— О, я уверена в этом, господин Анциферов, — подтвердила Анна, не сводя с него блестящих от слез глаз. — И, насколько я понимаю, теперь я получаю полную свободу? Ведь если наша с вами связь выходит на поверхность, стало быть, она теряет всякий смысл.

— Совершенно верно, девочка моя.

— И мы с вами в расчете?

— О да. Хотя я всегда говорил: вы ничего мне не должны.

— Последний вопрос, ваше превосходительство. — Анна почувствовала, что слезы все-таки выкатились из глаз, и поспешно отвернулась к окну. — Разумеется, вы можете не отвечать. Я вот уже какой год пытаюсь понять: к чему была эта ложь о вашей любви ко мне?

— Мои слова — чистая правда, Аннет.

Анна коротко рассмеялась сквозь слезы и спрятала лицо в ладони. Анциферов смотрел на нее в упор, но по его глазам, как всегда, ничего нельзя было прочитать.

Через несколько минут Анна встала. Тщательно вытерла глаза платком, вздохнула, протянула Анциферову мокрую от слез руку.

— Прощайте, ваше превосходительство.

— Прощайте, девочка моя.

Анна повернулась и, не оглядываясь, почти выбежала из кабинета. В приемной секретарь помог ей накинуть горжетку, протянул зонтик, и она вышла прямо под дождь.

Анна медленно брела через Кузнецкий мост, — безлюдный в такую погоду. Даже у модных магазинов не было видно экипажей, возле дверей не толпились нарядные женщины и щегольски одетые мужчины. Дождь стал мельче, по небу неслись клочковатые тучи, ветер трепал еще голые ветви лип и кленов, сырость забралась под горжетку Анны, и ее начало знобить. Она, машинально передернув плечами, ускорила шаг. Нужно было как можно быстрее попасть домой.

Слава богу, что все расчеты кончены, словно в полусне думала она, сворачивая на пустую, серую от ранних сумерек, покрытую лужами Петровку. Слава богу, что теперь от нее ничего уже не зависит, что ей больше не нужно никого спасать, что минули те времена, когда у нее на шее были малолетние сестры и разоренное имение, что и Соня, и Катя давно взрослые и сами, как могут, устраивают свои судьбы. Значит, она, Анна Грешнева, наконец свободна. И сейчас можно будет прийти домой, отпустить прислугу, написать несколько писем и достать из нижнего ящика комода пакетик с белым порошком, о котором она мечтала столько лет, с того самого дня, как ее, семнадцатилетнюю выпускницу Смольного института, лишил девичества старик опекун. Тогда Анна не решилась это сделать: удержала мысль о том, что сестры без нее погибнут. А теперь — она сама себе хозяйка, и в своей жизни, и в смерти. Вот и всё…

Впереди уже виден был знакомый поворот в Столешников, до него оставались лишь аптека, шляпная мастерская мадам Дюффо и большой ювелирный магазин, возле витрины которого графиня невольно остановилась: две недели назад они с Сандро приходили сюда, и Газданов, преодолев отчаянное сопротивление Анны, купил для нее изумрудное колье «в цвет глаз». Острая, отчаянная боль вдруг сжала сердце так, что молодая женщина покачнулась и прислонилась лбом к холодному, забрызганному дождем стеклу витрины.

— Мадам дурно? — осторожно спросил стоящий у дверей служащий.

— О нет, нет… Не беспокойтесь, — сквозь слезы улыбнулась Анна.

Собравшись с силами, она отошла от витрины, мельком взглянула сквозь нее в ярко освещенное нутро магазина… и вдруг беззвучно ахнула. И, машинально запахнув промокшую насквозь, безнадежно испорченную горжетку, шагнула к дверям. Служащий попятился, изумленно посмотрел на нее, но Анна этого не заметила.

Магазин был почти пуст. Лишь у самого входа склонился над витриной с запонками почтенных лет господин в суконном пальто, а у дальней стойки, окруженная почтительно кланяющимися служащими, стояла молодая пара. Мужчина, высокий и стройный, в хорошем шевиотовом костюме, с переброшенным через руку макинтошем, что-то весело говорил своей даме, показывая на разложенные на черном бархате прилавка бриллианты, а та тихо смеялась, отворачиваясь, и кокетливо поправляла маленькую шляпку с вуалью. Ошеломленная Анна увидела черный гладкий узел волос, резкую линию скулы, чуть раскосые зеленые глаза. И, не помня себя, выкрикнула:

— Катя?!!

Молодая дама повернулась на возглас. Обернулся и ее спутник: со смуглого лица холодно, ничуть не испуганно блеснули светлые, почти прозрачные, знакомые Анне глаза.

— Катя… Сергей?.. Боже… — прошептала она, чувствуя, как пол уходит из-под ног и разноцветные огоньки бриллиантов, качаясь, начинают кружиться в глазахЧья-то сильная жесткая рука сжала ее локоть, и Анна, растерянно оглянувшись, увидела рядом с собой того самого немолодого господина, который минуту назад так внимательно изучал запонки в витрине.

— Мадам все же надо принять воздуха, — непринужденно заметил он, увлекая полубесчувственную Анну к дверям. — Здесь крайне неудобно лишаться чувств, поднимется лишний шум, кому это интересно?..

— Но позвольте, там моя сестра!

— Это я понял…

— Аня, не беспокойся, я здесь, — послышался знакомый голос, и Анна сама не заметила, как очутилась на улице, перед магазином, под тем же непрекращающимся дождем, и высокий черноволосый человек крепко держал ее за локоть, а перед ней, хмуро улыбаясь, стояла Катерина. Валет вышел из магазина последним, аккуратно прикрыл за собой тяжелую стеклянную дверь, посмотрел на Катерину, на Анну, на стоящего рядом с ней мужчину. Огорченно присвистнул:

— Ша, Грек, дело порвалось… Добрый вечер, мадам.

— Здравствуйте, Сережа, — машинально ответила Анна.

И это было единственное, на что у нее хватило сил. В следующее мгновение она уже рыдала, тяжело, глухо, отчаянно, на груди младшей сестры, а Катерина, ничуть не удивленная и не испуганная, через ее плечо говорила мужчинам:

— Мы идем к ней. Здесь близко, в Столешников, я знаю дорогу.

Дождь хлынул сильнее, идти пришлось быстро, и за время пути Анна успокоилась. Войдя в дом вместе со своими спутниками, она сразу же отпустила горничную, отдала на кухне распоряжения кухарке и вернулась в гостиную, где ожидала вся компания.

Катерина встретила сестру прямым сумрачным взглядом. Она сидела в дальнем углу, забравшись с ногами в кресло, курила длинную папиросу, и из-за синего облака дыма Анна не могла увидеть ее лица. Грек, очень непринужденно расположившийся на зеленом диване у камина, поднялся, когда хозяйка вернулась в гостиную, и светски поклонился ей. Валет, покосившись на него, неловко встал тоже. По коротким сердитым взглядам, которые он бросал на безмятежную Катерину, было очевидно, что он чувствует себя не в своей тарелке и охотно ушел бы из этого дома. Анна, подойдя к нему, просто и ласково взяла его за руку, и Валет невольно вздрогнул:

— Мадам?..

— Я все эти годы хотела поблагодарить вас, Сережа, — глядя в настороженную физиономию вора, сказала она. — Очень немногие люди смогли бы тогда поступить так, как вы. Вы спасли Катю от суда, от каторги, не побоявшись взять всё на себя…

— Там и так всё мое было… — смущенно проворчал Валет, отвечая яростным взглядом на чуть заметную насмешливую ухмылку Грека. — Катька — дура, малявка, пошто ей на каторгу-то… А мое дело привычное, так что вы напрасно даже…

— Ничуть не напрасно. Но… — Анна запнулась. — Поскольку я снова вижу вас, значит?..

— Таки да, мадам, подорвал этим летом, — с натяжкой усмехнулся Валет. — Как Катьке вон обещал, так и сделал… С задержкой, правда, но тут уж ничего не поделаешь, как фарт лег.

— Только этим летом?.. — удивилась Анна. — Но… как же так? Ведь я уверена была, что Анциферов… Что Максим Модестович… Разве он не обещал вам свободу через короткое время?

— Обещал волк кобыле хвост пришить… — Валет окончательно пришел в себя и с жесткой усмешкой посмотрел в изумленное лицо Анны. — Кто ж нашего брата на свободу пущать будет с каторги-то? Это только Катька по малолетству купилась… да вы вот через ваше благородство. А нам оно все понятно было…

— И, видит бог, я с Анциферовым еще сочтусь, — сквозь зубы пообещала Катерина, поднимая на Валета сощуренные глаза. По тому взгляду, которым ответил ей Валет, Анна поняла, что разговор этот у сестры и ее любовника не первый.

— Катя, ради бога, забудь, — торопливо произнесла она. — Сережа, вы взрослый, опытный мужчина, вы обязаны ее разубедить! Господин Анциферов — страшный человек, он очень опасен…

— От я ей то ж самое с осени вкручиваю, а она слухать не желает, — без улыбки отозвался Валет. — Коль чего себе в башку вбила, так нипочем не вытрусишь. Вы, коли ей сестра, так и сами знаете.

— А ты меня не трогай! Сама разберусь, что делать! — отрезала Катерина, и Анна поспешно проговорила:

— Катя, ради бога, веди себя прилично… И представь мне вашего знакомого, это ведь, право, невежливо…

Катерина усмехнулась. Поднялась было из кресла, но Грек, о котором шла речь, успел встать первым. Подойдя к Анне, он склонил черноволосую голову, поднес к губам протянутую ему руку и, поцеловав ее, отрекомендовался:

— Илларион Грек, марвихер. К вашим услугам, графиня.

— Очень приятное знакомство, — автоматически сказала Анна.

Катерина, не выдержав, расхохоталась так, что забилось пламя свечей в канделябре на столе. Усмехнулся, отвернувшись к темному окну, и Валет. Грек как ни в чем не бывало, удерживал в руках ладонь Анны и с интересом разглядывал ее черными блестящими глазами. Она собралась с силами и улыбнулась стоящему перед ней вору.

— Что ж, господа… прошу за стол. Хоть и поздно, а надо ужинать.

* * *

— … Так, стало быть, ты… имеешь дело с ними двумя? — задумчиво спросила Анна, когда час спустя Грек и Валет, тихо посовещавшись между собой, заявили, что время позднее и пора бы освободить хозяйку от гостей. К удивлению и отчаянной радости Анны, уверенной, что сестра уйдет вместе со своими подельниками, Катерина сказала, что останется ночевать в Столешниковом. Они вдвоем напились чаю, залезли на большую кровать, как когда-то давным-давно в Грешневке, и Анна, вооружившись огромным гребешком, принялась расчесывать младшей сестренке волосы.