Киран стоял в белоснежной рубашке и наглаженных брюках прямо у входа в ресторан и внимательно следил за мной глазами через стеклянные двери.

Он всегда так делал, когда мы приезжали на какие-либо мероприятия отдельно. Всегда дожидался меня, прежде чем идти здороваться с людьми.

Честно говоря, Киран идеально подходил к этому ресторану: такой же вычурный и торжественный.

Его тёмные волосы были аккуратно уложены на одну сторону, а на губах играла лёгкая улыбка, которая едва не вышибала землю у меня из-под ног. Чем ближе я подходила, тем шире становилась его улыбка.

- Tu es incroyable (фр. Ты восхитительно выглядишь), - пробормотал он, в уже привычном жесте протягивая мне руку, чтобы я схватилась за неё, но я проигнорировала этот жест. Если он думает, что приехав сюда и пару раз улыбнувшись мне он в состоянии вновь собрать меня из мельчайших осколков, которые он оставил после себя, то он глубоко ошибается.

Чёрт, детка, ты шикарно выглядишь.

Даже в этом похабном комплименте было больше искренности, чем в тусклых словах Кирана.

Раньше я любила, когда он говорил мне что-то на французском, делал комплименты, отпускал какие-нибудь шутки. Мне нравилось, как он немного утробно произносит этот звук «р», из-за чего по моему позвоночнику всегда побегали мурашки.

Раньше.

Киран смерил меня взглядом, а затем мягко произнёс:

- Даже не скажешь мне «привет»?

Я презрительно фыркнула и оглядела его.

- А должна? – уточнила я, заглядывая в его глаза. И в них, где-то глубоко внутри, был мой Киран. Но это была лишь его тень, ведь теперь я знаю, какой он на самом деле.

Мы подошли к столу, за которым уже сидела мама в своём деловом костюме, внимательно оглядывающая меня. Только ей было позволено приходить на такие встречи в костюме. Она ведь главная. Она устанавливает правила.

Правила, правила, правила.

Всю мою жизнь одни сплошные правила.

- Что на тебе надето? – презрительно спросила она, едва заметно моща свой нос, словно я была грязью под её ногтем, которая никак не хотела смываться.

- При всём моём уважении, мама, - официально обратилась к ней я, как это обычно бывало всегда. Я никогда не чувствовала себя особо уютно рядом с ней. Мы словно были двумя незнакомцами, хотя почти половину моей жизни делили общую ванную комнату. – Я одеваюсь так, как захочу. Ты больше не можешь мне указывать, я не маленькая, чтобы выполнять твои приказы.

- Не смей мне дерзить, - прошипела мама, суживая глаза. Она была похожа на змею, которая была готова наброситься на меня в любой момент. В прочем, как и всегда.

Сколько я себя помню, все мои попытки хоть как-то дерзить ей жестоко пресекались её суровым взглядом.

- О, я ещё даже не начинала это делать, - тут же отозвалась я, намеренно присаживаясь на соседний стул с тем, который отодвинул для меня Киран. Я могу прожить без них. До этого же как-то жила.

- Торонто плохо влияет на тебя, - спокойно продолжила мама, а затем слабо улыбнулась Кирану, когда он присел рядом с ней. Теперь они вдвоём сидели по другую сторону от меня. И я чувствовала себя чрезвычайно неуютно. – Словно отравляет тебя.

Едва сдержав порыв поёрзать на стуле под внимательными взглядами мамы и Кирана, я ответила:

- До этого меня едва не убил Лондон, это всего лишь остаточное явление.

И едва смогла сдержать самодовольную улыбку, видя, насколько одинаково вытянулись лица мамы и Кирана. Внезапно официант принёс три бокала и бутылку моего любимого красного полусладкого вина. Не думала, что его возможно найти в Торонто.

- Я осмелился заказать вино, которое ты любишь, - произнёс Киран и внимательно посмотрел на меня, словно это был такой подвиг, от которого я должна была тут же броситься ему на шею и расцеловать его. – И скоро должны принести твой любимый салат. А на горячее твоя любимая куриная грудка в белом вине с тушёными овощами.

Надо же, какой подвиг.

Он уверен, что я задержусь до горячего.

- Эмили, я бы хотела, чтобы мы вместе улетели обратно в Лондон и начали всё заново, - беря в руки только что наполненный бокал вина сказала мама, а затем слегка пригубила его.

- Отец всё ещё согласен помочь тебе с твоей карьерой политика, - поддержал идею матери Киран, коротко взглянув на неё, прежде чем едва заметно склонить голову в мою сторону. – Даже после всего того, что ты сделала.

Мои брови поползли вверх.

- Что я сделала? – переспросила я, позволив себе уничтожающий взгляд в сторону Кирана. – Ты не находишь это немного иронично, когда ты винишь во всём меня?

- Киран прав, - встала на его сторону мать. Ну ещё бы. Киран всегда прав. Киран же такой золотой мальчик, что даже срёт алмазами. Порой мне казалось: он был насколько сладким, что моя мать сейчас примется вылизывать ему лицо. А может и не только лицо. – Эмили, ты повела себя слишком импульсивно.

- Я больше двух месяцев после выписки не видела никого из вас, - начиная терять самообладание произнесла я. Они приехали в Торонто для того, чтобы обвинять во всём меня? – Вернее, может быть, я узнала после выписки, что любовь всей моей жизни, как я считала тогда, расторг помолвку и уже даже успел про меня забыть? Что он ни разу не появился в больнице? Что он просто вычеркнул меня из своей жизни?

Киран открыл было рот, чтобы возразить мне, но я вскинула руку, жестом приказывая ему замолчать.

- Вы оба просто два лицемера, - злобно произнесла я. И ещё много чего хотела произнести, но мама ударила рукой по столу.

- Ты могла не выжить, - отрезала мать, прожигая меня своими холодными глазами. Впервые я не отвела взгляда, твёрдо выдержав невидимую борьбу.

- И вы решили похоронить меня раньше времени? – уточнила я, чуть суживая глаза. – Не смей его выгораживать, мама. Да и ты не лучше, честно говоря.

От такого моего заявления её глаза удивленно округлились. Она явно не ожидала, что я обвиню её в этом.

В момент, когда мать и Киран, два гребаных демона в моей жизни, смотрели на меня так, будто я бесправный раб, во мне проснулось осознание того, как я была слепа все это время.

Человек, на которого я потратила пять лет своей жизни, отдала ему лучшее и поддерживала в трудные минуты сейчас лишь больной осколок моих чувств, который я желаю вытащить из своего сердца. Но как только я к нему прикасаюсь, моя рана кровточит и болит сильнее, чем обычно.

Моя мать, которая так сильно пыталась обустроить моё счастье, лишь эгоистичная женщина, которая воплощает во мне свои несбывшиеся желания. Она никогда меня не понимала и не понимает сейчас. Она сидит передо мной и, как обычно, смотрит на меня с осуждением.

Твоя дочь была в бегах все это время, а у тебя хватает эмоций лишь на это?

Другая бы мать в конце концов хотя бы проявила волнение, а я для неё обычный сбежавший преступник, только я дочь.

- Я повёл себя неправильно в тот момент, - тихо начал Киран, стараясь заглянуть мне в глаза. Всего на мгновение, на одно короткое мгновение, я увидела перед собой моего Кирана, парня, которого безумно любила все эти пять лет. Но это было всего лишь одно короткое мгновение.

- Неправильно? – эхом повторила я, словно пробуя это слово на вкус. – Ты повёл себя как грёбанный мудак.

- Эмили, - предостерегающе одёрнула меня мать, но я даже не подумала заткнуться. Мама терпеть не могла, когда я сквернословлю. Но я больше не маленькая девочка, которая боится пойти против её модели идеальной женщины, которую она пыталась создать из меня. А ещё, мой напарник – ходячая энциклопедия мата, поэтому я успела узнать много новых слов.

- Нет, - отрезала я, вскидывая вверх подбородок и оглядывая маму и Кирана, которые сидели по другую сторону от меня. – Теперь вы выслушаете меня.

Глаза Кирана холодно и расчётливо блеснули. Плевать, что он скажет после этого.

- Вы оба совершенно ничего не сделали для того, чтобы хоть как-то помочь мне, - сказала я, а затем сглотнула. Мне хотелось просто сбежать отсюда. Но я больше не совершу ту же ошибку, иначе мне придётся убегать всю свою жизнь. – Я нуждалась в вас как никогда. Мне врали о том, что моя единственная подруга жива, что я вновь смогу работать с ней после того, как встану на ноги. И я встала. Ради этого. А оказалось, что она мертва. Развеяна где-то над Атлантикой. Я была сломана, уничтожена. И вы оба приложили к этому руку.

Я судорожно и рвано вздохнула, когда увидела свою немного дрожащую руку с оттопыренным указательным пальцем, который указывал на мать и Кирана. Но перед глазами промелькнула весёлая улыбка Китти со слегка выпирающими вперёд передними зубами. Она ненавидела их, но я считала их её изюминкой. Эту улыбку я могла узнать из тысячи. Единственную улыбку, которую теперь увижу лишь на старых фотографиях.

Мать сверлила меня взглядом, но молчала. Видимо, понимала, что если попытается сейчас перебить меня, то я просто наору на неё и уйду.

- А вы засунули меня в какую-то незнакомую квартиру, и никого не было рядом, - продолжила я, а затем взглянула на Кирана. – Я так нуждалась в тебе. Как никогда в жизни. Я была рядом, когда умерла твоя мать. Это я поддерживала тебя, делала за тебя твою работу, пока ты безвольно валялся на кровати и пялился в потолок. И я не сказала тебе ни единого слова. Просто была рядом. А ты повёл себя «неправильно».

Я скривилась, выговаривая последнее слово. Это же надо, так объяснить своё поведение. Лицемер.

Я перевела взгляд на мать. Она злобно смотрела на меня, её глаза злобно сверкали, а брови сердито сдвинулись к переносице. Если бы мы были в Лондоне, то она бы уже давно погнала меня взашей из этого ресторана, а затем отвесила звонкую пощечину. Но мы не в Лондоне. Да и я больше не позволю ей этого.

- А ты, - обратилась я к ней. Только сейчас я поняла, что я дрожу от ярости, которая буквально переполняла меня. – А ты окончательно уничтожила меня. Думала, что пока я уничтожена из-за Китти и стараюсь зализать раны в какой-то дрянной квартире и убиваю себя на тренировках, ты можешь за моей спиной решать как мне жить дальше? Я сама в праве выбирать свою жизнь. Она моя, а не твоя. Ты уже и так испортила свою, так не смей лезть в мою. Вы оба.