Несмотря на то что мы так и не выяснили, кто вламывался в мою квартиру, я не собиралась больше поддаваться страху. Я не стану переезжать. Не стану спать с включенным светом. И не стану просить защиты у Тайлера. Я запру свои двери, буду начеку и никогда больше не позволю никому держать меня в заложниках. Если бы кто-то хотел причинить мне боль, он бы уже нашел способ. Но мне действительно необходимо было избавиться от писем. И я хотела сделать это в присутствии Тайлера.

Пройдя по полутемному коридору, я свернула направо и проскользнула в свой погруженный в темноту кабинет, направляясь прямо к гардеробу за сумочкой, а затем – к своему столу за папкой с работами, которые мне требовалось проверить нынешним вечером. Но тут я подняла глаза и подпрыгнула от неожиданности.

– Джек?! – ахнула я, обнаружив, что брат стоит в дальнем конце класса, скрестив руки на груди и уставившись в окно.

Я думала, он уже ушел. Положив вещи, я медленно обошла стол, не спуская с брата глаз.

– Джек, что ты здесь делаешь?

Он не пошевелился, продолжая в глубокой задумчивости смотреть в окно.

– Ты по-прежнему под прицелом телекамер, – протянул он. – Даже теперь.

Что?

И тут я вспомнила, как он присутствовал на сегодняшнем интервью, и как странно мне было снова оказаться перед камерами. Я внимательно посмотрела на Джека, но снаружи уже темнело, а в кабинете не горел свет. Мне не удавалось разглядеть выражение его лица. Я медленно подошла к брату и пожала плечами.

– Они меня уже не так сильно раздражают, – призналась я. – Это нужно для школы.

Джек повернулся ко мне, и я увидела боль, написанную на его лице.

– Папа любил бейсбол, – произнес он печальным голосом. – Я родился первым. Почему он не назвал меня Истоном? Или еще каким-нибудь «спортивным» именем, если уж на то пошло?

Я прищурилась, недоумевая, почему брат завел этот разговор, и гадая, к чему это приведет. Наш отец назвал меня в честь марки бейсбольных бит. Я никогда никому не рассказывала об этом, потому что испытывала неловкость, но Джек был прав. Отец любил эту игру. Он даже хотел сделать меня игроком в бейсбол, когда начал замечать, что у меня есть склонность к спорту, но мама считала, что теннис подходит больше и предлагает более широкий спектр возможностей для женщины. Вместо того чтобы размахивать битой, я размахивала ракеткой.

– Ну, по крайней мере, ты должен играть в бейсбол, – сказала я Джеку.

Брат покачал головой и снова отвернулся к окну.

– Я получил должность в «Грейстоун» благодаря тебе, – отрезал он. – Марек замолвил за меня словечко. Наверное, это хорошо, когда твоя сестра спит с влиятельными людьми.

Мое сердце бешено забилось, и я замерла.

– Джек, да что с тобой такое?

Раньше брат никогда не говорил мне такого. Кроме того, теперь он выглядел так, словно ненавидит меня. Джек повернулся и встретился со мной взглядом.

– Я был счастлив, когда Чейз Стайлз заставил тебя замкнуться в себе и начал портить твою карьеру… – признался он. – Я так радовался этому, Истон.

Я почувствовала, как у меня скрутило живот, и попятилась.

– Мне было тяжело видеть твои страдания, – выдавил брат сквозь слезы, – но мне нравилось, что твоя карьера катится ко всем чертям.

Его лицо приобрело суровое выражение, а взгляд стал пронзительным.

– Мне нравилось, что наши родители теряют власть над тобой по мере того, как ты становишься все более и более дерзкой, – выпалил он. – Мне нравилось видеть, как ты терпишь неудачу.

– Джек. – Я едва могла дышать и тряхнула головой, пытаясь сделать несколько коротких вдохов, но воздух почти не поступал в легкие.

Брат шагнул вперед.

– Я люблю тебя, – признался он. – Это правда, и я желаю тебе добра, но, боже мой, Истон, – прошипел Джек сквозь зубы, и на его глазах выступили слезы, – я и ненавидел тебя тоже.

Я опустила взгляд. Что, черт возьми, происходит? Джек всегда поддерживал меня. Всегда пытался защитить. Я считала, что с ним все в порядке. Думала, что его не волнует направленное на меня всеобщее внимание или тот факт, что наши родители слегка выделяли меня по сравнению с братом и сестрой. Но в глубине души Джека это терзало. У меня в голове не укладывалось, что все это время брат молчал. Я закрыла глаза, чувствуя усталость.

– Прости, – искренне сказала я. На его месте я бы наверняка тоже затаила обиду.

Джек шмыгнул носом, стараясь вновь стать невозмутимым.

– Это не твоя вина, – уверенно заявил он. – И никогда не была твоей. Ты не напрашивалась родителям в любимчики. Не достигала успехов в теннисе назло мне. – И он медленно добавил: – Ты победитель, Истон. Ты воплотила в себе все, чем я хочу быть.

Я двинулась было к нему, но он попятился.

– Это был я, – выпалил он.

– О чем ты? – выдохнула я.

– Открытые шкафчики, взломы, разбитая шкатулка – это все я сделал, – признался брат.

Что?

Мои кулаки сами собой сжались от ярости. Это Джек распахивал шкафчики, отдергивал занавеску для душа, рылся в моем шкафу, открывал окно и разбил шкатулку, разорвав все письма.

– Зачем?! – воскликнула я. – Не понимаю.

– Потому что пришел мой черед! – закричал брат, свирепо глядя на меня. – После этих пяти лет наступила моя очередь получать внимание. Ты зависела от меня! – Он ударил себя в грудь. – Ты нуждалась во мне.

Я медленно покачала головой и попятилась. Судорога исказила мое лицо, и по щекам потекли слезы. Я сглотнула, с трудом выдавливая слова.

– Как ты мог?

– Я хотел, чтобы с тобой все было в порядке. – Его голос был едва слышен. – Я хотел, чтобы ты обзавелась друзьями и наслаждалась жизнью, но…

– Но?

Брат помедлил, глядя на меня.

– Он собирается стать сенатором, – заявил Джек. – Если бы вы продолжили встречаться, ты бы снова оказалась в центре внимания.

– Ты пытался заставить меня снова замкнуться в себе! – воскликнула я, ощутив нарастающую злость.

Но Джек продолжал:

– А теперь «Ньюсуик» и сегодняшнее интервью… За что ты ни возьмешься, всегда будешь затмевать меня! – Он стиснул челюсти и нахмурился. – Почему ты не можешь оставаться в тени? Почему не можешь просто быть обычной, как все остальные? Просто моей сестрой! Оставь мне хоть что-то!

Я продолжала пятиться, перебирая в уме все поступки Джека. Он знал, что тем самым причинит мне боль.

– Ты заставил меня поверить, что кто-то вломился в мой дом, – упрекнула его я. – Что кто-то рылся в моих вещах! Ты меня напугал!

Он закрыл глаза с таким видом, словно находился на грани.

– Я часто задавался вопросом, что заставило Чейза Стайлза сдаться, – прохрипел Джек. – Почему он покончил с собой?

Я пристально посмотрела на брата.

– Он понимал, что причинит тебе боль, – заключил он. – И не хотел этого.

Да. Заключительная стадия преследования – физическое насилие. Домогательства Чейза становились все более угрожающими, и Джек, вероятно, был прав. Я могла лишь догадываться, почему Чейз покончил с собой, но точно знала, что он теряет контроль над собой. Если он вообще себя еще контролировал.

А мой брат? Неужели и у него бы до этого дошло?

Джек, казалось, увидел вспышку осознания в моих глазах, потому что бросился вперед.

– Я бы никогда не причинил тебе вреда.

Но было уже слишком поздно. Развернувшись на каблуках, я выбежала из класса в коридор, а Джек заорал мне вслед:

– Истон!

Но я помчалась по коридору, стремясь поскорее убраться подальше. Неизвестно, мог ли брат навредить мне, но до сегодняшнего утра я и не подозревала, что он способен на то, что уже сделал. Я считала, что, кроме Тайлера, больше всего на свете могу доверять лишь Джеку.

Почему он хотел, чтобы я жила в страхе?

Я выбежала на улицу, но голос Джека раздался прямо за моей спиной:

– Истон, остановись!

Брат схватил меня за запястье, и я закричала, покачнулась на каблуках и всем телом упала на кованые перила лестницы.

– Джек, пожалуйста! – закричала я, вцепившись в его ладонь обеими руками и чувствуя, что переваливаюсь через перила. – Джек! – снова позвала я, перехватывая его руку.

Брат перегнулся через перила и закряхтел, пытаясь поднять меня обратно, но мои ноги болтались метрах в пяти над цементированным полом, и я так крепко сжала его руку, что побелели костяшки пальцев. Я повернула голову, оценив расстояние до земли, и закричала от боли. Казалось, руки вот-вот оторвутся от плеч. Свободной рукой Джек схватил меня под локоть и с выражением ужаса на лице пытался втащить обратно.

– Господи Иисусе! – взревел Тайлер, тоже перегнувшись через перила и подхватывая меня. – Что, черт возьми, случилось?

Дыша в унисон учащенному сердцебиению, я закричала, когда они оба потянули меня обратно через перила, повалилась на Тайлера, и мы оба рухнули на землю. Он крепко прижал меня к себе. Я изо всех сил обняла его и положила голову ему на грудь, услышав, как часто бьется его сердце.

– Все позади, – успокоил Тайлер, сжимая меня в объятиях.

Я открыла глаза и увидела своего брата, стоявшего на коленях у перил. Он ответил мне полным сожаления взглядом.

– Истон, пожалуйста, – прошептал он. – Я бы никогда не причинил тебе вреда.

– Что тут происходит? – выпалил Тайлер.

Но я просто смотрела на брата, и все перед глазами расплывалось из-за слез.

– Ты уже причинил мне боль, – сказала я ему. – Ты разбил мне сердце.