— Что ж, — фыркнула Тори, поддевая ножом шипящую на сковородке свинину, — извини, если я тебя разочаровала!

— Разве я сказал, что ты меня разочаровала? Напротив, я был бы разочарован, если бы ты действительно оказалась ленивой и пустоголовой!

Тори пристально посмотрела на него, не зная, насколько серьезен этот неожиданный комплимент. Но Итан, похоже, был вполне искренен.

— Ничего удивительного, — призналась она, — что здешняя жизнь не вырастит из тебя лентяя — здесь приходится каждый день работать так, что уж не до балов и развлечений. Кстати, если хочешь знать, отец хотел было отправить меня куда-нибудь, где я могла бы окончить школу. Но я отказалась — я знала, что нужна ему здесь, на ранчо. Тем более что всему необходимому он и сам мог меня обучить. И как видишь, обучил, — добавила она не без гордости.

— А что случилось с твоей матерью?

Тори присела на камень рядом с костром и обхватила колени руками. Итан невольно залюбовался ею — в этой позе она казалась совсем девочкой.

— Мама умерла в Виргинии от тифа, когда мне было двенадцать. После этого я переехала к отцу.

Итан посмотрел на нее с интересом:

— Значит, ты не всегда жила здесь? Тори покачала головой:

— Папа приехал сюда после войны — он искал для нас с мамой подходящее место. Но все кругом было совершенно диким, и он решил хотя бы немного пообжиться, прежде чем перевозить сюда нас. Время от времени он приезжал навестить нас, и каждый раз говорил, что осталось уже совсем немного… Наконец мы уже собрались ехать, но тут мама заболела… — Глаза Тори затуманились. — Короче, в результате я приехала одна.

Итан долго молча смотрел на нее.

— Значит, — заговорил он наконец, — ты не знаешь, каким образом твой отец нажил деньги?

Тори удивленно посмотрела на него:

— Как не знаю?'Разумеется, знаю! Он торговал скотом.

— Да, разумеется, — пробормотал себе под нос Итан и, чтобы Тори не успела ничего прочитать в его глазах, отвернулся и снова стал точить нож.

Что ж, в том, что Тори не знала, каким образом ее отец наживал деньги, не было ничего удивительного — какой отец станет признаваться дочери, что промышляет грабежом и разбоем? Тори могла прожить всю жизнь, так и не узнав об этом — ранчо старика было для него неплохим прикрытием. Если Кэмпу столько лет удавалось водить за нос власти, то что уж говорить о молоденькой, неискушенной девушке? Если, конечно, Кэмп и теперь этим промышляет… Впрочем, Итан был уверен, что промышляет.

Было совершенно очевидно, что Тори не пытается скрыть от Итана, чем на самом деле занимается ее отец, а сама этого не знает. А раз так, то и не несет за это ответственности — ее нельзя даже обвинить в том, что она не осуждает отца. Итан не мог решить, нравится ли ему такая наивность Тори или нет.

— Ты, должно быть, очень гордишься отцом?

— Еще бы! — В глазах Тори тем не менее не было энтузиазма. — А вот он, — вздохнула она, — не может гордиться мной после того, что я сделала. Я думаю, ни одна дочь так не оскорбляла отца! Я не удивлюсь, если он теперь не захочет даже видеть меня до конца своих дней!

Это удивило Итана, но, поразмыслив, он решил, что Тори, пожалуй, права. Ему захотелось как-то ободрить ее:

— Твой отец, как ты знаешь, послал меня за тобой. Вряд ли это говорит о том, что он не хочет тебя видеть!

Тори покачала головой. Голос ее звучал совсем подавленно:

— Я все разрушила, все! Я думала, что моя свадьба с Диего решит все проблемы, но в результате я лишь все испортила так, что уже не исправишь. Какой же я оказалась идиоткой!

— Значит, — заключил Итан, — Ортега все-таки признался, что женат!

Теперь Итан понял, почему Тори покорно вернулась вдруг к нему, Итану, почему так заботилась о нем. Итан не привык к сантиментам, однако не мог не признать, что начинает испытывать симпатию к этой девушке.

Тори посмотрела ему прямо в глаза. Итан выдержал ее взгляд.

— Ты был прав, — горько признала она, — Диего просто использовал меня. — Она передернула плечами. — Я это заслужила — нельзя быть такой дурой. Нужно было понять, что я совершенно не та женщина, которая могла бы понравиться Диего.

— Почему? — удивился Итан.

— Как почему? — Лицо Тори исказила гримаса. — Да на меня без смеха смотреть нельзя! Тощая, нескладная, вся в веснушках настоящая уродина… Да и манерами ты верно подметил — не блещу. Да еще, как оказалось, полнейшая дура! Какой мужчина в здравом уме прельстится такой?

Слушая эту исповедь, Итан чувствовал себя неловко. Он знал, что плохо подходит на роль утешителя — а именно этого, по-видимому, хотела от него Тори. Все, о чем он мечтал, — поскорее вернуть ее отцу и сбыть наконец с рук. Но, отложив нож и точило, Итан неожиданно для себя сказал:

— Не говори так о себе! Я уверен, что когда-нибудь ты найдешь мужчину, который сможет оценить тебя по достоинству. К тому же, — добавил он, совершенно не собираясь этого делать, — ты вовсе не уродина!

Тори посмотрела на него с удивлением и надеждой:

— Серьезно?

Итан почувствовал себя еще более неловко.

— Абсолютно, — поспешил уверить ее он. — И с чего ты взяла, что на тебя смешно смотреть? Я, как видишь, не смеюсь!

На мгновение в глазах Тори мелькнуло что-то детское, но тут же погасло.

— По-моему, ты вообще не из тех, кто много смеется! Итан отвел глаза — ему совсем не хотелось переводить разговор на его собственную персону.

Тори перевела дыхание, словно собираясь сказать что-то важное.

— Знаешь, — начала она мягко и немного нерешительно, — я должна перед тобой извиниться. После того как я стреляла в тебя… ты имел полное право меня бросить. Но ты вернулся за мной! Спасибо, — добавила она совсем тихо.

Итан внимательно посмотрел на Тори. В глазах ее он прочитал искреннее сожаление, благодарность и — боль. Итан вдруг и сам ощутил чувство вины. Он сделал попытку отогнать это чувство, но оно упорно не уходило. Если бы Тори знала действительную причину, по которой он вызвался вызволять ее, она бы не смотрела на него с такой благодарностью, не изливала бы перед ним сейчас душу. Хотя Итан и не испытывал желания выслушивать ее исповедь, правду он ей, разумеется, сказать не мог.

— Не стоит благодарности, — сухо ответил ей он. — Я просто делал свою работу.

Итан поднялся и отошел подальше от костра, прежде чем Тори успела перехватить его взгляд.

Глава 7

На следующее утро, как и рассчитывали, они отправились в путь. Тори почти все время молчала — она была слишком подавлена. Каждый шаг приближал ее к дому, к отцу, но вместо радости она испытывала щемящее чувство безысходности. А при воспоминании о Диего Тори просто бросало в жар от ненависти к этому человеку. И снова мысли ее возвращались к тому, с чего, собственно, все и началось — перед ней вставал Новый Орлеан с его роскошными бальными залами, с праздничным блеском свечей; элегантные мужчины смотрели на нее горящими глазами… Неужели это не повторится никогда, никогда?..

Да, она уже больше не вернется к той жизни, где главная забота состоит в том, какое платье надеть на очередной бал. Тори понимала, что такой беззаботный период в жизни девушки бывает только раз, что он прошел так бездарно. И винить в этом она могла только себя одну.

Тори знала, что отцу хотелось выдать ее замуж за достойного человека, хотя он редко говорил с ней на эту тему. Кое-кто у него уже был на примете — политики, владельцы ранчо, банкиры, — но ни один из них не проявлял к ней повышенного внимания, да и самой Тори они казались какими-то скучными и неинтересными. Может быть, это было и наивно, но Тори не желала расставаться с мечтой о сказочном принце. Отправляясь в Новый Орлеан, она втайне надеялась, что там наконец ее мечта сбудется. Теперь же она окончательно убедилась, что сказочных принцев просто не бывает.

Мерный стук копыт, продолжавшийся уже не один час, словно отсчитывал последние минуты ее юности. Однообразная, бесконечно тянувшаяся пустыня казалась ей слепком с ее души, в которой уже не оставалось ни желаний, ни чувств.

Тори пыталась уверить себя, что ей вообще не нужен никакой мужчина. Она сама даст сто очков вперед кому угодно, кроме разве что отца, — в стрельбе из ружья или езде на лошади да и в смысле ума не уступит. Она знала женщин, которые прожили жизнь без мужчин и при этом прекрасно себя чувствовали. Взять хотя бы Энни по прозвищу Бизониха — да ее ловкости и смелости хватило бы на десятерых мужчин. Огромная, как бык, с голосом, подобным звуку медной трубы, Энни носила по пистолету на каждом боку и лассо на плече. Когда она проезжала мимо на своем горячем, как она сама, мустанге, мужчины невольно уступали ей дорогу. А чем Тори хуже, почему, собственно, она не может быть такой, как Энни? Такой и старость не страшна — она и при жизни уже стала живой легендой.

Но перспектива стать живой легендой почему-то не привлекала Тори. Ей хотелось совсем другого — оставаться молодой и быть любимой сильным, надежным мужчиной…

Солнце поднималось все выше. Вокруг Тори клубились тучи насекомых, немилосердно жаля, нестерпимая жара заставляла ее обливаться соленым потом, который тут же высыхал, отчего ее платье сделалось жестким, словно панцирь, корсет не давал дышать, нижние юбки липли к ногам. Тори готова была возненавидеть Итана за то, что, отправляясь спасать ее, он не подумал захватить какую-нибудь одежду для нее, а теперь еще заставлял ее гнать лошадь по самой жаре. Тори уже начинала жалеть, что целилась ему в ногу, а не в сердце. Возвращение к отцу в этом случае было бы для нее неизбежным, но тогда оно хотя бы состоялось не так скоро.

К полудню наконец стало ясно, что хотя бы небольшой отдых им просто необходим. Увидев впереди какие-то скалы, Итан решительно направился к ним. Найдя в скалах узкую, едва заметную расселину, он заставил Тори протиснуться в нее. Тори уже готова была воскликнуть: «Куда ты меня завел?!» — но тут впереди замаячила водная гладь, и Тори облегченно вздохнула.