Ольга Горовая - Дурман

А теперь что? Что за дурость, просить бывшего сотрудника СБУ проверить по своим каналам мужчину, которого любишь? Как это Мише потом объяснить, когда знакомить их будет?

Таня рассердилась на себя и отложила телефон. Снова обхватила чашку с чаем. Поднесла к губам, подула, собираясь сделать глоток. И не успела…

Телефон включился, но не значком сообщения, а замигал фотографией отчима, которая стояла на контакте Михаила, показывая вызов.

Таня схватила мобильный, не сразу сообразив, что он на виброзвонке и все равно не разбудит Виталю. Плеснула чаем на руку, обожглась. Чертыхнулась и ответила на вызов.

— Миша, прости! — ощущая себя ужасно виноватой и сгорая от стыда, принялась тараторить в трубку, одновременно размахивая рукой, чтобы ослабить жжение. — Я не хотела тебя разбудить. И, вообще, глупость это, не обращай внимания… Так, всякий бред лезет в голову от усталости…

— Танечка, — Михаил умел прервать и успокоить ее одновременно. Одним словом. Недаром в органах служил, да и сейчас не простыми делами занимался. — Я не спал, не тарахти. Дело есть, думал над ним. Тут твое сообщение…

— Не обращай внимания, — снова начала извиняться она. А рука печет, черт! — Правда, глупости. У тебя и так работы куча, а тут еще я. Не трать на это время, не нужна мне информация..

— Тань! — снова окликнул ее отчим. — Дочка, помолчи.

И она умолкла. Почему-то сразу поняла, по голосу, что ничего хорошего сейчас не услышит. И не удивилась. Миша ее, и правда, наравне со своими родными дочерьми любил. Она это знала.

— Танюша, я тебе серьезно сказать хочу, потому и позвонил, как только прочел: чтобы от тебя этот человек не хотел — избегай его. Вообще ни на какие контакты или переговоры с ним не иди. Ясно? Он что, к клинике вашей присмотрелся? Владельцев прижал?

Комок в горле стал размером с апельсин. А руку как-то отпустило. Странно…

— Миш, ты что? Ты успел про него что-то посмотреть уже? — шепотом спросила Таня, не до конца еще понимая разумом, зато очень хорошо улавливая подсознательно, что значат предупреждения и слова отчима.

О чем та самая ее интуиция все эти месяцы тревожно теребила сознание, а Таня отмахивалась, не обращая внимания на несостыковки и мелочи.

— Танечка, мне про этого человека, как и про его друга и начальника, Калиненко, не надо узнавать ничего. Я все время мониторю ситуацию в городе, работа такая. И за ними давно наблюдаю. Знаю почти все. Только не придраться. Хорошо себя от всего защитили. Если бы не смена власти семь лет назад и передел территорий из-за этого, они до сих пор бы на вершине были. А так, Калиненко посадили, но эти двое, все равно, руку на пульсе и горле города держат. И нынешнего “смотрящего” караулят. Думаю, только и ждут, чтобы в глотку ему вцепиться и вернуть все свое.

— Миша, ты о чем? — каким-то жалким голосом прервала его Таня.

Фамилию Калиненко она знала. Тот самый Дима, лучший друг Виталия, который выехал из страны, вроде как, из-за политических преследований…

— Тань, эти двое, Филатов и Калиненко, далеко не последние люди в криминальной среде города. Калиненко долгое время был “смотрящим”. Тебе же не надо этот термин объяснять? — отчим вздохнул. Она промолчала. — Казак этот — его правая рука, самый надежный друг и верный исполнитель всех планов Калиненко. Многие пытались его переманить. Ни у кого не получилось. И сейчас он блюдет интересы друга и ведет весь тот бизнес, что сумели отвоевать, когда передел начался. Конечно, Калиненко тоже курирует это все с зоны, насколько может, как я знаю. И Казак его регулярно навещает. Да и адвокаты их сейчас об амнистии ходатайство подали. И, насколько мне известно, шанс там есть. Но это все лирика и отступление, Тань. Если этот человек каким-то образом оказался неподалеку от тебя, просто уходи. Уволься из клиники, в крайнем случае. Это те неприятности на работе, про которые ты в последнее время упоминала? Я тебе сто раз говорил, что в столице с твоим опытом и руками — работу найти — вопрос одного часа. Но с Казаком не связывайся. Держись от него подальше, чтобы там ни было. Таня? Ты меня слышишь? — переспросил отчим, видимо потому, что она все еще молчала.

Таня слышала.

Все слышала. До последнего слова.

А сказать ничего не могла, хоть Михаил и звал ее.

Комок этот, чертов, перекрыл горло наглухо! И слезы, почему-то, по щекам потекли. Странные такие, без всхлипов или истерики. Просто больно дико в животе, в груди стало. И слезы сами выступили.

А она держала телефон у уха, слушая отчима. И смотрела при этом на Виталия, который стоял в дверях кухни. Тоже молча смотрел на нее, скрестив руки на груди и облокотившись на косяк.

Понимала, что он не слышит ничего из слов отчима. И при этом, могла поклясться, все уловил и просек, что Таня только что узнала. И смотрел на нее так…

Господи!

Тане показалось, что она вообще, впервые в жизни его видит. И не знала никогда, не целовала ни разу.

Незнакомый взгляд, чужой человек. Опасный и настороженный. Готовый ко всему. И на все. И понимание это было не от того, что Таня только что от Михаила услышала о нем. Просто Виталий излучал это. Показал ей себя с той стороны, с какой Таня его никогда не видела.

— Да, Миша, слышу. Я тут, — хрипло отозвалась она, продолжая смотреть на Виталия. Не могла отвести глаза. И эти дурацкие слезы катились. — Я тебя завтра наберу. Еще раз прости, что отвлекла.

Таня сбросила вызов, не обратив внимания на то, что отчим принялся ее о чем-то спрашивать. Выключила телефон и положила на стол. Мобильник начал тут же снова вибрировать и мигать фотографией отчима. Она выключила мобильный, не отрывая взгляда от Виталия.

Такие родные и знакомые глаза. Каждую ресницу и морщинку вокруг них знает! И такие непроницаемые, чужые, что даже страшно…

Он тоже смотрел. “Держал” ее взгляд, не отпуская. А потом медленно оттолкнулся от косяка и подошел к ней. Она сильнее запрокинула голову. Не могла отвести глаза. Отодвинул телефон, который снова завибрировал. Притянул руку и вытер ее слезы. Медленно. Как-то методично, что ли. Сначала с правой щеки. Потом, с левой. Растер ее слезы пальцами. И опустил эту же ладонь ей на затылок, надавив.

— Пошли спать, Таня.

Это не было предложением или просьбой.

Явное и четкое распоряжение, которое стоит исполнить. И совсем не следует пытаться ослушаться.

Его пальцы, еще немного влажные от ее слез, обхватили сильнее затылок. Не больно, но с явным принуждением, и Виталий потянул, заставив Таню встать. Наклонился и прижался к губам. Как-то властно, жадно, крепко. Сильно.

А она — словно замороженная. Не ощутила почти ничего.

Понимает, что он слишком сильно целует. Может больно? Нет. Не ясно. И дрожи нет. Вся будто околела.

Виталий это почувствовал. Посмотрел ей в глаза опять. Прищурился как-то непривычно. Не хорошо. Даже разозлился, кажется.

А ей все равно, все еще. Ничего не чувствовала. И дурацкие слезы продолжали бежать по щекам непонятно.

Виталий сжал зубы. Резко выдохнул. Обхватил второй рукой ее за спину, подталкивая в сторону выхода из кухни.

— Давай, Зажигалочка, — не ожидая от нее ни ответа, ни каких-то слов, снова распорядился он. — Ночью в голову только дурь всякая лезет. Тебе надо выспаться.

И, не обратив внимания, что она вся заторможенная и застывшая, потащил ее к спальне, словно заставляя идти.

Хотя, почему “словно?” Заставил же.

Ступора хватило до середины коридора. А потом — как окатило горячим жаром прозрения. Обожгло с головы до живота адреналином по артериям, венам. Ноги задрожали.

Таня остановилась, сопротивляясь подталкивающему давлению Виталия. Резко, будто в стену врезалась. И онемение ее прошло, тот ступор, который сковал, заморозил все тело после слов Миши.

— Машины продаешь?! — хрипло спросила она, повернувшись к Виталию лицом. Губы дрожали. — Ты сказал мне, что торгуешь машинами!

Дрожь с губ перешла на подбородок. Плечи затряслись. Ее всю снова начало колотить. Но руки Витали держали очень крепко. Не отступить. Не высвободиться.

— Я продаю машины, — спокойно отрезал он.

И глянул тяжело. Веско, будто намекая на что-то. Возможно, что лучше бы замолчать и остановиться. Не углубляться, не ворошить.

Но Таня была сейчас не в том состоянии, чтобы воспринимать намеки. Ее трясло все сильней. И ни она, ни Виталий, кажется, не могли справиться с этим ее тремором. Хоть он и пытался обхватить ее еще плотнее.

— Машины?! Машины?! И это все, что ты мне говоришь? — голос сорвался в крик. — И друг твой, не на зоне, а за границу выехал?!

Виталий помрачнел еще больше. Сурово сдвинул брови. И так сжал зубы, что на его щеках прорезались глубокие вертикальные складки.

— Таня…

Возможно, он хотел привлечь ее внимание и как-то приглушить этот крик. Но Таню еще больше затрясло от того, что он назвал ее по имени. Она дернулась. Начала в буквальном смысле брыкаться, стараясь вырваться из его рук.

— Ты мне врал! Все это время, Виталий — ты каждый день меня обманывал! Пусти!

Она заорала в полный голос.

И он отпустил. Позволил Тане отойти на два шага.

— Куда ты уезжал, когда говорил, что работаешь?! Когда на какие-то встречи ездил?! Что ты делал, когда мне звонил? Когда я звонила тебе?!

Виталий молчал, мрачно глядя на нее. А ей это только сильнее взрывало сознание и мозг. Перевернуло представление об их мире с ног на голову.

— Все — ложь?! Вообще… Все эти дни, недели, месяцы?! Все обман и ненастоящее?