Но ничего не было. Абсолютно ни-че-го.

Наверное, я должен чувствовать себя последним уродом, но я, глядя на мальчика, не чувствовал ничего.

А потом он открыл глаза. И я увидел.

Увидел в них все то, что видел в глазах жены. Все оттенки серебра, только серебро это обрамляло не привычный мне светло-зеленый нефрит, а другой камень, голубой, кристально-чистый.

Опустив руку, положил ее на маленькую грудь, поражаясь, какая большая у меня ладонь — могу сломать ребра одним движением. А под ней быстро бьется сердце — так быстро, что мое собственное пустилось галопом, в унисон.

Крошечные ручки беспорядочно задергались. До тех пор, пока обе не опустились на мое запястье, сжимая с силой, не свойственной новорожденному младенцу. Завозившись, ребенок тихо захныкал, словно прочитав мои недобрые мысли — ведь правда могу всего лишь немного надавить. Я сжал пальцами мягкую пеленку, и попытался поднять руку, но он держал крепко, очень крепко.

— А ты сильный, да? — прошептал, хмурясь, — Сильный и, судя по всему, смелый. Как твоя мать.

Глаза зажгло, а потом и вовсе все — белые резные бортики, цветастая пеленка, простынь с каким-то узором из ромашек — поплыло, размылось. Понял, что плачу только тогда, когда на мою кожу упала слеза, следом за ней вторая, третья. Капли стекали прямо на детские ручки, оставляя за собой тонкий влажный след.

— Ты знаешь, что отобрал ее у меня? — прохрипел я, давясь слезами над ребенком, которого хотел бы ненавидеть, — Ты знаешь это?

Хотел бы не ждать, не знать о его существовании. Хотел бы, чтобы его никогда не появлялось на этом свете; в моем доме; в нашем доме. Хотел бы…

— Ты знаешь, какими были ее первые слова, когда она очнулась? — отцепив руку, я вытер щеки, продолжая нависать над кроваткой, — Что с тобой? Твоя мама спросила: «Что с Артемом?». Представляешь? А я… — запнувшись, я положил щеку на бортик, — А мне даже нечего было сказать. Я даже не знаю, что с тобой, — выдохнув, я поправил пеленку и провел кончиком пальца по маленькому носику, — Ты забрал ее у меня. Потому что теперь, ей никто не нужен, кроме тебя.

Я хотел бы его ненавидеть. Честно. Хотел бы, чтобы его никогда не появлялось на этом свете, хотел бы…

Но я не могу.

Потому что в его глазах я вижу наше отражение.

Я вижу его.

— Я научусь… Научусь любить тебя, обещаю. Ради нее. Ради нас.

Потому что я знаю тебя.


Илона

Распахнув глаза, я с ужасом уставилась на кроватку и громко завопила:

— Артем!

Как-будто он мог бы мне ответить.

Подскакивая на ноги, судорожно заметалась по комнате, ища телефон. Паника захлестнула, когда я поняла, что проспала всю ночь, не просыпаясь — меня не разбудил голодный детский плач.

Ребенок пропал.

— Господи, Господи… — набирая номер Агеева, я сорвалась вниз, не понимая, как это могло произойти, — Артем, Артемка…

Длинные гудки в трубке отдавали безнадегой — слезы потекли по лицу, и я заскулила. Пробегая мимо кухни, без остановки пыталась дозвониться до Тимура, пока боковым зрением не заметила движение в гостиной.

— Игорь? — остановилась, как вкопанная, узнав высокую фигуру, стоящую у окна.

Лазарев обернулся, и я выдохнула — спящий мальчик лежал у него на руках, а сам хозяин дома уставился на меня, приподняв брови.

— Илонка, что случилось? — донеслось из трубки, которая, вместе с рукой сползла вниз и больше, кроме тревожных криков ничего не удавалось разобрать.

— Ты приехал? — прохрипела я.

— Оля очнулась, — коротко бросил Лазарев.

— Слава богу… — выдохнула, на секунду зажмурившись, — Что с ней? Все в порядке?

— Да, все в… Порядке. Относительно. Во всяком случае опасность миновала, — опустив взгляд на ребенка, он натянуто улыбнулся, — Я покормил его из бутылочки около часа назад, и он уснул, но положить в кроватку так и не получилось. Он сразу ворочается, кряхтит…

— Да, это звучит знакомо, — хмыкнув, я подошла к ним, — Ты хоть спал?

— Так, урывками, — протянув мне Артема, Игорь потер шею, — Хотел душ принять и опять в больницу.

— Отдохни немного, — сердце сжалось при виде темных кругов, залегших под глазами мужа сестры, — Оля поймет. Главное, что ей лучше.

— Угу, — промычал Игорь, — Агеев где? — выхватив у меня телефон, который по-прежнему сжимала в ладони, он хмуро посмотрел на экран.

— Не знаю, — пожала плечами.

Глубоко вздохнув, Лазарев набрал номер друга по памяти — только динамик тихо пищал, и отвернулся к окну.

— Привет. Я дома, ночью приехал, — пауза, — Да, пришла в себя. Ты сам-то где? — пауза, во время которой плечи мужчины заметно напряглись, а взгляд стал тяжелым, — Понял. Хорошо.

Повернувшись ко мне, Игорь протянул телефон и спрятал руки в карманы изрядно помятых брюк, которые, если не ошибаюсь, были на нем еще с прошлой недели.

— Он в отделении, по делу… Твоего знакомого, — многозначительность в его тоне мгновенно смыла краски с моего лица, — Вечером заедет. Ладно, я в душ.

— Хорошо, — прошептала я.

Ступеньки тихо скрипнули, когда Лазарев быстро поднялся наверх и, хлопнув дверью, скрылся в ванной. Я посмотрела в окно, а затем, привлекаемая движением на руках, опустила взгляд на Артема — тот начал просыпаться.

Пока Игорь принимал душ, я, одной рукой держа хныкающего ребенка, второй заправила кофеварку. Лазарев не спустился вниз, лишь по шагам на втором этаже я поняла, что он лег спать. Выпив кофе и поменяв ребенку подгузник, я немного походила с ним по дому и, приготовив смесь, поднялась в спальню, чтобы уложить его.

Стараясь не шуметь, сама отправилась в ванную и посмотрела на свое отражение — видок тот еще. Наспех помывшись, я переоделась и заглянула в хозяйскую спальню — оба дрыхли, без задних ног. Артем во сне корчил какие-то гримасы, Лазарев же просто уткнулся лицом в подушку, и вытянул руки в стороны.

Улыбнувшись этой-почти-идиллии, я спустилась на кухню, и снова налила себе кофе. Телефон, неожиданно запиликавший мелодией скайпа, привлек мое внимание.

— Оля? — удивленно пролепетала в трубку, ответив на вызов.

— Илонка, привет, — голос сестры был слабым, но слышать его было радостно.

На душе сразу полегчало, пришло осознание того, что все налаживается. Что все, как и говорил Тимур, будет хорошо.

— Игорь оставил мне свой телефон. Я хочу… Ты можешь видео связь включить? — она запнулась, а после небольшой паузы еле выдохнула, — Пожалуйста?

— Конечно, сейчас, — нажав на значок видео, направилась в спальню — догадалась, что сестра отнюдь не на меня посмотреть хочет, — Я на кухне была. Как ты?

— Жить буду. Игорь спит?

— Да. Вот он, — направив телефон на спящего Лазарева, я боком шагала к детской кроватке, — Только тихо, — зашептала, — А то разбудим сонное царство, — повернувшись, направила телефон на ребенка, подходя ближе, — А вот и Артёмка.

Оля тихо всхлипнула и, посмотрев на нее, я увидела, как она прикрыла рот ладонью. По ее лицу потекли слезы, а потом она потянулась, словно хотела прикоснуться к сыну через тонкое закаленное стекло пятидюймового экрана.

— Какой маленький, — прошептала, — Красивый. Сладкий такой…

Я молчала, глядя на плачущую сестру, что-то неразборчиво бормочущую, жадно всматривающуюся в экран телефона. Смахнула слезу и прислонила запястье к бортику кровати, чтобы кадр не гулял и ей было лучше видно.

— Можешь постоять еще немного? Просто хочу посмотреть на него.

— Конечно, Оль.

— Спасибо.


***

Вечером на пороге появился Агеев — растрепанный, но на удивление спокойный. Чуточку хмурый — как всегда, и задумчивый.

Я разогрела остатки вчерашнего ужина и посадила мужчин за стол. Лазарев восседал во главе, одной рукой держа Артёма; Тимур молча ковырял кончиком перочинного ножа под своими ногтями. Сама же пила крепкий черный чай с бергамотом, и с улыбкой разглядывала эту картину — привычную. Только Оли не хватало, но это ненадолго — ее выпишут через неделю и все встанет на круги своя.

— Так что там делу? — устало спросил Лазарев.

Усмехнувшись, Тимур поднял голову и с глубоким вздохом закрыл нож, пряча его в карман джинсов. Потер плечо, покосился на меня, а потом спокойно выдал:

— Скорее всего дадут полгода условно. Во всяком случае Андрюха пытается договориться с прокурором на минимальный срок.

— Что? — выпалила я, расплескав чай и отставив чашку дрожащей рукой, — Но… Как? Почему так много?

— А ты что думала, меня за убийство по головке погладят? — саркастично изогнув брови, Тим покачал головой, — Хорошо, что я погоны снял несколько лет назад. Иначе точно условкой не ограничился бы.

— Дела, — протянул Игорь, — Ну, за судимость я тебя не уволю в любом случае, так что…

— Да ну тебя.

Я слушала их с раскрытым ртом, надеясь, что мне показалось.

Полгода условно. Полгода. За преступление, которое он совершил из-за меня.

— Тимур… — начала я, но меня тут же прервали:

— Вот не надо, Романова, — оборвали меня, уставившись хмурым взглядом, — Я сделал то, что сделал и назад не вернешь. Мне и отдуваться. Ты тут не причем, — словно мысли прочитал.

— Но…

— И не вздумай менять свои показания. Иначе все под суд пойдем и сидеть будет в соседних камерах. Оставь это, все уже решено.

Я замолчала, продолжая изучать его и поражаясь спокойствию, которое лилось в его голосе. И восхищаясь.

Да, восхищаясь.

Кто бы мог подумать? Неидеальный мужчина; тиран и человек, превративший мою жизнь в ад одним своим существованием, мог оказаться таким… Правильным.

— Ладно, голубки. Вижу, вам надо поговорить, так что мы с сыном, — улыбнувшись ребенку, Игорь встал из-за стола, — Пойдем поваляемся и позвоним маме. Да, Сладенький?