— Это сумасшествие!

— Вейн, что тебя мучает? — обратилась к нему Каролина.

Лорд Брикон повернулся, и она увидела, что он побледнел.

— Каролина, — произнес он, — поверь, я не хотел, чтобы это случилось. Да, я полюбил тебя в тот самый миг, как увидел твое лицо при свете фонаря в повозке Адама Гримбальди. Но я думал, что ты навсегда ушла из моей жизни. Я знал, что никогда не забуду тебя. Когда при лунном свете карета увозила тебя, я сказал себе: «Уезжает моя единственная, та, которую я полюбил на всю жизнь».

— Я рада, — чуть задыхаясь, сказала Каролина, — что ты понял уже тогда.

Она устремилась к нему, но жестом руки лорд Брикон остановил ее.

— Не приближайся. Я должен, наконец, сказать все. Если ты будешь рядом, я не смогу этого сделать. Обняв тебя, я забуду обо всем на свете, кроме тебя, Каролина.

— Почему бы и нет? — отозвалась Каролина, улыбаясь, хотя ее и пугал серьезный тон и неожиданно мрачное выражение его лица.

— Да поможет мне Бог сказать то, что я должен! Каролина, мне следовало немедленно отослать тебя, как только ты здесь появилась. Миссис Миллер была права, хотя и не подозревала об этом, когда просила меня отказать тебе от места. Мне нужно было распорядиться немедленно отправить тебя из замка, не смотреть на твое пленительное, прекрасное лицо, не слушать звук твоего голоса, подавить неутихающее желание прикоснуться к тебе, вновь ощутить твои губы!

Каролина решительно подошла к нему и дотронулась до его руки.

— Вейн, — тихо произнесла она, — что ты хочешь сказать?

— Неужели я неясно выразился? — почти сердито откликнулся он. — Я говорю, что ты должна уехать… оставить меня, забыть о моем существовании.

— Но почему? — спросила Каролина. — Почему?

— Этого я не могу сказать, — ответил он. — Не задавай вопросов, так как я не могу на них ответить.

— Но я не понимаю! — воскликнула Каролина. — Мы же любим друг друга!

— Да, мы любим друг друга.

Ладонью лорд Брикон накрыл ее руку, лежавшую на его руке. Каролина почувствовала, какие сильные у него пальцы. Она подняла взгляд: горевшая в его глазах страсть обожгла ее.

— Мы любим друг друга, — повторил он. — Каролина, я люблю тебя! Люблю всей душой, всем сердцем, но не могу на тебе жениться.

Каролина побледнела. Она чувствовала, как отхлынула кровь; в какой-то миг ей показалось, что она теряет сознание. В отчаянии она всматривалась в лицо лорда Брикона и, наконец, спросила дрожащим голосом:

— Милорд, это из-за неравенства нашего положения в обществе?

Лорд Брикон сделал судорожное движение. Каролина испугалась, что сейчас он ее ударит. Вместо этого он схватил ее за плечи — с такой силой и яростью, что она невольно вскрикнула от боли.

— Как ты смеешь говорить такое? Как ты смеешь задавать мне подобный вопрос? При чем тут положение в обществе, если речь идет о такой любви, как наша? Зачем оскорблять меня подозрением, что я могу думать о подобных пустяках, когда так страстно люблю? Нет, Каролина, — уже тише добавил он. — Конечно, нет.

— Но если причина не в этом, почему мы не можем… обвенчаться?

Последнее слово прозвучало тихо. Еще только начав произносить его, она поняла, что больше всего на свете жаждет одного — стать женой Вейна, всецело подчиниться ему, принадлежать ему беспредельно, безгранично в самом полном смысле этого слова.

Лорд Брикон отпустил ее и закрыл глаза руками.

— Я не могу сказать этого, — произнес он глухим голосом. — Не мучай меня, Каролина. Забудь обо мне, если можешь. Оставь меня, уйди; только уходи быстрее, пока я еще в силах отпустить тебя.

Каролина застыла на месте. Затем она гордо выпрямилась.

— А если я не сделаю этого? — спросила она, четко выговаривая слова.

Лорд Брикон взглянул на нее изумленно.

— Что ты говоришь? — произнес он.

— Я задала вопрос, — ответила Каролина. Голова ее была высоко поднята. В этом жесте проявилась сила и гордость воинственных Фэев. — Я спросила: что случится, если я откажусь тебя покинуть? Да и зачем? Я люблю тебя. Я считаю, что ты в опасности. Я приехала сюда с твердым намерением предупредить тебя об этом. И вот теперь, когда мне известно, что и ты любишь меня, почему я должна уезжать?

Лицо лорда Брикона смягчилось.

— Каролина, любимая моя, — сказал он. — Да разве есть еще на свете такая, как ты? Но все это бесполезно. Наша любовь обречена. И ничего не поделаешь.

— Но почему? Скажи мне, — упрашивала Каролина. — Только скажи! Как мне бороться за тебя, если я не знаю с кем?

— Увы, я не могу сказать, — повторил лорд Брикон. — Это не моя тайна. Если бы она касалась только меня, я бы ответил. Только что бы это дало, если бы ты и знала? Лишь мучения при виде того, как ты с отвращением и ненавистью отворачиваешься от меня!

— В таком случае такое слабое чувство было бы недостойно называться любовью, — заявила Каролина. — Вейн, я не разлюблю тебя, что бы ты ни сделал, какое бы преступление ни совершил, какая бы страшная и зловещая тайна ни скрывалась в твоем прошлом. Я люблю тебя, а не твою тайну, и мне безразлично, в чем она заключается!

— Каролина! Прекрасная моя! — взволнованно произнес лорд Брикон прерывающимся голосом. — Даже если я опущусь на колени и поцелую землю, по которой ты ходишь, это не выразит и малой доли преклонения перед тобой. Ты самая чудесная, самая замечательная на свете. Но, любимая моя, это безнадежно! Ты должна уехать, оставить этот дом, потому что, клянусь, я не смогу видеть тебя каждый день и не сделать своей!

Каролина набрала в легкие побольше воздуха.

— Милорд, прошу ответить мне на один вопрос, — начала она, — ответить искренне, как на духу. Вправе ли вы перед лицом закона и церкви сделать меня своей женой?

— Да, вправе, — сказал лорд Брикон, поколебавшись. — С этой стороны препятствий нет, но…

— Это все, что я хотела знать, — перебила его Каролина и торжествующе добавила: — В таком случае я останусь в замке до тех пор, пока вы не попросите меня выйти за вас замуж.

— Каролина, ты что, хочешь свести меня с ума? — отозвался лорд Брикон. — Да я отдал бы правую руку за то, чтобы иметь право умолять тебя стать моей женой, но это невозможно. Я уже говорил: наша любовь обречена. Уезжай, Каролина, уезжай, пока молода и можешь забыть о нашей встрече! Перед тобой вся жизнь. Ты молода и красива. Если тебе нужны деньги, я дам столько, сколько нужно, и больше, только уезжай! Ради Бога, уезжай!

В голосе лорда Брикона было столько муки и страдания, что Каролина невольно подошла ближе в стремлении его утешить.

— Позволь мне помочь, — умоляюще сказала она. — Доверься мне, прошу! Доверься! Вдвоем мы сможем найти выход из этого положения.

— Выхода нет, — грустно ответил лорд Брикон. — Нет никакого выхода. Если бы он был, я бы уже давно отыскал его.

Он взглянул на нее и выпрямился.

— Я знаю, что ты думаешь, — сказал он обвиняющим тоном. — Ты думаешь, что я трус — ты уже назвала меня так однажды; но здесь ты ошибаешься. Отсылая тебя, я совершаю самый смелый поступок за всю свою жизнь. И потом, я поступаю порядочно, хотя тебе и трудно в это поверить.

Каролина вдруг почувствовала, что больше не в силах спорить с ним. Он говорил так убежденно, столь пугающей была его решимость, что неожиданно к ее глазам подступили слезы, и горло перехватило так, что она не в силах была говорить.

Каролина повернулась к двери. В этот мигу нее не было сил бороться. Она — всего лишь женщина, предложившая себя мужчине и получившая отказ. Очень медленно, опустив голову и стиснув руки, изо всех сил стараясь удержать слезы, по мягкому ковру она пошла к двери. Она не оборачивалась и мечтала лишь об одном — остаться одной, чтобы овладеть собой и справиться со своей слабостью. Даже ребенком Каролина стыдилась слез, и теперь ей хотелось скрыть и слезы, и унижение от человека, их вызвавшего.

Она была у дверей, когда голос лорда Брикона заставил ее остановиться. Совершенно неподвижно он стоял у камина и смотрел, как Каролина уходит, сдерживая себя с такой силой, что руки его были сжаты в кулаки, а челюсти стиснуты, как у человека, готового к смертельной схватке. Но теперь из его уст вырвался крик:

— Каролина!

Большими шагами он устремился к двери:

— Разве я могу отпустить тебя вот так? Любовь моя, я тебя боготворю!

Он обнял ее и так крепко прижал к себе, что у Каролины перехватило дыхание. Так они и стояли. Губы у нее дрожали, глаза затуманились слезами, но когда она взглянула ему в глаза, то почувствовала, как в нем просыпается желание и страсть охватывает его, подобно бушующему урагану.

— Я люблю тебя! Бог мой, как я люблю тебя! — сказал он охрипшим голосом и опять начал целовать ее — страстно, яростно, жадно. Казалось, сама душа ее вместе с поцелуем проскользнула к нему через губы. Затем она ощутила его губы на своих глазах, шее, голубых жилках над грудью.

Каролина слишком обессилела, чтобы отвечать на его ласки или противиться им; она лишь покорно принимала его жадные поцелуи, чувствуя себя слабой рядом с силой, какой она прежде у человека и представить себе не могла.

— Ты моя! — воскликнул он. — Моя! Я не позволю судьбе отобрать тебя!

Он поднял ее. Каролина лежала у него на груди, беспомощная, как ребенок. Лицо его преобразилось — оно светилось торжеством и восторгом. В этот момент он походил на бога — бога, который добился осуществления самого заветного желания. Она почувствовала невыразимую радость. И вдруг выражение его лица изменилось — словно задули свечу.

Все еще держа ее на руках, он открыл дверь библиотеки и, прежде чем она поняла его намерения, поставил Каролину на ноги и закрыл за собой дверь. Было слышно, как в замке повернулся ключ.

Каролина осталась одна.

На мгновение она прислонилась к стене. Она была слишком слаба, чтобы двигаться; слишком потрясена, чтобы разобраться в хаосе мыслей, чувств и страстей. Потом медленно, очень медленно и неуверенно, словно после тяжелой болезни, она пошла к холлу.