Виолетта Лосева - Два Виктора и половинка Антуанетты

– А можно, Аня, просто сказать, чего не хватает. Это не всегда видно. Это можно просто сказать…

«Да, для того, чтобы кто-то принял твои условия, нужно, чтобы ты их выставил. Условия, я имею в виду… – думала Аня, – но не все же скажешь словами. Тем более, разложишь по пунктам…»

Но, тем не менее, это запомнилось…

Можно ведь просто сказать, Аня…

– Хочешь мороженого? – спросил Вилли, целуя ее в голое плечо.

«Читай так, – грустно подумала она, – Чего ты еще, Аня, хочешь… Только не начинай…»

Когда она начинала «дуться» на него, у Вилли сразу же делалось грустное лицо и печальный взгляд, который говорил «нужно потерпеть, это пройдет».

Иногда он включал песню «Ты у меня одна», и она быстро прощала его.

Нельзя сказать, что Аня так уж хотела громко выяснять отношения, но турбулентности, однозначно, не хватало.

– Хочу мохито, – сказала она.

Причин для размолвки не было.

Вилли пошел за мохито, а Аня достала зеркальце. Нос, однозначно, сгорел, да и макияж после плавания можно было бы «подправить».

Можно было подправить, а можно было оставить, как есть.

Это, как будто бы ничего не меняло.

«Причем тут макияж? – думала Аня.

«Все взаимосвязано», – умничал размазанный макияж…

Успешная самодостаточная женщина имеет право выглядеть так, как она хочет – небрежно, немодно, неактуально, нестильно…

Это ее право.

Другой вопрос – когда женщина начинает УЧИТЬ других тому, как стать успешной и реализовать себя, и приводит себя в пример. Хотите быть такой, как я? Следуйте тому, чему я вас учу.

И тогда картинка, которая предстает перед взором «благодарных учеников», должна все-таки хоть немного соответствовать общепринятому представлению об успешности и благополучии женщины…

Иначе, глядя на «классную даму», некоторые ученики могут, мягко говоря, пожать плечами.

Работать над собой? Преодолевать преграды?

Быть лидером и искать именно свое поприще?

Осознавать неосознанное и выходить из зоны комфорта?

Делать все это, для того, чтобы выглядеть так, как ты? Быть такой как ты?..»

«Что за ерунда! – мысленно возмутилась Анна, – Я всего лишь посмотрела в зеркальце и задумалась, нужно ли припудриться, а на меня набрасываются, как будто я кого-то чему-то учу!»

– А ты не видишь связи? – гримасничала самодостаточность дуэтом с макияжем, – Не учишь, да? Ты просто завела речь о том, как будешь восполнять пустоту?

Ты ничего не имела в виду?

Просто так говорила?

Аня, где у тебя тумблер переключения скоростей?

– А не нужно делать так, чтобы пустота была! – огрызнулась Аня.

– Так тебе же ответили: просто скажи, Аня. Он готов заполнить.

– А у него есть – чем заполнять?

– А ты сама знаешь – чем?

– Я-то знаю!!! А вот он…

– А знаешь – так скажи… Человек не виноват, что ты не можешь разобраться в себе…

– Нет виноват! Если он пришел в мою жизнь, значит виноват!

Ох, Аня, Аня…

– Знаешь, чего мне не хватает? – спросила она, когда он принес ее мохито, – Думаю, турбулентности…

– Тряски? Бури? Беспорядочности? – переспросил Вилли.

– Нет… Это не совсем то, что я имею в виду… Нужно сформулировать…

Вилли улыбнулся.

– Я пойду окунусь, а ты пока сформулируй.

– ОК, – кивнула Аня.

«Опять ушел от проблемы. От конфликта. От разговора…» – подумала она.

– А ты как хотела? – зеркальце в руках продолжало ловить и выпускать «зайчиков».

«А хрен его знает, как я хотела, – подумала Аня, спускаясь к воде, – Разобраться бы самой…»

«Ничего-ничего, – отозвался мейкап, – пойди еще почитай чего-нибудь, послушай историй страшненьких, классику полистай, пострадай немного… Иначе, где же еще ты будешь «подпитываться» в своем убеждении, что у тебя в жизни все «не так»?»

Вилли ждал ее в воде. И ее макияж был совершенно не при чем.

– Она такая хорошая! – голос со сцены звучал, практически шепотом, но задние ряды партнера все хорошо слышали.

– Она слишком хорошая для него, – думала семья Лилу, знакомясь с женихом. И не просто думала, но и говорила об этом Лилу.

– Он – такой хороший, – думала семья Николеньки, увидев Лилу…

«Достаточно ли она хороша для него?» – спрашивали они друг друга, зная, что это абсолютно риторический вопрос. Они не ждали ответа.

Те, кто говорил «конечно, она просто прекрасна», не были услышаны… А те, кто говорил «да, он – лучше…», и так были согласны…

– Причем тут я, когда речь идет о любви? – восклицало сравнение, – Что тут можно сравнивать?

Но его никто не слышал.

Вилка, которая случайно упала со стола из рук Лилу, становилась не вилкой, а знаком судьбы. «Она не умеет вести себя за столом!»

– Да неужели? – думала даже та злосчастная вилка, – Вы никогда ничего не роняли? Зачем же сразу так пожимать губы?

– Я тоже была вовлечена в этот «страшный» конфликт, – думала розовая чашка, храня тепло чая для Лилу, – только с другой стороны. Родственники Лилу постоянно намекали ей «он хоть раз помыл за собой чашку?» Речь шла не конкретно обо мне… Имелась в виду некая абстрактная чашка, которая никогда не была помыта Николенькой. С таким же успехом они могли бы говорить о тарелках или вилках с ложками… Дело не менялось от этого…

Они были такими хорошими… Такими домашними детьми… Такими беспроблемными… Даже в подростковом возрасте…

Они никогда не протестовали… И у нее, и у него были очень умные мамы…

«Да-да-да, – подхватили все умные мамы большого города и его окрестностей, – Мы – умные. Мы знаем, как лучше… Мы плохого не посоветуем… Мы все готовы отдать нашим детям… Мы любим их, а они любят нас…»

– Все несчастья случаются от большой любви, – проговорил суфлер в своей будке. В оригинале эта фраза звучала как-то по-другому, но суть оставалась неизменной.

«Он слишком любил свою маму, и не мог проигнорировать мамины слова о поведении за столом», – задумался стол, за которым после Лилу сидело много девушек в гостях у родителей Николеньки, и некоторые из них тоже роняли вилки, но Николенька уже не принимал это так близко к сердцу…

«Она слишком любила свою маму, и не могла доказать ей, что ей и самой было не трудно помыть все чашки», – думал другой стол в другой квартире… За этим, другим столом, увы, было не много претендентов на сердце Лилу…

Точнее, совсем немного…

Если быть совсем точным, то их не было ни одного…

Лилу холила и лелеяла свою несчастную любовь к Николеньке и не представляла, что кто-то другой не будет мыть чашки на ее маленькой кухне…

Николенька женился на женщине, которая не смущалась, когда «роняла вилку», родил сына, развелся и теперь его умная мама по-умному выстраивала его отношения с ребенком и бывшей женой.

«А мы-то в чем виноваты? – размышляли все вилки, чашки, заодно с тарелками и даже кастрюлями на обеих кухнях, – Ведь и у него и у нее были такие умные мамы…»

– Они просто слишком любили своих мам, – поясняла несчастная любовь, – И с этим ничего нельзя было поделать…

Просто…

Просто у кого-то однажды не хватило капельки деликатности…

А у кого-то – щепотки такта.

А у кого-то – трех секунд молчания.

А у кого-то – одного слова в нужную минуту.

«Вот-вот, – вторили правила приличия, – Почему-то с чужими людьми мы более тщательно соблюдаем правила. Мы не знаем, что именно может обидеть чужого человека, и поэтому соблюдаем деликатность. Но… Это парадоксально, но это – факт. Мы знаем, что может обидеть близкого человека, и обижаем его. Где же логика?

– Если использовать логику в отношениях между людьми, то не останется ни логики, ни отношений, – резюмировала несчастная любовь Лилу. – Впрочем, иногда и это не помогает.

«Сплошные противоречия, – пробурчал Клим Пятеркин, глядя на печальную Лилу, – детские губы, девичье лицо, глаза как у ангела… С ней нужно было бы обращаться как с хрустальной вазой».

Воспоминания Клима привели его в тот вечер, когда он напросился в гости к Лилу, рассчитывая, что останется до утра.

Так и вышло. Он остался до утра.

Остался до утра, чтобы слушать рассказы Лилу о ее несчастной любви к Николеньке. И – сгорая от женской энергетики Лилу, облаченной в форму аленького цветочка.

Где-то в четыре часа утра после восьмой чашки кофе и, начиная третью пачку сигарет, Клим попробовал не просто разобраться в ситуации, но и расставить точки над i.

– Слушай, но сейчас же он разведен и свободен, – сказал тогда Клим, – Если ты его любишь, и он говорит, что ты ему нужна,… Что, черт возьми, мешает вам быть вместе? Опять мамы? Его ребенок? Его бывшая жена? Тридцать три таджика, которые живут у вас в головах? Что мешает, черт возьми?

Лилу посмотрела на него, как на пришельца с другой планеты. И Клим понял, что пора уходить. Но, до первого трамвая было еще два часа, а на такси в тот момент у Клима не было денег.

А продолжать ухаживать за Лилу уже не было сил.

Несмотря на всю ее энергетику, загадочность и привлекательность.

И, поэтому он дремал в кресле еще два часа, дожидаясь первого трамвая и продолжая слушать излияния бесхозяйственной Лилу, которая не додумалась постелить ему на раскладушке.

«С какого хрена я сказал ей, что нам есть о чем поговорить, – шутливо ругал себя Клим. – А ведь желание провести с ней вечер возникло в тот момент, когда она играла зайчонка на сцене… Казалось бы… Совсем неженственный образ с полным отсутствием сексуальности. А поди ж ты… Желание обладать ею пробивалось даже сквозь заячью шкурку… Кто же мог подумать, что у легкого зайчонка или простенькой гимназисточки, живут внутри такие страсти…»