— Римма, это же прекрасно, — прошептала я. — Влюбись в него, я же вижу, как он на тебя смотрит. Ты такая замечательная, красавица, умница. Разве для мужика ноги главное?

— Он сегодня мне сказал, что ему не хочется уезжать, а я сделала вид, что не поняла. Я не хочу, чтобы он воспринимал меня, как колоду. Не хочу быть для него обузой. — Она помотала головой и почти простонала. — Я ничего не хочу затевать. Пусть все остается, как было! Завтра я скажу ему, что отказываюсь от лечения. Пускай уезжает. Я быстро успокоюсь, и все пойдет, как всегда.

— Дурочка, — рассердилась я. — Только посмей! Только попробуй отказаться от лечения. Я тебя уважать перестану!

— Сегодня он сделал мне массаж, — сказала Римма. Она, казалось, не слышала, о чем я говорю. Она смотрела на темное окно, и взгляд ее был отрешенным, словно она пребывала сейчас в параллельном пространстве, Все там было точно такое же, но только отсутствовала я со своими проблемами и жалкими советами. Но, видно, там, рядом с ней, был кто-то другой, потому что она вдруг улыбнулась и перевела взгляд на меня.

— Знаешь, не хотела тебе говорить. Боялась сглазить. Даже Володе не сказала, вдруг показалось… — Она нервно сглотнула. — Помоги мне снять носки.

Я встала на колени и потянула носок с левой ноги.

— Нет, с правой, — тихо уточнила Римма.

Я сняла носок и снизу вверх посмотрела на Римму. Она быстро прошептала:

— Смотри, может, мне почудилось, но я почувствовала, что могу слегка шевельнуть большим пальцем.

Она напряглась, а я наклонила голову, чтобы она не заметила слезы у меня на глазах. Ничего не изменилось, большой палец оставался по-прежнему неподвижным.

— Ты видишь? Видишь? — спрашивала меня Римма, а я не знала, что ей ответить. Соврать язык не поворачивался, сказать правду, значит, лишить ее последней надежды. Я осторожно погладила ее палец и вдруг ощутила слабое, едва заметное движение под рукой. Даже не движение, а какой-то импульс, мгновенный, едва различимый… Я вскрикнула от неожиданности и растерянно посмотрела на Римму.

— Да, что-то есть! Что-то происходит!

Римма счастливо улыбнулась, и слезы ручьем потекли у нее по щекам. Всхлипывая, она торопливо объясняла:

— Мне кажется, что его слегка покалывает иголочками, такое бывает, когда отсидишь ногу. Очень слабое покалывание, едва заметное. Но я ничего не придумала, ты сама почувствовала, что я не обманываю.

— Римма! Это здорово! Это чудесно и просто замечательно! — Я бросилась ее целовать. — Только попробуй прогнать своего доктора!

И когда, привлеченная шумом и радостными воплями, на пороге гостиной появилась Тамара, она ровным счетом ничего не поняла. Мы сидели, обнявшись, обливаясь слезами, и одновременно почти закатывались от смеха.

Глава 17

Утром я снова проснулась с головной болью. Всю ночь меня мучили кошмары в образе Ворошилова, но с толстой свиной харей, обросшей бурой шерстью, и с длинными, как у слона, бивнями. Эта тварь преследовала меня, хватала мерзкими лапами, я отбивалась, кричала, а он смотрел на меня своими по-кошачьи желтыми глазами, с узкими, как лезвие, зрачками, и даже во сне я знала, что это дьявол. То самое воплощение зла, которое тайно живет во мне, и только во сне выплескивается наружу.

Но я сопротивлялась. Я дралась не на жизнь, а на смерть. Я сражалась на саблях, и лупила его граблями. Я наносила ему удары кулаком, и даже ногами. Он стоял у меня на пути, и я разгоняла машину. От удара он взлетал под небеса, и смачно шлепался на асфальт….Итак всю ночь, без перерыва.Поэтому неудивительно, что утром я чувствовала себя неважно.

Я понимала, что сегодня мне предстоит не менее трудный день. Требовалось забрать «Ниссан» из ремонта, навестить Людмилу и побывать в «Золотой Антилопе». Я приняла душ, и спустилась в кухню. Вот уже несколько дней, как я перестала бегать по утрам, и решила с завтрашнего дня не отступать от традиций. Но сегодня я чувствовала себя больной и разбитой. Вчерашние происшествия основательно выбили меня из колеи. Я задумчиво постояла возле холодильника. Есть не хотелось, но я заставила себя выпить стакан сока, и только затем взялась за сигарету. Я сидела возле окна и курила. А мысли крутились вокруг Клима. Похоже, в моей жизни появилось еще большее беспокойство, чем Сережина деваха и ее ребенок.

Я старалась не думать о Суворове, где он, с кем, чем занимается, и попыталась переключиться на сегодняшние проблемы. Я еще не придумала, как объясню свое появление в «Золотой Антилопе», и каким образом получу сведения об этой Марине. Но я чувствовала, что все образуется должным образом. По крайней мере, прежде мне удавалось собирать нужную информацию без проблем, Правда, кое-какие навыки я утратила, и по этой причине поимела вчера кучу неприятностей.

На крыльце Римминой половины появилась Тамара и направилась к моему крыльцу. Я открыла ей дверь.

— Хочу немного прибраться, — сообщила домработница и прошла в комнаты. Вскоре в гостиной тихо загудел пылесос и заработал телевизор. Тамара умело совмещала уборку с просмотром бразильских сериалов.

Я подумала, и выпила еще один стакан соку, и выкурила вторую сигарету. Тут я вспомнила про дочь и позвонила Римме. В отличие от меня она чувствовала себя прекрасно. И не удивительно. Оказывается, доктор уже приехал, и они пили чай на веранде.

— Подходи, подходи к нам, — заторопила меня Римма, — Тамара таких чудных шанег напекла.

— Про шаньги — молчок! Я от вчерашних пирогов отойти не могу, — остудила я Риммин пыл. — Скажи лучше, дети уехали на рыбалку?

— Уехали, — засмеялась Римма, — с утра укатили и Редбоя забрали. Проспали немного, вместо пяти в семь поднялись, но уже час как отвалили. Обещали после обеда вернуться.

Я взглянула на часы и удивилась оперативности доктора Ромашова. Девятый час утра, а он уже здесь. Право слово, стоит задуматься, уж не лишусь ли я в ближайшее время своей лучшей подруги? И все-таки тайная гнусная мыслишка не давала мне покоя. А будь Римма не известной писательницей, а простой учительницей или бухгалтером, был бы доктор также заботлив и внимателен, являлся бы ни свет, ни заря, и покидал бы дом за полночь? И должна была признать, что вряд ли. Хотя бывают исключения. И мне хотелось, чтобы Римма попала в их число только потому, что она и вправду уникальная женщина.

— Не буду вам мешать, — сказала я в трубку. — Я знаю, к тебе зайдешь, так долго не выберешься. Я сейчас уеду по делам, до обеда, думаю, управлюсь.

— Знаешь, я ему все рассказала, про палец, я имею в виду, — прошептала в трубку Римма. — Володя очень обрадовался. Сегодня он снова сделает мне массаж, а потом мы поедем с ним на озеро… Да, еще он сказал, что Клим куда-то исчез. Не звонил, не появлялся. Не могла же я ему сказать, что он на тебя обиделся…

— Обиделся! — фыркнула я сердито. — Он на меня обиделся! Его пристрелить мало, а он обиделся!

— Ладно, не злись, — мягко сказала Римма. — Всякое в жизни бывает…

Она хотела сказать еще что-то, но резкий автомобильный сигнал прервал наш разговор.

Я выглянула в окно. Кто бы это мог быть? Явно не Клим… Ворошилов бы не церемонился, просто прошел бы к Римме, не привлекая к себе внимания. Не думаю, что при свете дня он явился бы вновь выяснять со мной отношения. Да еще в такую рань.

Из гостиной показалась Тамара, и в этом момент опять просигналил автомобиль.

— Пойти встретить? — спросила Тамара. — Какой-то гость нерешительный?

— Сама выйду, посмотрю, — сказала я и вышла из дома.

Но не прошла я и десятка шагов, как калитка распахнулась, и в ее проеме возник, кто бы вы думали, Поросячье Рыло собственной персоной. На этот раз он был одет в строгий костюм и светлую рубашку с галстуком, а в руках держал огромный букет гладиолусов. Ни дать, ни взять примерный ученик пришел поздравить свою любимую учительницу. Я быстро оглянулась по сторонам. Как нарочно на глаза попалась только газонокосилка. Но мне ее не поднять, чтобы метнуть в наглую рожу. Одна надежда была на то, что Римма и Владимир уже заметили его, и не позволят ничего дурного со стороны этой образины.

Завидев меня, Милехин расплылся в улыбке и раскинул руки, словно собрался заключить меня в объятия. Сейчас он не походил на то разъяренное существо, исторгавшее угрозы на мою и Суворова головы. Сейчас он просто светился от счастья и добродушия.

— Анечка (подлец уже знал мое имя)! Дорогая! Приветствую вас с низкими поклонами и тысячами извинений!

Он вдруг и, правда, бухнулся на колено, и склонил голову. Но пузо ему помешало совершить более низкий поклон. Лицо Милехина побагровело от натуги, и он с трудом, но все-таки произнес, протягивая мне букет:

— Простите за ради Христа. Не узнал!

Я стояла, как истукан, ничего не понимая, А Милехин продолжал держать букет на весу и умильно улыбался.

— Анечка! Голубушка! Примите цветы, и просто умоляю, простите меня!

— Какая я вам Анечка? — Я, наконец, пришла в себя. — Какие извинения? Какие цветы? Чего вы себя позволяете? Приедет муж, я ему все расскажу, как вы преследуете меня! — Я выхватила у него гладиолусы и отшвырнула их в сторону. — Проваливайте отсюда! Скажите спасибо, что я не заявила в милицию.

Из-за спины бандита внезапно, словно белые грибы после дождя, выросли два крепких парня с мощными шеями и бицепсами. Они подхватили хозяина под руки и поставили на ноги. Один заботливо поправил ему галстук, второй отряхнул брюки.

Я думала, что следом они займутся мной, и приготовилась заорать благим матом. Я уже заметила лицо Риммы в одном из окон…

Но Милехин, продолжая елейно улыбаться, двинулся ко мне, а парни остались стоять поодаль.

— Анечка, дорогая, — «положенец» молитвенно сложил руки и умильно посмотрел на меня. — Ошибочка вышла. Не за ту приняли. Кто ж знал, что вы супруга Сергея Николаевича?

— Прекратите называть меня Анечкой и дорогой! Кто вам позволил сюда заявиться? Вы вломились в калитку со своими мордоворотами, — я кивнула на его молчаливую стражу, — и устроили тут представление! Мне не требуются ваши извинения! Пожалуйста, избавьте меня от своего присутствия!