Кристина и Валера ушли. Алесандр приподнялся на кровати и посмотрел в окно. С крыш капала вода, ярко светило солнце.

Отлично, она еще и на Васильевском острове живет. Станция метро «Василеостровская». Вам это ни о чем не скажет, разумеется. Впрочем, можно жить с кем-нибудь в одном подъезде, да так за всю жизнь и не пересечься.

Но в конце-то концов, ведь там его дом! И если эта служительница конюшни слишком часто будет мозолить ему глаза и портить своим видом панораму города, то ей придется уехать. Алесандр не станет терпеть рядом с собой эту пародию на Жанну!

Алесандр вдруг поймал себя на том, что и может, и хочет называть бывшую возлюбленную не иначе как по имени. А произнести в ее адрес какое-нибудь плохое слово, даже язык не поворачивается. Она — просто Жанна…

Да кто она вообще такая, чтобы он, Алесандр Райшер, постоянно думал лишь о ней! Он — актер, она — всего лишь переводчица; он — звезда ночных клубов, она же только и умеет, что жрет свой поганый коньяк в убогой квартирке. Эта женщина даже посуду не способна помыть. Она только и умеет, что заниматься любовью, курить и говорить по-испански. Бедный французский художник! Его она тоже скоро бросит и снова отправится на поиски новых ощущений. Интересно, кто там дальше на очереди — какой-нибудь португалец?

Ладно, хватит. Сейчас Алесандр позвонит кому-нибудь из своих питерских приятелей и будет болтать, пока не разрядится трубка или пока не истечет баланс на телефоне…

Алесандр отвернулся от окна. Телефон, одежда, паспорт, деньги, духи — да все его вещи остались в квартире этой Жанны. А она скоро улетает из Москвы с французским художником. Если бы она хотела вернуть Алесандру его вещи, она сделала бы это, когда приходила в больницу. Получается, Жанна просто запрет квартиру и уедет в аэропорт. И бог знает, когда она потом вернется.

Если бы у Алесандра было чем заплатить, он попросил бы телефон у этого пацана, позвонил в какую-нибудь курьерскую службу, и ему через несколько часов доставили бы его вещи, если Жанна, конечно, еще не уехала. Да почему он должен кого-то о чем-то просить, куда-то звонить, кому-то платить? Он сейчас же пойдет и сам заберет свои вещи. Да, он войдет в подъезд, позвонит в дверь. Она откроет, а он, молча и не глядя на нее, войдет; не торопясь покидает в сумку только то, что ему необходимо; напевая свою песенку из мюзикла, бесцеремонно выпьет чашку некрепкого чая на кухне и уйдет. А она пусть смотрит ему вслед и наконец поймет, что потеряла, и пожалеет, и, может, даже побежит за ним, будет просить остаться. Но он не обернется, не посмотрит на нее. Он гордо поймает машину — иномарку, черную, — сядет на заднее сиденье и прикажет водителю везти его на всех парах до Ленинградского вокзала. И он не обернется, нет, не обернется. Она будет стоять, такая жалкая, одинокая, будет смотреть ему вслед, вслед черной иномарке, начнет рыдать, как это делают все бабы. Ей будет холодно, потому что на ней будет только тонкая широкая рубашка и трусы, да и так уж и быть, тапочки, домашние тапочки, те, что протерлись на месте большого пальца правой ноги. И вот она будет стоять на ветру посреди шоссе, толстая, с кривыми зубами, непричесанная, глядя своими бесстыжими водянистыми глазами, как медленно и безвозвратно уезжает прочь ее счастье. Какая красивая и жестокая сцена — совершенно в его, Алесандра, стиле.

Молодой человек сделал два шага и понял, что не может идти. Не хватало еще остаться хромым в двадцать два года и бродить с палочкой по набережным Невы. Хотя что-то в этом есть: черная узкая трость, черный плащ, высокие сапоги… Ну да, не достает еще кольта за поясом.

Проклятый софит, все из-за него! И о чем только думал осветитель! Алесандр все сделал так, как его учили каскадеры на репетициях, как он делал десятки раз на спектаклях: увидел свою точку на авансцене, присел, прыгнул… А этот чертов софит так не вовремя и резко ослепил его своим ярким лучом. Алесандр был полностью сосредоточен на своей роли и совершенно не думал о Жанне, о том, как она сказала ему: «Me voy, con un pintor francés[2]. Мне было хорошо с тобой…» Не думал он об этом и все сделал правильно. Так что виноват в случившемся только софит! И еще она. Та женщина, которая испортила ему настроение перед спектаклем!

Когда Валера вернулся в палату, молодой человек попросил, чтобы тот завтра же, после выписки, съездил в квартиру Жанны на Китай-город и привез Алесандру его вещи.

— Хорошо. Ты даже не переживай, я все сделаю. Только как я узнаю, какие вещи твои, а какие нет? И вообще, впустит она меня?

— Вот ей ты эти вопросы и задашь.

* * *

Дверь открыла невысокая блондинка в широкой зеленой рубашке и широких джинсах. Голубые глаза смотрели на Кристину безо всякого выражения. Ногти на руках были неровно острижены и небрежно накрашены. Женщина улыбнулась и спросила негромко холодным низким голосом:

— Добрый день. Чем могу быть полезна?

— Привет, — улыбнулась Кристина. — Вы случайно не Жанна?

— Жанна.

— Очень приятно. Кристина.

— Взаимно.

— Дело в том, что меня попросил зайти к вам Алесандр. Он просил забрать его вещи. Алесандр сейчас в больнице, и поэтому он не смог сам приехать. Он сказал, вы скоро уезжаете, и попросил меня зайти сегодня. Он говорил, что вы поможете собрать его вещи.

— Он так сказал? — улыбнулась Жанна, невыразительно глядя на девушку. — Проходите.

Она отступила в сторону, впуская незваную гостью в прихожую, закрыла дверь и направилась в комнату.

— Кристина, я уезжаю с минуты на минуту, так что мои вещи собраны и уже увезены отсюда. Все, что осталось, кроме фотоальбома, мебели, посуды и телевизора, можете собирать и отвозить Алесандру.

— Извините, но мы с Алесандром совершено не знакомы, и я как-то… не уверена, что… Просто он просил об этой услуге моего брата, а тот не смог и попросил меня, и… В общем, если вы торопитесь, давайте я или мой брат зайдем попозже, когда вам будет удобно…

— Нет, Кристина. Я уезжаю далеко и, полагаю, надолго. Давайте сделаем так. Раз уж Алесандру так нужны его вещи, вот вам ключи от квартиры. — Жанна взяла с комода связку ключей и подала Кристине. — Вы спокойно соберете вещи Алесандра или отдадите ключи ему, а он сам возьмет все необходимое, когда ему будет удобно. Когда я вернусь, то позвоню вам. — Женщина достала из сумочки записную книжку и карандаш и протянула собеседнице. — Напишите здесь, пожалуйста, ваш телефон. Я позвоню, мы встретимся, и вы отдадите мне ключ. Договорились? А сейчас извините, меня ждут.

Кристина растерянно посмотрела на Жанну и записала свой номер телефона и адрес.

— Жанна, а вы не боитесь вот так отдать ключи от квартиры, совершенно незнакомому человеку? Может, я аферистка, и пока вы в отъезде, я продам вашу квартиру или, не знаю, сдам ее каким-нибудь уголовникам, или… ну, я не знаю…

— Кристина, если всего и всех бояться и думать, кто аферист, а кто нет, то жить будет совсем не интересно. — Жанна забрала у Кристины записную книжку и карандаш, положила их обратно в сумочку и надела темные очки. — Всего доброго. Пожалуйста, если вам не трудно, когда будете уходить, откройте форточку, а то здесь будет очень душно.

И Жанна ушла.

Кристина стояла посреди комнаты, держа в руках ключи от чужой квартиры. Она подошла к окну. Жанна шла по двору к арке. Сейчас она выйдет на улицу и повернет в сторону метро. Она шла все дальше и дальше, затем вошла в арку, и больше Кристина ее не видела.

Девушка отошла от окна. Открыла верхний ящик комода. Фотоальбом.

«Только давай между нами. Когда пойдешь домой к Жанне, раздобудь там ее фотку, а потом отдай мне», — вспомнила она слова брата. И с ужасом для себя поняла, почему Валера, всего несколько секунд видевший эту женщину, уже готов был вечно носить с собой ее фотографию.


Меньше всего Алесандр хотел снова встретиться с Кристиной Лавровой. Он бы вполне обошелся без своего барахла. Да что там ценного, в самом деле? Двадцать-тридцать тусовочных костюмов, тетрадка со стихами, паспорт и телефон с ненужными номерами? Ну, еще деньги, которых и хватит-то разве что на билет до Питера да на бутылку шампанского в дорогу. И, кстати, он ведь послал за своими вещами этого мальчишку (как его там — Вова?.. Влад?..), а не его белобрысую тощую сестру.

— Вроде бы ничего там не оставила. Ну, поправляйтесь.

— Спасибо.

«Да, отлично, замечательно. Я рад и благодарен. Но не пора бы тебе свалить с глаз моих?»

— А вот и я! — раздался визгливый голос Анжелики Витальевны.

В этот раз под белым халатом на ней был уродливый зеленый топик в обтяжку, заляпанные снизу грязью серые джинсы, кроссовки и шляпа а-ля посмешище.

Алесандр вздохнул и посмотрел в окно. Ну до чего же тупы люди, а! Если уж не дана тебе красота от природы, так сделай тогда хоть что-нибудь, дабы симулировать эффектную внешность. Ведь существует масса способов, позволяющих достигнуть этой цели, и самый беспроигрышный из них — одеться если уж не стильно, то хотя бы со вкусом. Нет, люди не размениваются на такие «мелочи». Как же Алесандру все это было противно! Эта безвкусная манера одеваться, эта грязная Москва, эти визгливые голоса…

— Кристина, тебя ни о чем нельзя попросить, ни о чем! Только представь себе, Саша, она забыла один пакет. Понятия не имею, что там лежит — не заглядывала. Я вообще никогда не…

— Меня зовут Алесандр. Это что, так сложно запомнить?

Молодой человек снова отвернулся к окну, бросив всего лишь короткий взгляд на пакет. В нем Жанна однажды принесла в дом ту самую картину французского художника. Большой, с пластиковыми ручками, прозрачный пакет стоял сейчас на полу рядом с кроватью Алесандра.

— Да, мам, спасибо. То, что в сумку не вместилось, я положила в пакет, а потом про него даже и не вспомнила. Хорошо, что ты его заметила и принесла.