— Я тебя понимаю, — мягко сказал Суворов, — и все же, кто-то вас сдал. Причем, тут же, как только Сергей появился дома. И киллер устроил себе гнездо на будке еще до вашего приезда… Я не исключаю, что за вашим домом следили не только милиционеры.

Он поднялся на ноги.

— Давай свою папку! Не сомневайся, ее никто не найдет, и я верну ее тебе по первому требованию.

— Спасибо, Саша! — Сказала я. — Что бы я без тебя делала?

— Взаимно! — ответил Суворов и усмехнулся, только я не поняла, почему?

Глава 26

И снова наступила ночь. И я, наконец, осталась одна. Целый день шли люди. Знакомые, и не знакомые мне. Несли цветы и венки, я и Римма принимали соболезнования, нам даже некогда было плакать. А без слез все переносится гораздо хуже, и к концу дня мы ощущали себя измочаленными, словно нас пропустили через жернова. И тут, как никогда, кстати, оказался доктор Ромашов. Он отпаивал нас лекарствами и варил крепкий кофе, отправил детей в город, кормил Редбоя, и выходил с ним погулять, потому что мы запирали его в одной из комнат Римминой половины дома.

За Таней взялась присматривать Зина, которая прилетела из Абхазии. А Леша и Миша (он прямо на глазах вытянулся и повзрослел) вместе носились по городу, заказывали гроб, договаривались с батюшкой об отпевании, решали вопрос с могилой. Заботы и оплату похорон взял на себя комбинат, поэтому все решалось без проблем. Сначала мне позвонил Генеральный директор, затем Председатель совета директоров. Они говорили хорошие слова о Сергее, о том, что он достойный человек, что комбинат лишился отличного специалиста, который не спасовал в трудную минуту, и сделал все, чтобы избежать неприятных последствий…

Все это были общие слова, приятные, конечно, но они ровно ничего мне не говорили, и ничего теперь не значили. И, честно говоря, сейчас мне было не до выяснений, да, думаю, мне бы и не сказали, что это за «неприятные последствия», которые комбинату удалось избежать ценой Сережиной жизни. Правда, выяснилось, что я не в таком уж бедственном положении, как мне казалось раньше. Сереже принадлежало приличное количество акций комбината, что обещало нам стабильный доход. К тому же, руководство клятвенно меня заверило, что оплатит высшее образование детей, и ежемесячно, учитывая заслуги моего мужа, станет выплачивать пособие, которое позволит мне не работать и заниматься воспитанием детей, и это, не считая единовременной выплаты очень приличной суммы…

Я слушала Сережиных начальников и думала, что предпочла бы просить подаяние у храма, но только бы Сережа был жив… И сейчас, оставшись одна, я не находила себе места, вспоминая наш последний разговор, те обидные слова, которые я ему кричала в лицо, ту пощечину, которую ему залепила… На столе передо мной стоял портрет Сережи с черной траурной ленточкой по уголку, горела свеча… Я смотрела на него, а он на меня своими умными, абсолютно живыми глазами и мне, казалось, я слышу его голос: «Держись, Нюша! Пробьемся!»

Я уже твердо для себя решила, что вернусь в газету. Главный редактор сам позвонил мне и сказал, что рад будет взять меня в любое время, когда я того пожелаю. Бывшие коллеги приехали с венком, предлагали помощь, и я подумала, что ошибалась, когда считала, что все меня забыли, и я никому не нужна… Но были и другие, которых я когда-то уважала. Эти тоже звонили, и не раз, но просили об эксклюзивном интервью. В таких случаях, я просто бросала трубку…

Я уже не плакала, словно кто-то перекрыл во мне кран, и только отгоняла от себя видения: испуганные глаза Тани, которая, кажется, так ничего и не поняла. И я страшилась, как она перенесет, когда увидит своего отца в гробу. Миша… Его бледное лицо… Он убежал в лес и там рыдал до исступления, пока его не нашел доктор, не привел домой и не сделал успокаивающий укол. Римма… Она держалась лучше всех. И я весь день не отходила от нее, так мне было легче переносить соболезнования, отвечать на звонки, делать какие-то распоряжения.

Тамара забрала Дениса к себе домой. Дочь у нее оказалась славной и доброй девочкой. И я была благодарна, что они на время взяли на себя всю заботу о малыше.

Галина Филипповна тоже навестила меня, расцеловала в обе щеки, похлюпала носом, и не преминула торжественно сообщить, что весь поселок скорбит о Сергее Николаевиче… При этом она рыскала глазами по сторонам, вероятно, пронюхала про Дениса, но спросить не решилась, а я не стала ей ничего рассказывать, полагая, что еще будет время узнать, что по этому случаю судачат в поселке.

Только теперь мне было совершенно по барабану, как к этому отнесутся мои соседи. Сплетни и слухи не так страшны по сравнению с гибелью родного тебе человека.

Завтра привезут из морга Сережу. Одну ночь он проведет дома, а затем гроб с его телом установят в представительстве, чтобы все, кто его знал, смогли с ним попрощаться… И хотя его убили на моих глазах, я до сих пор не верила, что его нет в живых и страшно боялась увидеть его мертвым в гробу…

Суворов так и не появился в моем доме, но я не беспокоилась о бумагах. При разговоре с Генеральным директором я сообщила, конечно, что они в целости и сохранности, и находятся в надежных руках. Но он велел мне не беспокоиться, оказывается, сам факт их наличия говорил о том, что Сергей исполнил свой долг и спас комбинат от серьезных неприятностей.

Что ни говори, но я то и дело возвращаюсь к этим «серьезным неприятностям», которые перевернули мою жизнь, разделили ее на две половины, с Сережей и без него.

Я, не переставая, винила себя в том, что, сама того не подозревая, инициировала большинство из этих «серьезных неприятностей». И хотя Римма убеждала меня, что это не так, все к этому шло давно, я не могла отделаться от чувства вины, что моя самодеятельность привела к гибели Сережи…

Часы в гостиной пробили полночь, и я направилась в Танину спальню, в своей я бы, наверно, не сумела заснуть. И хотя мне частенько приходилось засыпать без Сережи, сейчас я не могла без содрогания видеть нашу постель и заходить в нашу комнату. С нее ведь все и началось…

Я оставила включенным ночник, и легла. И сразу провалилась в густую, душную темноту. Не помню, что мне снилось, но это как-то было связано с Сережей. Кажется, мы куда-то ехали с ним, мчались на джипе по узкой горной дороге, и я все боялась, что мы не впишемся в поворот и свалимся в обрыв. Я упрекала Сережу в лихачестве, а он смеялся, и все пытался меня обнять… А потом мы взобрались на перевал и увидели горы… Зубчатые пики закрывали горизонт, с их склонов сбегали вниз серебристые ленты рек и терялись в густых травах альпийских лугов… Джип на огромной скорости мчался вниз, и вдруг — хлопок! Крупная птица ударилась о лобовое стекло, и по нему потекли алые потоки крови… Я закричала… и проснулась!

Ночник светил слабым зеленоватым цветом. Сердце бешено колотилось, мне не хватало воздуха. Я потянулась за сигаретами, и вспомнила, что оставила их на кухне… Я подошла к окну и распахнула его. Постояла некоторое время, облокотившись на подоконник, и вдыхая свежий ночной воздух. Одуряюще пахли цветы, и я подумала, что к утру зарядит дождик. Я посмотрела на небо. Его затянуло редкой кисеей облаков, и только крупные звезды сумели пробиться сквозь эту редкую пока пелену облаков. Я вздохнула и направилась в кухню.

Но я до нее не дошла. Какой-то посторонний звук заставил меня остановиться и прислушаться. Некоторое время я стояла, не дыша и вытянув шею, точно Редбой в охотничьей стойке. Сначала мне показалось, что хлопнула оконная створка. Вполне, возможно, открылась от сквозняка. Но тут я услышала шаги. Кто-то ходил над моей головой. Там, в Сережином кабинете…

Все во мне обмерло! Кто бы это мог быть? Я стопроцентно знала, что в доме никого нет, даже Редбой сегодня ночевал у Риммы. И все-таки в Сережином кабинете находился какой-то человек… Но как он проник в дом? Ведь перед сном я особенно тщательно проверила все запоры. В эту минуту я, как никогда, пожалела, что рядом со мной нет Редбоя. И все-таки я попыталась себя успокоить. В любой момент я могу позвать на помощь, если это посторонний. Но что постороннему делать в моем доме? Вряд ли это грабитель. Если искать, что-то стоящее, то в спальне или в гостиной.

Я на цыпочках прокралась в прихожую. Надо позвонить Римме… И тут я вспомнила, что в кабинете у Сережи стоит параллельный телефон, если я стану набирать номер, это услышит человек, который прохаживается там, как у себя дома. Ф-у-у! История! Как в американском триллере… Я перекрестилась. Конечно, я не верила в приведения и в прочую мистическую чепуху, но все-таки мне стало жутко. Я ощущала себя абсолютно беспомощной… Оставалось одно, выбраться осторожно из дома, и бежать к Римме… Я попыталась вспомнить, куда я подевала ключи от входной двери. Кажется, я оставила их на кухне…

Я посмотрела на лестницу, которая ввела на второй этаж, и вдруг совершенно отчетливо увидела слабый отблеск света на лестничной площадке и длинную тень. И пятно, и тень медленно передвигались по коридору, И я опять различила шаги… Человек шел к лестнице, он хотел спуститься вниз! Не чуя под собой ног, я рванулась на кухню, и, к счастью, сразу заметила ключи. Они лежали на небольшой полочке. Схватив их, я с лету преодолела прихожую и выскочила на веранду. Там чуть не разбила себе лоб о стремянку, зашибла палец на ноге, но почти не почувствовала боли.

Руки мои тряслись, ключ никак не хотел попадать в замочную скважину, Наконец, мне удалось распахнуть дверь, и в этот момент кто-то схватил меня за волосы и втянул обратно в дом. Жесткая, сильная ладонь зажала мне рот. Я изворачивалась, пыталась лягнуть своего захватчика. Но он был сильнее, намного сильнее и, чем больше я сопротивлялась, тем больше он сдавливал мое лицо. Я почти задыхалась, а он, подхватив меня под грудь свободной рукой, втащил в спальню и толкнул на кровать. Я упала навзничь, попыталась встать, но человек снова толкнул меня, и тут я поняла, почему запах его одеколона показался мне знакомым.