С сумкой в руках я прошла под кустом сирени, благоухающей на весь район, и перешла улицу, направляясь к дому, но когда взбежала по ступенькам на крыльцо, то замедлила шаг, увидев, что входная дверь открыта.

Что за?..

Страх пронзил мою грудь, словно гигантский коготь, я тут же попятилась.

Но я запирала дверь.

Я помнила это, потому что обернулась, чтобы поздороваться с соседом, а затем щелкнула замком и подергала дверную ручку, чтобы убедиться, что дверь надежно заперта. Я покачала головой. Нет. Я не собираюсь проходить через это снова. Бросившись к двери, я распахнула ее.

– Кто здесь? – выпалила я, стараясь скрыть дрожь в голосе.

С участившимся дыханием я быстро оглядела помещение. Внутри было темно. Перед уходом я выключила все лампы, но в окна проникали лучи солнца, клонившегося к закату.

– Кто здесь? – выкрикнула я еще раз и бросила сумку на пол, а затем решилась: – Выходи сейчас же!

Шкафчики на кухне, открытое окно, занавеска для душа… я ничего не вообразила и не оставила по рассеянности.

Кто-то входил в мой дом.

Я с трудом сглотнула и осторожно двинулась по коридору, пытаясь определить, лежит ли что-нибудь не на своем месте, и увидела кучу обломков в центре гостиной. Я бросилась туда и упала на пол, ободрав колени о ковер.

– Нет, – выдохнула я.

Кто-то вломился в дом, и они точно знали, зачем явились. Мои плечи затряслись от беззвучных рыданий. Моя шкатулка с сокровищами – та самая, которая не давала покоя Джеку, – лежала разбитая вдребезги на полу, ее содержимое было разбросано и разорвано на куски. Я стиснула обрывки в пальцах, чувствуя ту же агонию, что и много лет назад, когда запирала их в коробке.

Чейз.

Все его письма. Угрозы. Все, что он присылал мне после того, как мои родители уволили его с поста тренера. Все, что они от меня скрывали. После их смерти я нашла у нас дома в кабинете папку с его «любовными» письмами ко мне. Судя по датам, Чейз отправлял их по почте с тех пор, как его уволили.

Я нашла их и прочитала, и мне тут же захотелось исчезнуть с лица земли. От писем у меня мурашки побежали по коже, и я возненавидела родителей за то, что они не стали выдвигать обвинений. Они забрали у меня телефон вскоре после начала его преследований и заблокировали электронную почту, так что эти письма были единственным доказательством того, что он делал. Убедительным доказательством для полиции. Зачем скрывать это от меня, вместо того чтобы использовать для защиты? Как родители могли читать эти письма – некоторые из них были отвратительными и извращенными – и ничего не предпринять?

А потом я вспомнила, что родители погибли из-за меня – из-за того, что я сделала той ночью, – и не захотела избавляться от улик. Джек сжег бы их, но я заперла все в шкатулке и никогда не открывала ее, но держала на виду, как постоянное напоминание о том, к чему приводит потеря контроля над собственной жизнью.

Больше никогда.

– Истон? – раздался голос у меня за спиной.

Я заставила себя глубоко вздохнуть.

– Истон, – повторил Джек. – Что, черт возьми, случилось?

– Ты должен уйти, – потребовала я, поспешно собирая бумаги.

– Истон, что ты делаешь? – Брат остановился рядом со мной, но я не обратила на него внимания.

Опустившись на колени, он поднял обрывок и внимательно изучил его, пока я искала мусорный пакет, куда все это можно было сложить. В течение пяти лет эта куча мусора не позволяла мне сбиться с пути.

– Истон, постой! – позвал Джек. – Откуда у тебя все это?

Я кинулась обратно в гостиную и стала подбирать с пола оставшееся.

– Истон. – Джек схватил меня за руку. – Тебе нельзя их хранить!

Стиснув зубы, я вырвалась, вернулась на кухню и запихнула все в пакет, но Джек ловко выхватил их.

– Оставь меня в покое! – закричала я.

– Черта с два! – проревел брат. – Ты не будешь это хранить. Это ненормально!

Джек обхватил меня руками и притянул в объятия. Я закрыла глаза и расплакалась.

– Джек, пожалуйста, – взмолилась я.

– Мне жаль, Истон, – едва ли не прошептал он, и я почувствовала его прерывистое дыхание. – Мне так жаль.

Я ненавидела все это. Мой брат уже достаточно настрадался. Настрадался по моей вине, и вот я снова здесь, в центре драмы.

Хватит.

Я отстранилась, упираясь ему в грудь.

– Я не нуждаюсь в том, чтобы обо мне заботились.

Я снова приняла свой обычный неприступный вид.

– Перестань беспокоиться обо мне и не вмешивайся, – потребовала я, подхватила пакеты и побежала наверх.


В понедельник после уроков я вышла из школы, переодевшись в спортивную форму, и отправилась на пробежку в парк Одюбон. Я поступала так каждый понедельник и среду, вместо того чтобы задержаться на несколько лишних минут, как делала на прошлой неделе в какой-то жалкой надежде, что Тайлер найдет меня.

Весь вчерашний день я провела, заполняя полицейский отчет о взломе, а затем устроила генеральную уборку, уничтожая все следы чужого пребывания в моем доме. Сегодня утром, перед тем как уйти в школу, я дважды заправила свою кровать, выравнивая покрывало, а затем проверила, заперты ли окна и закрыты ли все шкафы. Четыре раза. Я восемь раз ставила машину на сигнализацию и считала шаги, когда входила в школу. А потом села за стол, положила голову на руки и хорошенько поплакала перед первым уроком, потому что больше не хотела бояться.

Я не хотела быть такой, как сейчас.

Я хотела быть такой, какой была с Тайлером.

Не то чтобы Тайлер мог спасти меня, но я была счастлива с ним. Я влюбилась в него. Но я запретила себе скучать по нему. Тайлер больше не мог поднять мне настроение, а я больше не собиралась меняться ради него. Поэтому я решила: хватит. Я не знала, кто побывал в моей квартире, но должна была это выяснить. Я позвонила в полицию и сообщила о проникновении, решив в отличие от родителей ничего не замалчивать. Лучше буду действовать на опережение, а не сидеть и ждать чего-то.

Кроссовки стучали по асфальту, пот стекал по спине, когда я закончила восьмой круг и вышла на новый. Композиция Dangerous группы Shaman’s Harvest придавала сил, восполняя энергию, потраченную на плохое настроение, и впервые за долгое время я почувствовала, что становлюсь более похожей на себя. День выдался слегка прохладным, но даже в белой тренировочной майке и черных шортах я не мерзла. Я поправила в ухе наушник, но тут кто-то шлепнул меня по заднице, заставив резко остановиться и выдернуть оба наушника.

– Привет. – Кристен оказалась рядом со мной. – Так вот как ты развлекаешься?

Она изобразила милую улыбку, но получилось слегка комично, потому что Кристен запыхалась, хотя и старалась это скрыть. Я покачала головой и продолжила бег трусцой, не сбавляя ради нее темпа.

– Что ты здесь делаешь?

– Ну, – выдохнула она. – Я постоянно вижу, как ты после уроков отправляешься в тренировочном костюме на пробежку, и думаю про себя… я тоже могла бы так, – задумчиво произнесла она.

Я не выдержала и фыркнула, передернув плечами.

– Наконец-то рассмешила! – восторжествовала Кристен. – В последние дни ты не улыбалась, точнее, всю прошлую неделю, так что, видимо, у меня талант.

– Какой? – проворчала я, стараясь, чтобы мой голос звучал раздраженно.

– Вызывать у тебя улыбку. Уверена, так не каждый может. Я могу быть твоей родственной душой. Второй половиной.

Я закатила глаза, наслаждаясь дуновением ветерка, покачивающего кроны деревьев.

– Я в порядке, – заявила я. – Медовый месяц закончился, вот и все. Преподавание наконец-то отнимает у меня все силы.

– Аминь, сестра, – поддакнула Кристен. – Но если бы я применяла твою методику в работе, то, без сомнения, была бы очень довольна своим классом. По крайней мере, у тебя нет проблем с поведением на уроках.

Нет. Таких проблем у меня не было. Но и правду я Кристен не сказала. Преподавание всегда отнимало силы, но мое настроение испортилось не из-за этого. Мне просто не хотелось рассказывать ей обо всем. Несмотря на то, что произошло в клубе, Кристен мне нравилась. В конце концов, это была не ее вина, и с учетом того, как она вела себя в школе после того вечера, ее умения держать язык за зубами, я стала доверять ей. И мне казалось, что я нравлюсь Кристен, хотя и непонятно почему.

– Я слышала, что директор Шоу попросил тебя провести в рамках отдела развития персонала тренинг для преподавателей по технике взаимодействия, – продолжила она.

Я кивнула, накидывая на шею шнурок от наушника.

– Я отказалась.

– Почему?

– Потому что считаю, что не обладаю достаточным опытом для того, чтобы указывать другим, как выполнять свою работу, – пояснила я.

– Да пошли они, – отмахнулась Кристен. – Как и ученики, учителя должны быть готовы меняться, чтобы добиться успеха.

Тут я краем глаза заметила, как она игриво наклонилась ко мне.

– А ты такая способная, что наверняка вызовешь у них желание.

О чем это она? Учителя обычно посвящали работе всю жизнь и становились рабами привычки. Было бы самонадеянно думать, что я могу вмешиваться и поучать их – людей с многолетним опытом, – как работать лучше. Какое Кристен до меня дело?

– Почему ты так добра ко мне? – Я искоса взглянула на нее.

– Включаешь скептика? – скривилась она.

– Нет, – ответила я. – Лишь хочу сказать, что на самом деле тебе не за что любить меня.