И я «дала» — вдохнула и выдохнула…

— Что вы уставились! — рявкнул он, будто хлестнул словами.

И я вынырнула из временного ступора шокового бессознания в реальность и вдохнула полной грудью, и в долю секунды, в какое-то неуловимое мгновение пришла в себя окончательно. На рефлексе, выработанном годами, умении сохранять спокойствие, холодную голову и здравый рассудок в любой ситуации! На чистом, натренированном рефлексе — в этот момент я полностью собралась, как для прыжка.

— Что, никогда голого мужчину не видели? — с явной неприязнью в голосе отчитывал он незнакомую гражданку, так и не сделав ни одного фальшиво-стыдливого движения, чтобы прикрыть свои красивые причиндалы.

— Видела, но редко столь же достойных для обозрения, — польстила я ему, чуть улыбнувшись уголком губ.

Ну вот, я снова в обойме! Спокойна, собранна, рассудительна, иронична и полностью непроницаема для любых словесных нападок! Мо-ло-дец!

— Я спросил, кто вы такая и как здесь оказались? — прямо-таки излучал всем своим голым телом раздражение, предупреждение и тяжелое недовольство мужчина.

Ровным, спокойным тоном, полностью владея собой, глядя в эти опасные светло-карие глаза, я представилась по имени-отчеству, намеренно не назвав фамилию, и огласила цель своего визита. Чуть ли не по слогам, как для умственно отстающего в развитии ребенка.

— Вы сами назначили время нашей встречи по телефону, — напомнила я.

— Я ни с кем из вашей конторы сегодня не разговаривал по телефону! — резко ответил он, но уже с меньшей долей агрессии в интонации.

И наконец соизволил сдернуть быстрым, раздраженным движением полотенце с плеч и обмотать его вокруг бедер.

— Но моя помощница говорила с вами, и вы заверили, что будете ждать представителя нашей фирмы именно в это время, — с некоторым нажимом повторила я.

— Я не говорил ни с какой вашей помощницей! — рявкнул он в очередной раз и, призадумавшись на секунду, вдруг возмутился: — Нет, ну вот же сука!

— Простите? — подняла я брови в холодном интеллигентном порицании.

— Да не вы и не эта, как там ее, ваша помощница! — скривился, как от кислого лимона, он и снизошел до пояснений: — Это я о бывшей жене! — и нетерпеливым, раздраженным жестом протянул ко мне руку: — Давайте ваши документы!

— Простите, но есть определенная процедура, — мягко возразила я. — Нам вместе необходимо проверить наличие каждого документа по списку и подписать акт передачи их вам.

— Ладно, — буркнул уже условно не голый клиент, продолжая пребывать в скверном настроении, и распорядился: — Тогда ждите! Я оденусь, и мы подпишем этот ваш акт.

И, ничего более не говоря, вышел из комнаты. А я закрыла глаза и попыталась изгнать из себя к чертовой бабушке или еще куда подальше и свой испуг, и потрясение, и так и сотрясавшую мои внутренности мелкую неприятную дрожь.

О боже, дай силы! Я, конечно, справлюсь! Уже справилась! Но, господи, за какие грехи ты наказал меня этой встречей?! Вот на кой?!

— Не об этом ты думаешь, Слава, — прошептала я себе. — Тебе еще со своим проблемным клиентом разбираться, и очень хочется надеяться, что на встречу к нему ты не опоздаешь!

А этот неприятный инцидент пройдет и забудется, уговаривала я себя. Ну, я очень постараюсь, чтобы испарился из памяти! Тренингом там каким-нибудь займусь, дел побольше наберу, уеду в командировку — да что угодно сделаю, но забуду! А с данным господином мы вряд ли еще когда-нибудь встретимся или пересечемся, нет поводов — так, случай одноразового форс-мажора произошел на мою бедную голову, и все! Да и в поселок этот, надеюсь, я приезжаю в последний раз: дела моего клиента идут к логическому завершению и таких частых общений, как раньше, уже не требуют, остается только ждать результата проведенной скрупулезной работы.

И все, все — сейчас быстренько подпишет мне акт, и бежать!

Ну да! Мечты, мечты!..

Быстренько, как вы догадываетесь, не получилось!

Вернулся он минут через пять, уже не голый, одетый, может, даже и увы по этому поводу. Джинсы сидели на нем как влитые, а легкий, свободный светло-коричневый свитер, рукава которого он поддернул до локтей, практически тон в тон сочетался с цветом его глаз, делая их более выразительными, яркими.

И мое заполошное, предательское сердце опять заколотилось, как сумасшедшее, и возбуждение, с которым, как мне казалось, я полностью справилась, вновь шибануло в голову, окрасив щеки легким румянцем и окатив кипятком низ живота.

О господи!!! Да что же такое делается-то!!!

И самое ужасное, что он увидел и понял мое состояние! Он никак не выразил этого ни мимикой лица, ни жестом, но в его глазах промелькнула некая снисходительная усмешка. Точно, понял! Я бы, например, тоже сразу прощелкала, если б мужчина испытал ко мне прилив желания, если б он меня хотел. Этот — не хотел!

— Ваша жена ездит на красном «Форде»? — выпалила я вопрос, старательно пытаясь справиться с новой волной неожиданной и предательской реакции тела и переведя взгляд куда-то повыше его головы.

— Да… — все-таки не удержался от легкой, понимающей улыбки он.

Ну, в общем и целом, с его оценкой, данной бывшей жене, я согласна. Сука, конечно. Но замечу, что мои эпитеты в адрес этой дамы после чудом не состоявшейся аварии были куда более разнообразными, цветистыми и красочными. Более творческими, я бы сказала.

Подходя ко мне, он указал на диван приглашающим жестом и, уточняя свое предыдущее односложное утверждение, спросил:

— Но вам это должно быть известно из материалов моего дела, не правда ли?

— Видите ли, не я веду ваше дело и потому не посвящена в его детали, — уклончиво пояснила я.

— Ну что ж, — легко принял он неполную версию моего появления в его доме и вторично пригласил жестом присесть на диван за большой журнальный столик для работы с документами и практически приказным тоном потребовал: — Давайте поскорее закончим с формальностями.

Давайте! Поскорее, так совсем хорошо!

Он просматривал и вычитывал каждый документ, прежде чем поставить свою подпись на акте передачи, чем вызывал мое естественное адвокатское уважение. Но сам процесс ожидания, пока он изучит все бумаги, давался мне невероятно тяжело — сидеть рядом так близко, что чувствовать тепло, исходящее от его тела, еле уловимый запах дорогого парфюма, совсем близко видеть завитки коротких волос на затылке!

Мне приходилось постоянно контролировать каждое свое движение, слово, даже дыхание! И так отчитывать себя мысленно и прикрикивать, что мой внутренний голос наверняка охрип от постоянного ора. К тому же добавлялось еще и удивление на саму себя, больше похожее на бессильную растерянность. Я не могу вспомнить, когда я позволяла себе демонстрировать окружающим свои эмоции и чувства! Я настолько привыкла ими владеть, настолько была вымуштрована жизнью и достойным учителем сохранять при любых обстоятельствах сдержанность, хладнокровие, изысканность манер, что и вспомнить не могу, когда так открыто выказывала свои реакции! Честное слово, лучше бы я чей-то труп тут обнаружила!

Но, слава богу, эта пытка длилась недолго — он явно владел техникой скорочтения и, не упуская ни одной детали и мелочи, тем не менее сумел довольно оперативно просмотреть все документы и подписал наконец этот проклятый акт, который я буквально выхватила из-под его руки, как только ручка завершила росчерк его автографа.

— Ну вот, — заторопилась я, подскакивая с дивана и запихивая документ в портфель, — все дальнейшие дела будет вести, как и прежде, ваш адвокат.

— Надеюсь, — откинувшись на спинку дивана и закидывая на нее руку, не совсем чтобы добрым тоном заметил он и в том же ключе поинтересовался: — А почему она сама не приехала, а прислала вас?

— Так получилось, — обтекала я формулировками истинные причины, — у нее небольшой форс-мажор, но она обязательно сегодня же свяжется с вами. — И я поспешила распрощаться, первый раз обратившись к нему по имени: — Ну что ж, всего доброго, Сергей Константинович, уверена, что ваше дело завершится самым наилучшим для вас образом.

И мотанула на выход, схватив в охапку портфель, сумочку, куртку, которую сняла, когда присела на диван, и практически побежала, но деловой рысью, сдержанной, не дожидаясь исполнения хозяином его долга — провожания. Может, его и удивила такая прыть адвокатши, но мыслей своих он не озвучил и не сильно отстал от меня, что я обнаружила уже у самой калитки, когда услышала вопрос у себя за спиной:

— А что, у вас все рядовые адвокаты ездят на машинах такого класса и уровня или это служебная? — даже как-то весело поинтересовался он.

А я чуть не подпрыгнула от неожиданности, пребывая в полной успокаивающей уверенности, что хозяин остался в доме, отчего и пропищала перепуганно-сдавленно нечто невразумительное, как гусыня, которую ухватили за горло и тащат под топор:

— Н-нет…

Что «нет» — было непонятно даже мне, но уточнять я ничего не стала, быстренько и скомканно повторив неполную процедуру прощания:

— До свидания, Сергей Константинович…

И, не выслушав ответного прощания, рванула в спасительное нутро любимой машины, на ходу отключая сигнализацию. Он стоял у калитки, засунув руки в карманы джинсов, и со странным выражением лица смотрел на мои прыжки и откровенный побег. Разворачивая машину, я почему-то махнула ему рукой приветственно-прощальным жестом.

Сбрендила. Верняк!

И это я?! Я, дама такого уровня и статуса, прошедшая такие крымы-рымы, что врагу не пожелаешь, холодная, уравновешенная женщина, владеющая собой в любой ситуации, — и прыгаю шуганутой белкой, блею, мелко трясусь, несу какую-то лабуду, возбуждаюсь не к месту и откровенно сбегаю — бред!

Полный бред и помутнение рассудка! И позор к тому же!

Видимо, находясь в глубоком послешоковом состоянии, я как-то на удивление споро и продуктивно завершила дела со своим основным клиентом, игнорируя его занудство, тупой снобизм и клиническую подозрительность, выражавшуюся придирками к любой мелочи и придумыванием возможных «ужасных обстоятельств».