Не могла говорить нормально. Орала. Потому что дико страшно стало от понимания, что все рушится, теряется…

Никогда, кажется, не была в таком состоянии. Ни разу в жизни. А сейчас — словно обезумела. И внутри такая дикая, обжигающая боль разливалась…

Будто сердце рвалось. Он, по живому, каждым жестом, движением и словом… Молчанием своим — отрывал от него куски. И этим отстраненным злым взглядом, полностью изменившим глаза Витали, которые она так любила…

Незнакомец. Совершенно неизвестный ей человек.

— Кто ты? — сиплым шепотом спросила она. Голос сломался от прошлого крика. — Я вообще не знаю тебя, выходит. С чужим человеком живу…

Его аж подбросило, как-то. Всего. Виталий рассердился, даже не пытаясь скрыть. Сжал руки в кулаки и глянул на нее разъяренно. Задело его сильно. Только Таня не могла извиниться за свои слова, потому что — правда же.

— Ты знаешь обо мне все! То, что существенно, Таня! Остальное — шелуха и не имеет значения. И тебе оно не надо! — отрезал он таким тоном, что у нее по спине мороз прошел.

Злым. Раздраженным. И уязвленным…

Только не могла сейчас Таня проявить понимание.

— Не надо? — хрипло переспросила она. — Шелуха?! — снова голос ломается… — Ты мне говорил, что машины продаешь! А сам… Сам…Чем ты, вообще, занимаешься, Филатов Виталий?! Кто ты такой, Казак?! Что делаешь или делал?

Никак не получалось себя в руки взять. Тело сотрясало крупной дрожью.

А в голове такие предположения и догадки, что и появлению седины не удивилась бы. И пульс сбился, “звезды” перед глазами от ужаса мелькают…

Правая рука “смотрящего… Главный исполнитель его планов…

Это что? Кто? Как? Что под собой подразумевает?

Он убивал? Или только раздавал указания, как заместитель? Грабил? “Отжимал” бизнес, если опираться на намеки Миши? Вымогательство?

Что это значит, черт возьми?!

Таня не могла выговорить эти вопросы. Но они, и не озвученные, повисли между ними в темноте коридора так ясно, словно кто-то написал их горящими буквами. И Виталий каким-то образом понял все, что трясло ее, что она выговорить не могла…

Вновь этот взгляд. Мрачный и темный. Весом в тонну.

Не оставляющий надежды, что Таня что-то понимает не так. Размазывающий ее по земле. Перемалывающий в фарш, как Виталий когда-то говорил… Господи, как больно-то! И страшно…

А у него подбородок напряжен. Выдвинул вперед, отметая ее претензии и нападки. Жесткий разворот плеч, до которых ей теперь и дотронуться страшно. А ведь еще вчера утром, едва проснувшись, царапала их в страсти. И следы эти: от ее ногтей, от ее губ — не исчезли до сих пор.

— Я делал все, чтобы выбраться из того дерьма, в котором родился, Таня, — жестко бросил Виталий.

Емко.

Одним словом ответил на десяток вопросов. Да?

Заколотило так, что зубы застучали. Прикусила себе губу.

Адреналин в кровь выбросился в безумном количестве.

Виталий приблизился на шаг. Навис над ее лицом. Ухватил пальцами за подбородок, за щеки. Сильно. Без компромиссов. Заставил смотреть на него.

— Не всем повезло стартануть нормально, как тебе, Танюша, например. — Виталий цедил слова сквозь зубы.

Почему-то от ласкового обращения ей стало только хуже. Как-то омерзительно от ужаса случившегося. Происходящего сейчас.

— И для того, чтобы выжить при таком раскладе, чистоплюйство приходится заталкивать себе в зад, или в глотку тому, кто тебя растоптать пытается. — Виталий крепко держал ее лицо. Запрокидывая. Даже было неприятно. И шею ломило. Но он не пускал. — Тут не до принципов, Танечка. Или про тебя и памяти не останется.

Отпустил, ослабил пальцы. Скользнул ладонью по подбородку, заглаживая. Словно понял, что делает ей больно. Но отступить не дал. Теперь за шею ухватил, вновь удерживая.

— А кто я — ты сама знаешь, ведь, правда, Зажигалочка? — Сблизил их лица. Навис. Прижал. Лоб в лоб. — Мужчина, которого ты любишь. Помнишь? Несмотря ни на что. Всегда. Так ведь?

Зажмурилась, не в силах смотреть в эти глаза. И дыхание грудь сдавило. Ни туда, ни обратно. Разрывая ребра, а выдохнуть не получается.

Больно. Очень.

— НЕ НАЗЫВАЙ МЕНЯ ТАК! — вдруг заорала она, даже для себя неожиданно. Зарыдала, почему-то, сильнее. — У меня имя есть. Не надо мне этих… ваших “погонял”! — выплюнула Таня, обхватив свои плечи руками.

Но отступить от него, оторваться от кожи Виталия, оказалась не в состоянии.

Как морок какой-то. Дурман. И она от него зависима даже тогда, когда внутри все от боли и обиды рвется. Задыхалась от ужаса из-за понимания.

А он дернулся. Вздрогнул всем телом. Будто бы она его ударила…

— Хорошо, Таня, — сделал акцент. — Имя, так имя.

Виталий тоже не отступал, не отодвигался. Кожа к коже.

Такие родные, Боже! И настолько незнакомые друг другу, как выяснилось вдруг.

— Не в имени дело. В нутре. И суть ты знала всегда. Так в чем претензии, Танечка? — вновь надавил на ее затылок, теперь заставляя открыть глаза. — Любишь же меня?

Его пальцы сжались. Впились в ее кожу.

Она сдалась, открыв веки. Посмотрела в его глаза.

— Люблю, — прошептала хрипло.

Захват ослаб. И показалось, что Виталий выдохнул. Притянул ее еще ближе. Обнял своей жадной хваткой. У Тани не было сил противиться.

— Только, оказалось, что сама не знаю, кого именно…

Виталий принял этот удар. Застыл на мгновение всем телом. Чувствовалось. И все-таки, не отступил и не произнес ни одного слова извинения или объяснения. Обхватил ее плечи и снова начал тянуть в сторону спальни.

— Все. Хватит. Пошли. Спать пора, — не отвечая на выпад, велел Виталий.

И ясно было, что не собирается больше ничего ни обсуждать, ни объяснять.

Как?! Как можно спать сейчас?! Он, вообще, в реальном мире находится? Или у него реальность другая? Или это Таня не такая какая-то, что ее трясет и мир по кусочкам разваливается?!

Тане хотелось эти вопросы прокричать, только сил не было. Схлынуло. Зато навалились слабость и страх при мысли, что все не так, как она думала или представляла себе. Вообще иначе. Все.

Едва ноги переставляла. Но Виталия это не остановило. Наверное, и на плече дотащил бы до спальни, замри Таня снова.


В комнате свет не горел. Наверное, как и сама Таня, Виталий, проснувшись, шел по памяти в темноте. Искал ее. Сейчас же, как только вошли, настойчиво подтолкнул ее к постели. Но Таня вместо этого зачем-то пошла к подоконнику. Уставилась в ночь, хотя ничего же не видно. Только все тот же дождь стучит по стеклу. И пальцы дрожат, которыми она вцепилась в подоконник.

Виталий замер за ее спиной, в двух шагах, видимо, не собираясь оставлять Тане поле для маневра.

Пыталась как-то прийти в себя, собраться с мыслями. Но ничего не получалось. Сумбур в голове. В душе — как самосвалом прошлись. Все перевернуто, сметено, разворочено.

Простояли так минут пять, наверное. А потом она почувствовала, как впритык приблизился. Опустил ей подбородок на плечо. Обнял со спины руками.

— Таня, — позвал ее тихо, в самое ухо.

И дрожь по спине от его шепота, от тепла дыхания Виталия.

Любит? Любит…

Как можно любить того, о ком не знаешь ничего? Кто врал тебе каждую минуту?

— Почему, Виталь? Почему ты мне не сказал? — всхлипнула.

Глупый вопрос. Такой же, как все ее вопросы и поступки этой ночью. Как о таком говорят?

И, будто мыслям ее вторя, как это часто у них случалось, Казак хмыкнул:

— А когда я тебе это сказать должен был? А? Как? Когда в поезде знакомился? Или когда в ресторане на ночь остаться уламывал? Чтобы ты от меня бежала дальше, чем видела? Или когда переехать предлагал, надо было просветить, а, Танюш? Или после того, как ты мне про брата своего все выложила?

Он повернулся и прижался губами к ее шее. Втянул кожу, прикусывая. Не сильно. Но она вздрогнула. Не от боли. От сарказма и иронии, с которой он перечислял это все.

— Я ж не дебил и не идиот. Хватило мозгов представить, как ты на такие откровения отреагируешь.

Она зажмурилась. Смысл держать глаза открытыми?

Все равно темно. Снаружи. Внутри.

Беспросветно…

Всем телом его ощущала. Тепло кожи, жар дыхания, мощное тело, охватывающее ее, окружающее. Считала поддержкой, а теперь… Вдохнуть не могла.

— А как не сказать о таком можно? — прошептала она. — Как лгать столько? Заставлять меня верить в то, чего не было и нет…

Виталий выдохнул. Недовольно. Резко. И руки его дернулись. Словно ждал, что вырываться начнет. Сцепил пальцы надежней.

— Чего нет, Таня? Не истери. Все есть. Ничего не выдумано. Ты, я. Мы. Что тебе еще надо? — отрезал он, задевая губами ее кожу. Знал ведь, как именно это на нее влияет.

Только в этот момент Таня, словно отдельно от тела жила. Есть оно, тело ее, реагирующее и трепетавшее от прикосновений, объятий любимого мужчины. Стремящееся к нему. Еще ближе.

А есть разум. Душа. Которую порвало на ошметки, растерзало понимание, ужасное осознание, что ничего она не знала и не знает о нем — мужчине, которому так легко и безрассудно себя доверила несколько месяцев назад.

Диссонанс. Разрушено все представление об их мире, и она пытается как-то выбраться из этих руин, а они ее только сильнее погребают под собой.

Нет здравых мыслей.

За спиной щелкнула зажигалка и слабый огонек загорелся в темноте. Дым окутал ее вместе с дыханием Виталия.

Что ей еще надо?