Толя вернулся из армии домой. Тут выяснилось, что он передумал поступать в институт.

— Жить надо, а не ерундой заниматься. Работать, а не книжечки читать, — заявил он жене.

На заводе ЗИЛ его приняли в штамповочный цех, а Лиза вскоре забеременела и бросила институт. Рядом с работающим Толей лекции и впрямь казались детской игрой, да и муж требовал горячих завтраков-ужинов, выглаженных рубашек и порядка в доме, так что времени на учебу не оставалось.

На домашний фронт были брошены обе бабушки — хрупкая на вид Лиза так и навевала мысли о помощи и поддержке. К тому же недоучившаяся Лиза была по-житейски очень умна и умело манипулировала родней — все вокруг считали ее идеальной женой и матерью, несмотря на постоянное присутствие в доме матери и свекрови. Лиза выучилась вставать по утрам, подавать мужу горячий завтрак (нередко приготовленный вечером одной из ее верных помощниц), она никогда не упоминала о том, что днем квартира убирается в шесть рук, последний лоск старательно наводила вечером, а после прихода мужа постоянно крутилась у него перед носом. Со временем Толя преисполнился к Лизе таким уважением за ее хозяйственное рвение, что даже друзья постоянно ставили ее в пример своим женам — по Толиным рассказам, она вытворяла просто невозможное, умела буквально все, со всем справлялась на пятерку и никогда не попрекала мужа. Толя был уверен в том, что именно он — глава семьи, и Лиза всячески его в этой уверенности поддерживала. В конце концов, последнее слово и должно оставаться за мужем, если он настоящий мужчина, — только слово это должно быть простым — «да, дорогая».

Толя мечтал о сыне, но родилась девочка. Лизина свекровь предложила назвать ее Жанной — оригинально и красиво. Толя согласился — он еще не до конца смирился со своим разочарованием.

Лиза была умной женщиной — и всего через четыре года, отводя дочку в садик, Толя рассказывал, что обычно мужчины хотят иметь сыновей, а вот он почему-то мечтал о маленькой ласковой девочке. Время шло, Жанна становилась все больше похожей на Лизу, и Толя так гордился этим, как будто сам нарисовал ее будущую внешность во время зачатия.

Второй раз Толя ждал уже дочку, а Лизе хотелось сына, но на этот раз судьба была не на стороне жены — у них родилась Катюша, названная так в честь Толиной бабушки, славившейся в семье долгой и счастливой жизнью.

Свекровь и мама Лизы практически поселились в доме: ведь теперь надо было помогать бедной измученной Лизочке с двумя малышами, да и Толя, приученный к трехразовым обедам почти ресторанного уровня и идеальным складкам на брюках, вовсе не собирался жертвовать своим комфортом, точнее, Лиза не собиралась жертвовать своим званием идеальной жены.

После второй беременности, которая далась ей так же легко, как и первая, Лиза совсем похудела, а и без того небогатая грудь окончательно превратилась в минус первый номер. Кто-то из старых знакомых, встретив ее на улице, поинтересовался, как она себя чувствует, и с тех пор Лиза стала завсегдатаем районной поликлиники. Каждый месяц она посещала кардиолога, невропатолога, гинеколога, и хотя ничего, кроме прекрасного здоровья, они у молодой женщины не находили, Лиза умела правильно ввернуть в подходящий момент реплику «вчера была у кардиолога», так что в семье никогда не забывали о хрупком Лизином здоровье и необходимости его беречь.

Лиза всегда получала то, что хотела, и любые обстоятельства умела обратить себе на пользу. Дочери росли с пониманием того, что мама ради них отказалась от блестящей карьеры, свекровь была счастлива иметь невестку, посвятившую себя мужу, Толя был уверен, что это он решил не заводить третьего ребенка, поскольку Лиза и так тяжело трудится и опять же — такая хрупкая.

Единственным человеком, который понимал Лизу, была ее институтская подруга Марина, рослая и излишне полная дама, из-за своей полноты выглядевшая на несколько лет старше ровесницы Лизы. Марина часто приходила в гости, сама принимала гостей, была шумной, доброй и открытой.

— Какая же ты, Лизок, счастливая, — восхищенно говорила она подруге за чашкой чая, пока свекровь гуляла с детьми, — как я тебе завидую, ты бы знала! Мой только и знает что пилить — и ужин холодный, и рубашки не выглажены. Где я, интересно, найду время на его рубашки и кормежку из трех блюд, когда за Петькой одной стирки на два часа, да потом еще полы мыть, да опять же из сада все равно мне забирать, и в магазин нестись сломя голову после работы… Попробовал бы сам так пожить! И еще хочет, чтобы я второго родила, представляешь? Как будто пеленки сам стирать будет и вставать по ночам! Твой вот стирал небось?

— Да нет, у нас бабушки как-то помогали, — тихо мямлила Лиза. — Толе и не пришлось почти…

— А тебе и совсем не пришлось… Эх, умеешь же ты всех построить… и трясутся над тобой, и не работаешь, и почти ничего не делаешь… научила бы меня так… — вздыхала Марина.

— С этим надо родиться, — смеялась Лиза и переводила разговор на детей.

Марине она доверяла, но предпочитала обходить опасные темы. Она не спорила с подругой, когда та в открытую говорила о хитроумных манипуляциях Лизы, но и не произносила вслух речей о том, что та права. В результате и волки были сыты, и овцы целы, но чисто по-женски Лизе было приятно, что Марина умеет оценить ее мудрость. Из-за этого она с Мариной и дружила — приятно было чувствовать себя выше и успешнее подруги.

Парадокс, но у Лизы-домохозяйки, бросившей институт и прочно сидевшей на шее мужа под опекой матери и свекрови, была психология победительницы, а у Марины, закончившей педагогический с отличием, преподававшей историю в школе и бегающей по частным урокам, была психология побежденной. Наверное, поэтому Лиза и имела заботливого мужа, крепкое здоровье, любящих родственников и благополучно растила двоих детей. Что до Марины, та была главным кормильцем в семье, делала всю домашнюю работу, постоянно ругалась с вечно недовольным супругом, числилась неблагодарной скотиной у свекрови и в конце концов умерла, рожая второго сына. Умерла из-за невыявленного и нелеченного диабета, который развился после первых родов и прогрессировал из-за отсутствия нормального режима и больших физических и нервных нагрузок. После Марининой смерти все узнали, что ей нужно было не только сбросить лишний вес, из-за которого муж постоянно звал ее кобылой и тумбой, но и правильно питаться, много спать, избегать нагрузок, принимать лекарства, регулярно посещать врача и проходить обследования, а также категорически не нервничать, не носить тяжелого и ни в коем случае не рожать.

Лиза вызвалась помогать на похоронах, и ее искренние горькие слезы капали в салат оливье вместе с кусочками колбасы, летящими из-под острого ножа. Маринин шестилетний сын Петя бродил по квартире неухоженный, неумытый, одетый в майку наизнанку и разные носки. Дима, муж Марины, тупо смотрел в одну точку и на все вопросы отвечал: «Не знаю». Оказалось, что без Марины он не способен ни накормить ребенка, ни найти в доме элементарные вещи, ни даже обзвонить нужных людей.

У Лизы на всю жизнь осталось смутное чувство вины перед Мариной — за то, что она не смогла научить подругу своей мудрости. Правда, Лиза вряд ли смогла бы описать словами свои интуитивные порывы и, скорее всего, учителя жизни из нее не вышло бы, но смутная вина все равно полностью не растворилась с годами. Дима через несколько лет женился вторично и приходил в гости теперь уже с новой женой, Аней, которая в принципе была Лизе симпатична, но дружба с ней почему-то казалась противоестественной после Марининой смерти.

Решение семьи Артемьевых ограничиться двоими детьми (аборт, сделанный Лизой после рождения Кати, стал для Толи не прозой жизни, как для большинства советских семей, а тревожным событием и поводом для еще большего обожания жены) оказалось крайне удачным из-за свалившейся на голову перестройки. Очередь на жилье отодвинулась до неопределенных времен, на ЗИЛе начались проблемы с работой и зарплатой, цены росли, и обстановка была весьма напряженной. Лиза решила пойти работать и устроилась на полдня кассиром в ближайший магазин. Помимо небольших денег и неплохого развлечения (Лиза все-таки начала скучать от сидения дома) это место принесло ей окончательное преклонение мужа и дальнейшую возможность с гордостью говорить о том, что и ей в жизни пришлось потрудиться. Домашние дела с успехом взяли на себя подросшие дочери, и только обязанность гордо подавать мужу подогретые ужины и завтраки оставалась за Лизой — так же как и накрывание стола и привычное вечернее наведение блеска после дневной уборки в четыре юные руки.

Дочери у Лизы удались на славу, впрочем, как и все — не зря у Лизы была психология победительницы. Катя считалась в семье красавицей потому, что была похожа на мать, Жанна имела звание умницы и обаяшки. Пожалуй, роль любимицы исполняла младшая, Катя, но семья Артемьевых была такой дружной, что вряд ли кто-то из детей или родителей это замечал, ведь главным принципом воспитания у них была справедливость.

Такую семейную идиллию Лиза собралась разрушить ради какого-то сопливого мальчишки. Вот тогда-то Жанна и поняла, что ее дочерний долг — предотвратить распад семьи.

ГЛАВА 3

Когда у Жанны начиналась черная полоса жизни и она понимала, что движется по ней не поперек, а вдоль, она ехала к кузине Мари. Сестры были очень дружны, хотя их дружбу вряд ли можно было назвать дружбой равных, — Жанна считала Мари идеалом. С ее точки зрения, кузина была образцом хороших манер, воплощением женственности и символом элегантности. Наверное, поэтому даже мысленно Жанна никогда не называла ее двоюродной сестрой Машей, а всегда только кузиной Мари — на французский манер. Кстати, правнучка рязанских крестьян была на удивление похожа лицом и фигурой на знаменитую актрису Софи Марсо, а потому легкое звучное Мари постепенно прижилось среди родни, потом среди друзей, а потом стало сопровождать Машу Артемьеву и дома и на работе. Она сначала посмеивалась, а потом купила себе роскошный мундштук и дорогой сервиз из чешского фарфора — в ее понимании эти вещи были обязательны для изящной мадемуазель. Тощая и гибкая, как голодная кошка, угловатая, резкая, пронзительная, Мари нравилась мужчинам и обожала им нравиться, а потому окутывала себя флером из загадок и секретов. К восторгу Жанны, в ванной Мари светились сотни нарядных флакончиков и баночек, каждой из которых кузина умела пользоваться, на что у Жанны не хватало ни терпения, ни времени. Дома Мари ходила в кимоно, стоимостью в три Жанниных зарплаты, и на каблучках, всегда слегка накрашенная, с идеально лежащими волосами. Одним словом, если кто-то и понимал что-то в нашем сумасшедшем мире — это была именно Мари, которая умела получать от жизни удовольствие. Мари считалась у подруг авторитетом по вопросам отношений с мужчинами, хотя ей только-только исполнилось двадцать четыре.