Не удержался, со скулы перескочил на рот Тани. Сжал пальцы на ее затылке, сминая волосы. Сильно обнял за пояс, подтянул ее выше. Сам сказал “спи”, и сам тут же в разнос пошел. И ведь две минуты назад, без всякой задней мысли с ней разговаривал. А сейчас так полыхнуло внутри, что жар, казалось, выдыхал. Обжигал ей этим жаром губы, буквально нападая на рот Тани.

Зажигалочка, е-мое! А он, тогда, кто? “Ящик со взрывчаткой”, которую от огонька этой “зажигалочки” подрывает на раз и до последнего грамма?

Хрен с этим! Как голодный набросился на ее рот, словно и не было вчерашней ночи. Давил и сминал эти губы, которые, зачем-то, до последней черточки вдруг изучить захотел.

Таня застонала и прижалась к нему с неменьшей страстью, хоть пару минут назад реально засыпала. Хорошо, на экране происходила очередная “битва добра со злом”, и басы бахали по ушам так, что ее точно никто не услышал. Он сам этот стон уловил потому, что Таня на нем лежала. И еще сильнее прижал к себе. Волосы на ладонь намотал, чтоб не могла сдвинуться.

Не хотел ее отпускать. Физически не мог сейчас ей пространства дать. Еще хоть минута так: тело на тело, рот на ее губах, чтоб каждый стон, каждый вдох ее в себя заглотнуть.

Она говорит, что он ее опоил? А как по нему, то это Татьяна его чем-то одурманила. Сразу ему в вену себя вколола, по ходу. Он за весь этот гребаный день, так и не “вылез” из нее, как вдохнул вчера, до разрыва легких, так и не выдохнул, несмотря на все.

Оторвался с трудом, посмотрел в одуревшие глаза, в которых отсвечивались блики экрана. Его глаза, небось, сейчас с таким же выражением на нее смотрят. Только еще и с жадностью. Он это ощущал, трясло его от голода этого по ней. И не только сексуального. Какого-то странного, непривычного, дикого. Хотелось укусить, вот честно. Себе заполучить хоть кусочек. Держать и не отпускать. Чтобы все время рядом была и вообще больше ни на что время не тратила. Все ему. До капли.

Вот где настоящий бред, если подумать. Только не получалось у него рядом с ней рационально мысли по полочкам раскладывать.

Выдохнул. Чуть ослабил натяжение руки, позволив Тане лечь снова ему на плечо. Но не дал сдвинуться на диван, так на себе и оставил.

А ведь столько дерьма сегодня выгреб, б****, сам до конца не ощутил еще, не отпустило. И не с кем-нибудь, а с “законной структурой”. С налоговиками, чтоб их… Наехали на ай-тишников, которых еще Дима прикрывать взялся до ареста. Налетели сегодня “маски-шоу”, с самого утра. Все цивильно, в бронежелетах и масках, с огроменными буквами госструктуры “спереди и сзади”, с корочками, всунутыми ребятам в зубы. Мордами в пол пацанов впечатали, напугали пушками. Немудрено, эти пацаны ничего опасней своих мониторов, да “мышек” — и не видели. И хоть тоже немало могли программами да кодами наворотить, а реального оружия испугались до икоты. Да и, чего уж там, налоговики натренированные, умеют навести страху и шороху, тем и живятся.

Хорошо, хоть у одного хватило сообразительности и прыти Казака набрать. Успел до того, как телефоны отобрали. И Виталий, сорвавшись и бросив все, поднял всех своих адвокатов и юристов, пять часов с их главным договаривался. Ясное дело, о размере суммы, чтоб отвалили. Блин, ну зарвались уже, не собирался сходу отстегивать баснословные деньги. За что? И так эти сволочи обожрались, всем поперек горла уже стали. Менялись чуть ли не через день, вот и хотели успеть нагрести себе на “пенсию”.

Ему Бати, Калиненко Дмитрия Владленовича, в такие моменты очень не хватало. Умел друг в два слова всех на мировую вывести и уговорить на то, что самому выгодно. Дипломат и стратег. Да так это делал, что никто сразу и не просекал, как их же требования и перекрутили, по рукам хлопали. Но с тех пор, как из-за смены порядка и властных пертурбаций друга упекли за решетку, приходилось самому разгребать за двоих. Не любил Казак это. То, от чего Димка кайф ловил, разыгрывая город и людей в “шахматные партии” своих планов, его напрягало и выворачивало. Но подвести друга, брата, практически, не мог и не имел права. Единственный, кто всегда за него горой стоял и из любого болота вытаскивал с тех пор, как Казаку пять или шесть лет стукнуло. Уже и не помнил точно. Даже когда у Димки самого жизнь — не сахар была, он хрен знает как, а тянул еще и Казака: еду ему приносил из дома, то ли таскал из холодильника, то ли сам недоедал. Виталя не спрашивал, если честно, он знал, что у Димы за отец и примерно догадывался, как друг “расплачивался” за все свои поступки. Но Калиненко это не останавливало. Более того, он уже тогда, в десять лет, фиг знает как, уболтал их слесаря, и тот закрывал глаза на то, что Виталя слишком часто прятался в подвале дома, когда больше идти было некуда. Благодаря заступничеству Бати его из теплого подвала гоняли куда меньше, чем могли бы. Так что он теперь наизнанку вывернется, а все за Диму отстаивать будет, как бы его не допекло.

Появилась мысль, что надо бы послезавтра поехать в колонию, пробить заранее встречу, узнать, что Бате надо? Привезти сигарет, хоть немного еды нормальной. Уточнить, может ему девку какую подогнать, под видом жены, давно слинявшей за бугор?

Поставил мысленную галочку и вернулся к сегодняшнему.

И все ж таки, договорился с этими “клоунами”. Сумел. Блин, даже загордился собой немного. А потом взял и позвонил своей Зажигалочке. Вот так допекло, прям. Как вчера, выходит, хоть и странно. Достали его до печенок, а Казака с Таней потянуло поговорить. Позвонил ей, едва из офиса ай-тишников вышел и закурил; набрал номер, наблюдая, как налоговики в свои бусы набиваются. Только никто ему отвечать не торопился.

И Казака это задело. Реально зацепило настолько, насколько и после месяца знакомства со многими не трогало. А тут просто что-то в мозгу разорвало. Или за грудиной. Обидно стало, с какой-то придури, просто до чертиков. И не спасла положение та смс-ка про операцию. Вот, честно. В тот момент ему по боку было понимание, что у Тани есть какие-то серьезные задачи на работе, что она оперирует живое существо. Он хотел с ней поговорить. Ему это было необходимо, а Таня не ответила…

Может, правда, на фоне недавнего напряга так прямо резануло, конечно. Сюда всю злость сбросил? И в другой момент иначе среагировал бы. Теперь не узнать. Просто взбесился, и все. А вот после ее звонка — как рукой сняло. Нашла слова Зажигалочка, хотя, небось и не поняла, а парой фраз уняла это бешенство внутри. И напряг тот сняла, что за день накопился. Как у нее так вышло? Почему эта Зажигалочка? Поди, разбери.

Но раз уж так, Виталя дураком не был и свое на упускал. А то, что это “свое” сейчас задремало у него на плече, несмотря на грохот басов в кинозале, все инстинкты просто орали.

Любопытно так. Не цепляли его бабы еще настолько. Да и вот так, с первого взгляда, можно сказать, с первого слова, чтоб пробило до костного мозга. Или одурманило аж так, как вчера, чтоб с обрыва вниз головой, ни на что не оглядываясь. Но вот что-что, а рисковать Виталя всегда был готов. Их жизнь из риска на сто процентов и состояла, особенно раньше. Вот и начал присматриваться к Тане, знакомиться ближе, в ее жизнь влазить так, чтоб она еще не сразу поняла, что уже нет пути назад.

Про брата, конечно, интересно было узнать, его еще утром та пустая и голая комната в ее квартире заинтересовала. Да и сейчас, по словам и тону Тани понял, что ее что-то в прошлом цепляло и не пускало. И болело. У него брата не было. Но был Батя. Вот Казак и не полез дальше. Мог себе представить немного, что Таня из-за смерти брата чувствует, даже если дело уже былое. Потом разберется, постепенно. Нечего с разбегу лезть в рану. Сам за такое с размаху врезал бы в морду.

А вот про то, что и он для нее уникален, и ситуация нестандартна для его Зажигалочки, услышал и на ус на мотал. И по ходу, кайфанул неслабо. Порадовала она его самолюбие, чистая правда.


Через неделю

Таня зевнула, заваривая чай. Хорошо, что сегодня у нее выходной. И если не случится ничего экстренного, есть шанс, что останется дома и выспится. Тяжело опустившись на табурет, она сонно посмотрела в окно. Ничего нового не увидела. Вид из окон ее квартиры не особо радовал разнообразием, а разглядывать такую же “панельную” девятиэтажку, стоящую во дворе напротив, желания не было.

За эту неделю она второй раз ночевала дома. И все равно не выспалась. Правда, несмотря на это, как и все последние дни, ощущала не только усталость, но и какой-то будоражащий “подрыв”, как называл это Виталий. Похоже, Казак испытывал схожие с ней чувства.

Таня улыбнулась, лениво расколачивая сахар в чашке.

Даже не думала, что все обернется именно так. Что ее захватит настолько. Никогда не зацикливалась на человеке. А тут — отлепить себя от Виталия не могла. А если и расставались, только и думала о нем. Мысли самовольно сворачивали в далекую от работы сторону. Вот, вроде не восемнадцать и не двадцать лет. Гораздо больше. А такого восторга в душе, такого искрящегося удовольствия от общения с мужчиной — не помнила. Да и не чувствовала, Таня точно знала.

Бог знает, что такого особенного было в Виталии, но он ее покорил. Хотя, чего лукавить? Все в нем особенное было: и напор, и уверенность, казалось, непробиваемая в себе. И в то же время, какая-то такая… Даже не неуверенность. Таня не могла подобрать слова, но что-то в поведении, словах, взглядах иногда так задевало ее… До дрожи внутри, до острой боли. Цепляло до глубины души, заставляя всматриваться и вслушиваться в этого мужчину.

Влюбилась она, что ли? Так это бывает?

Наверное. Похоже, впервые в жизни влюбилась.

Одно время, даже, хотела понять и ощутить, попробовать — вот и сбылось, судя по всему, это желание. И раньше какие-то эмоции были, с другими, и желание она испытывала. Но чтоб так, когда тонешь в человеке, захлебываешься им — и радуешься этому. Глубже “занырнуть” пытаешься…