, что и теперь Итан будет смотреть на нее с той же ненавистью в глазах. Он казался ощетинившимся, словно большая дикая кошка, готовая в любой момент броситься на нее.

Тори нервным движением еще плотнее закуталась в шаль, словно та могла ее защитить. Но ей не хотелось показывать свой страх.

— Зачем ты это делаешь? — напрямик спросила она и сама не узнала своего голоса. — Ты же не хочешь жениться на мне, я знаю! Уезжай отсюда — тебе самому так будет лучше. Если надо, я дам тебе денег на дорогу. Только ради Бога, уезжай!

Губы Итана едва заметно дрогнули в улыбке.

— Нехорошо, женушка, нехорошо! Разве так разговаривают с любимым мужем?

— Итан, ради Бога, — взмолилась Тори, — ты же знаешь, что и я не хочу выходить за тебя замуж! Да для меня лучше удавиться!

— Той ночью у тебя было другое настроение, — усмехнулся он.

Тори почувствовала, как кровь застучала ей в виски.

— Как ты смеешь!.. Подлец!..

— О чем ты? — вырвалось у Итана помимо его воли. Он не хотел давать воли эмоциям, но был рад, что ему удалось задеть Тори. — Не ты ли умоляла тогда о поцелуе? И насколько я могу судить, хотела этого гораздо больше, чем я!

У Тори перехватило дыхание, почти остановилось сердце.

«Нет, папа, — решила она, — я никогда не стану его женой! Никогда!»

Пальцы Тори сжались в кулак, комкая шаль. Она с такой ненавистью смотрела на Итана, что ему показалось — она собирается его ударить. И он даже не без злорадства ждал этого.

Но Тори настолько не хотелось прикасаться к Итану, что она не могла его даже ударить.

— Не подходи ко мне, — ледяным голосом потребовала она. — Никогда!

— Не беспокойся, — усмехнулся он, — я буду спать в конюшне. Меня и самого больше устроит компания лошадей, чем твоя.

Какой простой казалась Тори жизнь всего несколько дней назад! Все люди делились на хороших и плохих. Диего был плохим, потому что использовал ее, Итан хорошим, потому что ее спас. Но сейчас все так запуталось… Даже в самых мрачных фантазиях Тори не могла себе представить такого предательства, на какое оказался способным Итан. Предательство Диего по сравнению с ним было ничтожным. Тори чувствовала себя совершенно опустошенной.

— Ты ужасный человек! — прошептала она. — Я не могу поверить, что когда-то ты мне нравился!

— А кто хотел романтической любви? — невозмутимо напомнил он. — Кто кого умолял о поцелуе? Хочешь свалить все свои обиды на меня? Подумай хорошенько — не сама ли ты во всем виновата?

— Да, это так! — выкрикнула она. — Думаешь, я не знаю?

На какое-то мгновение Итан растерялся. Тори сейчас переживала такую бурю эмоций, что Итану даже стало жаль ее. Но он тут же прогнал это настроение. Он не должен жалеть ее, не имеет права!

— Ты сама во всем виновата, — повторил он. — И у меня гораздо больше оснований обвинять тебя в том, что по твоей милости мы вынуждены вступать в этот не нужный ни мне, ни тебе брак. Сначала ты убежала с этим мексиканцем. Потом, когда с ним ничего не получилось, стала вешаться на первого встречного. Что ж, ты хотела мужа — ты его получила. Какие проблемы?

— Тебя я не хотела!

— А я, по-твоему, тебя хотел? Нет уж, голубушка, инициатива была твоей и только твоей. Твой распрекрасный Диего оказался на поверку не таким уж и распрекрасным, вот ты и бросилась на первого попавшегося мужика. И у тебя еще хватает наглости заявлять, что я тебя использовал! Не ты ли, милочка, меня использовала?

— Да как ты смеешь!

— Ты все заранее продумала — ты и твой папаша. А я просто случайно оказался в это замешанным. Что ж, получай теперь по заслугам!

Тори молчала. Она уже не чувствовала обиды — слишком многое свалилось на нее за один вечер, и чаша терпения переполнилась.

— Хорошо, — после долгой паузы проговорила она. — Но я не понимаю одного: если тебе так же противен этот брак, как и мне, почему ты не пойдешь к моему отцу и не скажешь все, как есть?