Как только Анфиса вошла в комнату Григория в одной прозрачной сорочке, он тотчас смутился и начал что-то бессвязно лепетать, словно младенец. Но это обстоятельство горничную не смутило, а напротив – позабавило. Она приспустила сорочку с полного белого плеча и медленно начала наступать на Григория, пока тот не упал прямо на кушетку. Тогда бесстыжая гостья навалилась на него своими пышными формами и начала целовать прямо в губы.

Григорий до того разволновался, что чуть не лишился сознания. Покуда он пребывал в состоянии обморока и нерешительности, Анфиса уже успела стянуть с него брюки. Вот тут-то и началось… Григорий, что есть силы отпихнул от себя назойливую девку, та упала на пол и долго не могла прийти в себя. В это время он натянул на себя брюки и сбежал из комнаты.

Анфиса кипела от гнева, как самовар, не желая уже никакой награды от барыни. Ей было стыдно и обидно, что молодой барин, так повел себя – бросился от нее бежать, как от зачумленной. В этот же день она все рассказала госпоже Вельяминовой и зареклась, что более подобных вещей делать не станет.

Госпожа Вельяминова совершенно расстроилась: сыну уже минул девятнадцатый год, но, увы, до сих пор был робок с барышнями, не говоря уже о том, чтобы закрутить серьезный роман. После неудачного сводничества, она более не пыталась ничего предпринять, надеясь, что все же молодость и природа возьмут свое. И вот минуло более года прежде, чем вывод, сделанный умудренной жизненным опытом матушкой, свершился – действительно, Григорий увлекся барышней, а именно Полиной Забродиной.

Девушка будоражила его воображение, в котором он, словно бравый гусар, мог позволить себе многое, даже пикантные вольности. Григорий часто, сидя на лекциях, отвлекался, грезя Полиной. В конце концов, это стало настолько заметно, что сокурсники Вельяминова догадались – их товарищ влюблен. Но в кого? Определить предмет воздыхания Гриши Вельяминова не составило труда, так как он постоянно бросал пламенные взоры в сторону трех девушек: Полины, Ирины и Марии. А уж определить из этой троицы истинную виновницу рассеянности друга было проще простого.

И вот в очередной раз, когда Еремеев заметил, повышенное внимание Григория по отношению к Полине, тот окончательно решил поспособствовать другу в достижении его цели…

Еремеев, был, как говорится, – не промах, он познакомился с Ириной и Марией, дабы специально узнать имя зазнобы Григория, и ее реакцию на своеобразное внимание нерешительного друга. Девушки долго над этим смеялись, покуда не признались, что Григорий – красив и возможно нравится их подруге, но… уж больно он стеснителен. Что с таким, скажите на милость, делать? Разве это кавалер, который только и знает, что глазами любит?

Еремеев был согласен с очаровательными хохотушками, он бы непременно от взглядов давно перешел к действию. Спустя несколько дней, когда он вновь увидел девушек в коридоре университета, Полины рядом с ними не было, он, несколько рисуясь, заявил:

– Вот увидите, в ближайшие дни произойдут некие перемены с Григорием Вельяминовым.

Девушки, по своему обыкновению прыснули от смеха.

– И что же это будет, позвольте полюбопытствовать? – саркастически поинтересовалась Ирина.

– Перед вами предстанет совершенно другой человек…

– Неужели? – удивилась Мария. – Что же вы с ним сделаете, загримируете, как театрального актера?

Теперь настал черед Еремеева рассмеяться.

– Да, нечто подобное и случиться…

Девушки недоверчиво посмотрели на собеседника, рассудив, что это с его стороны всего лишь позерство.

И вот после лекции о Троянской войне, Еремеев решил, что настало время, дабы заинтригованные барышни смогли убедиться – Вельяминов вскоре станет другим человеком.

Пригласив друга в гости, Еремеев уже предвкушал всю прелесть интриги, понимая, что конечно, он поступил несколько смело… Но как говорится: кто не рискует, от не пьет шампанское!

После того, как Григорий пообещал непременно прийти, Еремеев поспешил в антикварный магазин, где собирался прикупить некую вещицу, которой суждено было воплотить его план.

Начитавшись работ известного психолога Зигмунда Фрейда, Еремеев решил, что Григорий – самый подходящий экземпляр, дабы проверить теорию внушения, согласно которой считалось, что многие проблемы человека, прежде всего, исходят от его подсознательного страха перед неким объектом или обстоятельством. Но нежели заставить человека перешагнуть психологический барьер, заставить поверить в себя, убедить его, что нет ничего невозможного, то непременно все закончиться успехом.

Таким образом, Еремеев решил убить одновременно не то, что двух, а сразу – трех зайцев: во-первых, проверить новомодную теорию Фрейда, во-вторых, помочь другу преодолеть врожденную робость, в-третьих, завоевать расположение Марии, которая ему нравилась с каждым днем все больше и больше.

* * *

Еремеев вошел в антикварный салон, что на Смольной набережной. Хозяин салона, Фридрих Иосифович Зильберштейн, хорошо известный антиквар, предпочитал сам разговаривать с посетителям. Завидев, молодого человека, по виду студента, он несколько удивился, та как в его заведение предпочитали заходить люди солидные.

– Что вам угодно, молодой человек? – поинтересовался хозяин. – Интересуетесь предметами старины? Искусством?

– Да, знаете ли, интересуюсь, – решительно заявил Еремеев согласно теории Фрейда. Хозяин почувствовал уверенность посетителя, подумав, что несколько отстал от жизни – и студенты могут иметь достаточно средств, дабы насладиться истинным искусством, а не новомодными подделками.

– Вы желаете что-то конкретное? – вежливо поинтересовался антиквар.

– Именно! – подтвердил Еремеев. – Намедни я видел на вашей витрине вещицу, которая весьма привлекла мой внимание.

Антиквар замер во внимании.

– И что же это за вещица, сударь?

– Некая статуэтка, небольшая, кажется из бронзы…

Антиквар на мгновенье задумался.

– Да, сударь, была у меня статуэтка итальянца Ранделли, называется «Танцующая Диана». Но, увы, вчера вечером я ее удачно продал некоему купцу, желавшему преподнести подарок своей супруге.

Еремеев был готов сникнуть, но постарался взять себя в руки.

– Ах, не задача… Как жаль…

– Не стоит расстраиваться, сударь! – ободрил антиквар. – Если вы желаете приобрести бронзовую статуэтку, то я смею предложить вам интересный вариант.

Еремеев встрепенулся.

– Ах, вот как?

– Желаете посмотреть?

– Охотно, – согласился Еремеев.

– Прошу вас присаживайтесь… Я тот час принесу ее вам…

Еремеев присел на диван для посетителей, антиквар же скрылся в глубине своего салона. Долго ждать не пришлось, он появился с коробкой в руках.

– Вот, сударь, извольте посмотреть. Это отличная индийская работа… Я по случаю купил ее у одного англичанина, несомненно, это подлинник.

Перед взором Еремеева предстала небольшая статуэтка, размером примерно с ладонь, изображавшая некоего индийского бога или богиню.

– Этой вещице – не менее ста лет, – со знанием дела заверил антиквар.

– Отлично. А кого она изображает? – полюбопытствовал Еремеев.

Антиквар откашлялся.

– Некое индийское божество…

– А рук-то у нее сколько! – воскликнул Еремеев, решив, что чем загадочней будет статуэтка, тем лучше. – Отлично. Но сколько вы за нее хотите?

– Исходя из того, что это не очень старинный экземпляр… Но учитывая вашу заинтересованность – двадцать пять рублей.

Еремеев не удивился подобной цене антикварной вещицы и с готовностью извлек из портмоне названную сумму.

– Вот прошу вас.

Антиквар взял несколько купюр и посоветовал:

– Вы поставьте ее на камин, отлично будет смотреться…

– Непременно! – заверил Еремеев антиквара, намереваясь распорядиться индийским божеством совершенно по-иному.

Когда Еремеев покинул салон, прижимая коробку с таинственным божком к груди, антиквар подумал: «Вот и славно, избавился от это индийской дребедени… Угораздило же купить её пять лет назад… Петербуржцы же предпочитают европейское искусство… Думал так и будет валяться в шкафу…»

Еремеев, ничего не подозревавший, о тайных мыслях антиквара, довольный собой и покупкой, шел на съемную квартиру, что на Курляндской улице – скоро придут друзья, а надо бы успеть достать приличного вина.

* * *

По прибытии на квартиру, Еремеев проверил запасы съестного и выпивки, увы, они оставляли желать лучшего. Его слуга Иван, приставленный любящими родителями, в том числе и как соглядай, периодически направляющий письменный отчет чете Еремеевых в Новгород о том, чем занимается их сынок в Петербурге, изволил вздремнуть своей маленькой каморке, примыкающей к лестнице.

– Иван! Иван! – позвал Еремеев. – Спит, бестия!

Наконец, за спиной барчука раздалось шарканье и сонный голос:

– Чего изволите, барин?

– Ты бы меньше спал днем! – Пожурил слугу Еремеев. – Небось, маменька с папенькой тебе не за это платят!

Иван протер глаза рукавом рубахи и сказал:

– Я готовый…

Еремеев усмехнулся.

– К чему это?

– У вас, небось, гости сегодня будут? Не извольте беспокоиться, я из каморки не выйду… Чай барышни придут?..

– Да нет, намечается только мужское общество. Сыграем в карты, вина выпьем. Словом, все, как обычно… Ты чего в лавку не сходил?

Иван почесал затылок.

– Да вот, барин, не сходил… – признался слуга. – Спать было охота…

– Ладно, ступай. Купи колбас, ветчины и вина в лавке господина Штольца.

– Да, барин, уже иду…

Иван пошаркал в каморку, надел картуз и новый пиджак, пожалованный с барского плеча.

– Вот деньги, – Еремеев протянул ему ассигнацию. – Да поторапливайся.

Иван направился в лавку, что в конце улицы держал немец Штольц, а Еремеев в это время миновал достаточно просторную комнату, служившую ему гостиной, и заперся в небольшой спальне.