— Где кровать? — прохрипела я, когда он наконец прервал этот затянувшийся поцелуй.

— Мы туда идем, — усмехнулся Берестов.

А я только теперь сообразила, что он и на самом деле куда-то торопливо движется и несет меня, так и не выпустив из кольца своих рук. Рассматривать обстановку спальни и саму кровать мне было некогда, я лишь с радостью отметила про себя, что она широкая.

И неожиданно в голове словно выстрелила предательская мысль: «Если он мне сейчас скажет «раздевайся», я сразу передумаю, остыну и уйду! Сразу!»

«Раздевайся, дорогая», — говорил мне Роман Олегович в спальне и смотрел, как я это делаю. «Освободи грудь и сними трусики, — говорил он мне, закрывая дверь кабинета. «Раздевайся, дорогая», — говорил он, когда мы оставались в доме одни, и ему хотелось взять меня на столе в гостиной или где угодно. Он никогда сам не расстегнул на мне ни одной пуговицы, ни одного замка и не сдергивал с меня в нетерпении одежду, он всегда просил тоном мягкого приказа: «Раздевайся, дорогая!»

— Я помогу! — охрипшим от желания голосом сказал Берестов, заметив, что я застряла рукой в рукаве пальто.

И спешно принялся стаскивать с меня и пальто, и остальную одежду, а я пыталась проделывать то же самое с ним, забыв о своем мимолетном страхе. Это оказался самый сложный момент в нашем стремлении соединиться — мы путались в вещах, мешали друг другу, при этом принимались целоваться, забыв разоблачаться, снова судорожно начинали стаскивать одежду друг с друга — и наконец! — слава тебе, боже, упали на кровать, скидывая последние остатки шмотья с себя.

Я его так торопила, что отказалась от малейшего промедления на предварительные ласки, хотя он и пытался, но я потащила его на себя, и, сдавшись без сопротивления, Берестов вошел в меня одним мощным движением и замер, а я выгнулась дугой ему навстречу, и непонятный, не то всхлип, не то крик радости вылетел из моей груди.

— О боже! — простонал Берестов и уперся лбом и мой лоб. — Я сделал тебе больно?

— Нет, нет! — подгоняла я его. — Не останавливайся, только не останавливайся!

— Ни за что! — со всей серьезностью пообещал он.

И мы понеслись вперед, поддерживая друг друга, подстегивая, что-то шепча, спрашивая-отвечая, двигаясь телами в унисон и совпадая, совпадая! Совпадая во всем!

И я испытала свой первый за все эти семнадцать лет ошеломляющий оргазм!

Во сто крат сильнее и во столько же раз прекрасней, чем сохранилось у меня в потускневших воспоминаниях! Посредством Сергея Константиновича Берестова только что выяснилось, что я могу хотеть мужчину, могу хотеть близости с ним и могу испытывать радость от секса и переживать оргазм и что я все еще женщина! А мне казалось, что ничего этого во мне уже нет.

— Охренеть! — просипел он где-то у меня над головой в районе подушки, в которую упирался лбом, и повторил: — Охренеть!

Он медленно скатился с меня, перевернулся на спину и, притянув меня к себе одной рукой, другую закинул за голову.

— Я даже вспомнить не могу, когда у меня было нечто подобное! — и усмехнулся. — Да, госпожа адвокат, вы полны сюрпризов! Это прямо как из ролевых игр: блестящая, чопорная, изысканная, холодная и недоступная адвокатша в костюме-мундире и такая горячая сексуальная женщина, спрятанная за этим фасадом.

А я тут же окаменела от этих его слов.

Наверняка любая другая женщина только легко бы посмеялась в ответ и что-то промурлыкала из разряда: «Ах, ты разгадал мой маленький секрет» или «У меня такая работа, необходимо соблюдать дресс-код».

Но в том-то и дело, что я не нормальная женщина!

Я прожила одиннадцать лет в браке с человеком старше меня на двадцать семь лет, который, занимаясь сексом, был озабочен только своими ощущениями и чувствами, а я просто выполняла свой долг, ничего не испытывая при этом, кроме, порой, неприятных ощущений. Да, я понимала, что это не совсем нормально, но это были единственные семейные отношения, которые я знала и к которым приспособилась.

Наверное, давно надо было обратиться к психологу и вывести из себя все накопившиеся комплексы и связанные с ними проблемы, но меня нисколько не пугала, не влияя на качество жизни, эта моя холодность к мужчинам и нежелание вступать с ними в интимные отношения, а даже, наоборот, и чем-то помогало — при моей-то работе.

Но сейчас произнесенные Берестовым слова настолько меня задели, словно кто-то провел наждаком по оголенным нервам.

Он сразу же почувствовал мое напряжение и, перевернувшись на бок, заглянув мне в лицо, спросил:

— Ты чего?

— Все в порядке, — уверила я и принялась выбираться и из его объятий, и из кровати.

— Эй, ты куда? — остановил он меня, ухватив руками за талию. — Я не хотел тебя обидеть, наоборот. Это был комплимент, если ты не поняла.

— Берестов, — спокойно объяснила я, — ты хотел меня обидеть и задеть, тебе вновь привиделось, что я тебя переиграла и обманула в чем-то.

— Вот, черт! — ругнулся он и повалил меня на кровать. — Говорил мне дедушка, не связывайся с умными женщинами, головной боли не оберешься.

— С глупыми девушками, Сергей Константинович, у вас тоже как-то не очень хорошо получается, — напомнила я о его разводе, отчего-то развеселившись.

— Да уж! — скорбно согласился он и перешел на интимные интонации: — Зато у нас с тобой великолепно получается в постели, надо бы повторить и закрепить это великолепие.

И он поцеловал меня очень медленно и до ужаса эротично. Думаю, объяснять уже лишне, что я тут же обо всем забыла и ответила на этот поцелуй, и нас обоих вновь захватили ощущения, и мы занялись куда как более продуктивным делом, чем разговоры.

На сей раз я не останавливала медленной, пьянящей прелюдии, сводящей меня с ума, и отвечала ему тем же, и мы так завели друг друга, что только не рычали, когда соединились и понеслись к нашей следующей фантастической вершине. И на сей раз уже орали оба: я — в полный голос, а он рыча утробно, запрокинув голову, так, что его кадык ходил по шее быстрыми, резкими движениями…

Я словно провалилась куда-то и никак не могла отдышаться, и двигаться не могла, и только чувствовала, что вместе с успокаивающимся дыханием погружаюсь в сладкий для меня, в полном смысле слова, сон.

— Не засыпай, — затормошил меня Берестов и спросил: — Есть хочешь?

— Хочу, — сонно отозвалась я.

— Пошли, пороемся в закромах, понятия не имею, что у меня здесь есть.

— А может, ну их, закрома, — нехотя сбрасывая с себя сонливость, двинула я встречное предложение. — Давай закажем еду в ближайшем ресторане.

— Дельное предложение, — похвалил он, поднимаясь и поднимая меня, — но я бы и закрома проверил, пока нам что-то доставят.

Ужин мы заказали, найдя в Интернете самый достойный, на наш взгляд, ресторан из находящихся поблизости. И «закрома» проверили, обнаружив богатства всякие в виде бутылки настоящего шампанского, фуа-гра, немецких галет, коробки конфет, вяленых помидоров, а от остального добра я отказалась.

Он облачился в домашние джинсы и легкую рубашку, а мне предложил подаренную кем-то из знакомых футболку с номером известного футболиста, гигантских размеров, которая мне сошла за платье с рукавами и подолом ниже колен. Рукава пришлось закатывать, они мешались и соскакивали с локтей.

Мы обсуждали что-то совершенно отстраненное типа погоды и московских пробок и в четыре руки делали маленькие канапе из того, что нашли. И вдруг, как вспышка, возникло у меня перед глазами яркое воспоминание! Он сидит в кухне за столом, режет капусту для пирога, который я затеяла, и рассказывает что-то смешное, жестикулируя рукой, державшей нож, а я раскатываю тесто, и умираю со смеху от его потешного рассказа, и все вытираю тыльной стороной кисти выступившие слезы, и снова прыскаю от смеха, и мы оба в муке, разлетавшейся по кухне, и я чувствую себя совершенно счастливой. До неба!

Я замерла изваянием и смотрела на него во все глаза, через призму тех далеких и таких неожиданно ярких воспоминаний.

— Что? — удивился он моему странному состоянию.

И, лопнув мыльным пузырем, яркая картинка прошлого в момент исчезла из моего мысленного взора, и, чтобы хоть что-то сказать, я спросила, не успев подумать:

— Как тебя угораздило так неудачно жениться?

— Ну-у, — неопределенно протянул он, пожав плечами, не выказав радости от моего любопытства, наверное, неуместного.

— Да ладно, адвокаты, как священники, им положено принимать исповеди, — пошутила я, подталкивая его к разговору.

— Хоть ты и не адвокат, ведущий мое дело, уверен, что ты постаралась разузнать обо мне как можно больше и частностями поинтересоваться, — убежденно сказал Берестов, и это прозвучало как вступление к объяснению.

— Естественно, — не стала отрицать я очевидного, но не смогла не уточнить: — Впрочем, как и ты обо мне.

— Да, — усмехнулся он, — правда, с большим опозданием, лишь после того, как ты обрисовала свои регалии и назвала фамилию.

Хлопнула пробка шампанского, которое он открывал в процессе разговора. Мы сидели на диване у журнального столика, на который уже успели выставить тарелку с закусочными канапушками, нами сооруженными; Берестов разлил по бокалам шампанское, мы чокнулись, не произнося тоста, и отпили по глотку.

— Ну, так вот, — продолжил он, закинув в рот канапе, — значит, ты немного представляешь, что у меня за профессия. Первые годы, когда вернулся в Россию и начал работать, я в Москве находился не больше двух-трех месяцев. Год, полтора, иногда два работал в разных городах и странах, порой в таких местах, что чем дальше в лес, тем больше партизан. Практически каждый раз, когда начинается новое дело, первые несколько месяцев приходится проводить в постоянном аврале, добираясь до гостиницы глубоко за полночь, а то и вовсе оставаясь в конторе. Слава богу, мне повезло, и у меня есть мой секретарь, — он хитро стрельнул на меня глазами. — Не та девонька, что ты видела в приемной, эта только в московском офисе работает, а на выездах со мной всегда Ольга Николаевна. Боевой товарищ, ей под шестьдесят, и она зорко следит за моим здоровьем и благополучием, кормит тем, что сама готовит в заводской столовой лично для меня, заставляет делать перерывы и прогуливаться, хотя бы по цехам. К тому же она специалист потрясающий. Это я к тому, что у меня времени на сон остается часа четыре-пять, не больше, так что потребности в жене с точки зрения заботы обо мне я не испытываю. А что касается секса, то в это время даже желания не возникает, настолько много приходится работать. Ну а потом, когда процесс начинает выравниваться, я, как правило, обращаю внимание на девушек, всегда в большом количестве околачивающихся возле самой дорогой гостиницы и ресторана города, но не путан, разумеется. И честно предупреждаю при этом, что нахожусь в этом городе временно и не планирую серьезных отношений. Практически всегда находится женщина, которую такой расклад устраивает, к нашему обоюдному удовольствию.