– Прости, – засмеялась я, похлопав Антона по плечу. – Это было слишком внезапно.

– Я оторвал тебя от чтения чего-то неприличного? – ехидно улыбнулся он и дважды вскинул брови вверх.

– Лучше тебе об этом не знать, – повторила я его гримасу и отставила компьютер в сторону. – Перерыв окончен?

– Пора за работу.

Домой в тот вечер я возвращалась позднее обычного. Когда я подъезжала к дому, на улице было уже темно, и горели фонари, освещая мокрую после дождя дорогу. Машина Саши была припаркована возле его дома и, проезжая мимо, я немного замедлилась. Почувствовав, как в сердце вонзилась игла, я сильнее надавила на педаль газа и через секунду уже была у своего дома.

Когда я зашла внутрь, Марина болтала по телефону. Она помахала мне рукой в знак приветствия и закатила глаза, едва слышно шепнув: «Родители». Судя по всему, разговор длился уже долго, и завершаться не собирался. Я показала подруге жестом, что устала и собираюсь лечь спать, на что она ответила недовольной гримасой, но спорить не стала. По традиции последних дней я направилась в свою комнату и практически сразу же заснула. Прежде чем окончательно провалиться в забытье, я попыталась в деталях вспомнить лицо Саши. Я по нему очень скучала, не смотря на все, что произошло за последние сутки. Почему-то гнев и страх, которые я испытывала по отношению к нему вчера вечером и сегодня утром, пропали. Их место заняла тоска. Избавиться от нее можно было только в объятиях Морфея, в которые я погрузилась с головой.

На следующее утро я проснулась на удивление выспавшейся и умиротворенной. Я не чувствовала негативных эмоций, переполнявших меня ранее. Утро было по-настоящему добрым. Мы позавтракали вместе с Мариной, которая, хоть ей и не нужно было рано вставать, сделала для меня вкусный завтрак и проводила на работу, даже обняв на пороге. Я увидела в ее глазах тревогу и, пусть мы так и не поговорили о том, что произошло той ночью, взглядом я дала ей понять, что все будет хорошо. Сев в машину, я в очередной раз позавидовала рабочему режиму подруги, которая могла спать до обеда и гулять до утра, при этом неплохо зарабатывая.

Новое утро принесло первые серьезные заморозки, и мне пришлось прогревать машину немного дольше обычного. Мой старый друг не подвел и на этот раз, заведясь с первой попытки. Однако на моем пути все же встало непреодолимое препятствие: дорога, ведущая от моего дома к центральному шоссе, ночью превратилась в каток. На нашей улице прорвало канализационную трубу, и низкие температуры сделали свое дело, поэтому теперь мне предстояло искать пути объезда.

Я сдала назад, пытаясь развернуться, и увидела в заднее зеркало, как Саша отъезжает на своем автомобиле от дома. Наверное, он еще не заметил ледовой корки на своем пути, а, может, она не была для него преградой, поэтому он уверенно поехал вперед. В тот момент, когда мы поравнялись, оказавшись лицом друг к другу, я поняла, что нервничаю. Что мне сказать, если он вдруг остановится? Стоит ли мне с ним здороваться? Как мне себя вести? С ума сойти, что мне делать? Не смотря на то, что руль был еще холодный, мои ладони вспотели, и меня обдало волной жара.

Он замедлился и остановился. Машинально я нажала на тормоз, не сводя глаз с водителя. Когда мы оказались в полуметре друг от друга, Саша приоткрыл свое окно и поздоровался. Обычное «Привет», никакого подтекста, никакого задорного огонька в глазах, и даже никакой растерянности или обиды. Я ожидала увидеть на его лице что угодно, но только не каменное равнодушие. Он просто поздоровался со мной, как ни в чем не бывало. По-соседски. Вместо ответа или вежливой улыбки я удивленно на него посмотрела.

– Как ты? – спросил Саша.

– Нормально, – ответил кто-то вместо меня.

– Если захочешь поговорить – у тебя есть мой номер, – внезапно сказал он.

Я ничего не ответила, лишь задумчиво кивнула, не сводя с него глаз. Саша одарил меня легкой улыбкой и сорвался с места. Я снова почувствовала, что скучаю, вместе с тем понимая, что наши пути больше никогда не пересекутся.

После встречи на дороге прошла неделя. Каждый вечер, ложась спать, я с тревогой думала о предстоящей ночи, в глубине души боясь, что Саша был прав. Однако в большинстве случаев мне ничего не снилось, лишь изредка меня мучили тревожные сны о работе. Один раз мне приснился бывший муж Леша, хоть о нем я совершенно перестала думать. Саша в моих видениях больше не появлялся.

Наступила зима, дни стали еще короче, снег окончательно обосновался на нашей улице в виде сугробов и снеговиков, которых лепили соседские дети. С того дня Сашу я больше не видела, но он ни на секунду не покидал мои мысли. В выходные мы с Мариной решили устроить девичник на двоих. Мы заказали две больших пиццы, купили бутылку белого вина и запаслись дисками с романтическими фильмами. Первым в списке оказался «Дневник памяти», над которым мы в очередной раз от души порыдали. Дальше, решив продолжить киновечер, мы включили «Мглу», снятую по мотивам романа моего любимого Стивена Кинга. Когда на посетителей супермаркета начали нападать насекомые-мутанты, Марина сбежала в туалет, а я осталась наблюдать за тем, как несчастных людей похищают невероятных размеров пауки и скорпионы.

Подруга все не возвращалась. Казалось, прошло уже полфильма с момента ее исчезновения. Я посмотрела на часы: двадцать один двадцать. Мне показалось это странным, ведь наша киномания началась около восьми вечера, часы будто остановили свой ход, при этом секундная стрелка продолжала двигаться в привычном ритме. Я выключила звук телевизора, пытаясь прислушаться к доносящимся до меня голосам. Вероятно, Марина разговаривала с кем-то по телефону, поэтому так долго не возвращалась. Доносящиеся звуки почему-то насторожили меня, они не были похожи на разговор взрослого человека, и раздавались явно не со второго этажа, куда убежала подруга.

Я откинула плед и встала с дивана, решив найти источник шума. Я снова прислушалась и поняла, что звуки больше походили на плач ребенка. Определенно, это был детский плач, но я никак не могла понять, откуда он раздается. Детей в нашем доме не было, как, впрочем, и в двух соседних домах рядом с нами. По мере моего приближения к двери, ведущей на задний двор, плач все усиливался. Я с ужасом подумала, что нам подбросили грудного малыша, который лежит сейчас в корзинке на веранде, и надрывно плачет от холода и голода. Испугавшись, я бросилась к двери и, открыв ее, застыла.

Все мое тело вмиг онемело, ни руки, ни ноги, ни даже пальцы не слушались, как я ни старалась привести их в действие. Я почувствовала легкий холодок, пробравшийся под кожу. Вместе с тем глаза расширялись от изумления. Открыв дверь, я попала не на задний двор нашего с Мариной дома, где располагалась беседка с качелями и двумя елями у забора, а в… гараж своей больницы. Прямо передо мной стояла машина, принадлежавшая моему начальнику Игорю Владимировичу. Водителя внутри я не увидела, однако двигатель автомобиля был заведен и горели фары. Насколько мне позволял обзор, я осмотрелась и поняла, что в гараже также никого не было.

Помещение было очень маленьким, в гараже было всего три парковочных места, которые, по понятным причинам, заняли главные врачи отделений, имеющие самый большой стаж работы в данном медучреждении. Остальные сотрудники ставили свои автомобили там, где придется, поэтому тем, кто опаздывал, приходилось искать место для стоянки на примыкающих к больнице улицах. С парковкой в тех краях была самая настоящая беда. Несколько месяцев назад больница выкупила соседнее здание, которое оставалось заброшенным вот уже долгие годы, и на его месте началось строительство многоуровневого паркинга. Но пока правом оставлять свои автомобили под крышей пользовались только избранные.

Я продолжала смотреть на заведенную машину, все еще пытаясь пошевелиться, и внезапно меня пронзило осознание того, что я сплю. Все повторялось в точности, как в предыдущие два раза, когда я увидела пожар в нашем доме и Сашу в своей комнате. Хотя, последний сон вряд ли можно назвать вещим. Но и рядовым он тоже не был.

Я понимала, что вижу это место сейчас не просто так. Саша предупреждал, что во время вещих снов я не могу шевелиться – что сейчас и происходило. Первый признак моей странности – онемение – не проходило, и, судя по всему, что-то должно было произойти еще, но что конкретно – я пока не знала. Я продолжала смотреть на машину, пытаясь разглядеть за тонированным стеклом салон и понять, есть ли кто внутри, но мне это не удавалось.

Я вздрогнула от внезапного шума, который, как мне показалось, был звуком закрывающихся металлических дверей гаража, после чего вновь услышала детски плач. Он был приглушенным, и я поняла, откуда он доносится. Ребенок находился в машине, перед которой я неподвижно стояла. Очередные попытки пошевелиться не увенчались успехом, я даже не могла себя ущипнуть, чтобы проснуться, так и продолжая стоять неподвижно на пороге в мир сновидений. Если Саша говорил правду, а сейчас мои сомнения на этот счет подвергались иным испытаниям, все происходящее привиделось мне не просто так, а с одной целью – я должна была предотвратить что-то ужасное.

Детский плач становился все громче, и внезапно я почувствовала отвратительный запах выхлопных газов. Он, как и плач, все усиливался, и вскоре я начала пьянеть, понимая, что если не сдвинусь с места – погибну от отравления. Ребенок в машине продолжал плакать, я должна была забрать его оттуда, выключить двигатель и увести из опасной зоны, но не могла этого сделать. Я не знала, как мне проснуться. Сон был настолько реалистичным, что я начала верить в то, что все происходит на самом деле. Слезы потекли по щекам от очередного бессилия, и я закрыла глаза.

Проснувшись, я увидела склонившуюся надо мной Марину, которая взволнованно хлопала глазами. Сама я сидела на полу, уткнувшись лицом в дверь, ведущую на задний двор. Как я здесь оказалась, я не помнила.

– Что произошло? – спросила я.

– Ты вроде как лунатила, – ответила она, подавая мне носовой платок.