— Мой продюсер обещал снять с меня голову, если мне не удастся поговорить с вами. Как вы полагаете, можем ли мы сегодня встретиться?

— Не думаю, — заколебалась женщина, — я как раз занялась телячьими отбивными.

Вполне понятное объяснение для отказа. Саша мысленно пролистывала свое досье. Одно дело зять и совсем другое дело собственная дочь, живущая за тридевять земель, так что даже не всегда можно навестить внуков на Рождество или в день рождения.

— Звучит аппетитно, — сказала Саша с улыбкой.

— То есть? — не поняла женщина.

— Телячьи отбивные.

— Все эти журналисты и репортеры нагородили в газетах столько лжи, что я даже не знаю… — неуверенно проговорила женщина.

— Во-первых, я никогда не врала, а во-вторых, я не работаю в газете или журнале и не собираюсь ничего писать. Все, что мне нужно, это немного материала для интервью, — повторила Саша. — К тому же, я бы пришла к вам одна — без камер, без съемочной группы.

— А как вы узнали мой номер? Его нет в справочнике.

Если нужно, можно и объяснить.

— Мой продюсер взял его у вашей дочери.

— Понимаю, — сказала женщина. — Все, о чем я могу мечтать, — продолжала Саша, — это взглянуть на детские фотографии вашей дочери, если они у вас сохранились.

— Ее отец обожал фотографировать, — задумчиво сказала женщина, а потом вдруг спросила:

— Вы недавно говорили с дочерью?

— Не то что бы, — сказала Саша осторожно. — Может, вы хотели бы что-то передать ей, когда я ее увижу?

Неохотно, но женщина отказалась.

— Нет, ничего не надо.

— Если бы вы согласились на встречу, — спросила Саша, — когда бы это было удобно сделать?

Маури, сидевший за столом, вопросительно посмотрел на Сашу: «Ну, как?» Она неопределенно пожала плечами.

— Дело не во времени, — напряженно произнесла мадам Вилленев.

Саша почувствовала, как вспотела ее ладонь, сжимавшая трубку.

— Ну, пожалуйста, у меня только два дня перед отлетом в Сиди Боу Сад.

— Только в том случае, если…

— Я все понимаю, — поспешно сказала Саша.

— Ничего о том, что случилось в Риме.

Саша показала Маури, что все о'кей.

— Ничего, я обещаю.

— Ну ладно, если вы уверены, что это будет касаться только Жозетты.

Сказано так, будто дело было не только в ее собственном желании.

— Клянусь, — пообещала Саша.

— У вас есть мой адрес?

— Скажите сами, чтобы не ошибиться.

Адрес, этаж, входной код. Саша все подробно записала.

— А когда вам удобно?

— Завтра в четыре.

— Прекрасно, — сказала Саша, — и большое спасибо.

Потом она положила трубку и повернулась к Маури.

— Завтра в четыре, и — ни слова о Риме.

— Тебе удастся и это, уверен! — сказал Маури. Сцепив руки на затылке, он откинулся к спинке стула и с внезапным смущением спросил:

— Я пригласил бы тебя позавтракать, но уже обещал Бендекс, что мы пройдемся по магазинам.

— Очень мило, — пробормотала Саша, углубившись в телефонную книгу.

— Мы позавтракаем завтра.

— Замечательно, — снова пробормотала она, продолжая рыться в справочнике.

— Между прочим, ты знаешь, какая разница между гробовщиком и телерепортером?

— Ну? — спросила она, набирая номер.

— Гробовщик, прежде чем похоронить, ждет, пока человек умрет.

Но она уже не слушала, спрашивая по телефону, как ей связаться с пресс-атташе посольства Израиля.

9

Когда дверь отворилась и один из вошедших склонился к Рафи и что-то зашептал ему на ухо, демонстрация слайдов мгновенно прекратилась. Кивая головой, Рафи слушал, а потом бросил взгляд на стол. Все молчали, проектор был включен, и на экране застыл Карами.

— Кажется, к нам посетительница, джентльмены, — сообщил он вставая.

По глазам Гидеона было видно, что, даже не спрашивая, он уже знал, в чем дело.

— Мисс Белль внизу с нашим пресс-атташе, и это для меня прекрасная возможность встретиться с ней.

Гидеон и сам не понимал всех переполнивших его чувств, но ему захотелось уберечь ее от этих людей. Но это было бесполезно.

— Гидеон, ты, естественно, останешься здесь.

— Естественно, — ответил он, не проявляя ни малейшей заинтересованности и не делая ни одного движения, которое указывало бы на то, что возможны варианты.


Саша сидела нога на ногу в мощном кресле, обитом зеленым бархатом. Короткая юбка. На колене толстый блокнот. Перед ней за ореховым столом сидел маленький черноволосый человек, похожий на сову. Его круглые очки в черепаховой оправе придавали ему вид умудренный и торжественный.

— Вообще-то у меня есть две причины, чтобы поговорить с вами, — сказала она, отвечая на его немой вопрос и поднимая собственные очки на лоб.

— Может быть, сначала чашечку кофе?

Она на секунду задумалась. Что обычно подливают в кофе — яд или элексир правдивости. Скорее всего, элексир. Последнее, что не мешало бы узнать, как случилось так, что отец, собственный ее родитель, отрекся от иудаизма ради марксистской курятни в глуши Коннектикута, а чуть позже и от курятника ради девчонки на тридцать лет его моложе. Но это была другая история…

— Да. Благодарю вас.

Она решила, что рискнуть, пожалуй, стоит, поскольку за религию больше ответственна была все-таки мать, ее собственная мамочка, если, конечно, когда-нибудь просыпалась достаточно трезвой для того, чтобы сосредоточиться на таких высоких материях.

Какой-то человек говорил на иврите по внутренней связи. Допотопный аппарат на его столе воспроизводил атмосферу из старой киноленты времен пятидесятых. Было видно, что здесь не бросают денег на ветер, а бережливо расходуют на то, что может летать или стрелять. Обстановка приемной была более чем убогой. Что-то из странного сновидения: искусственные цветы, мебель с барахолки.

— Кстати, — сказал «сова», — надеюсь, вы не будете возражать, если поприсутствует мой помощник. Он видел вас по телевизору.

Инстинктивно она почувствовала, что если присутствие одного израильтянина в комнате можно уже считать «собранием», то присутствие сразу двух вполне можно рассматривать как заговор.

— Как мило, — ответила Саша.


Честно говоря, она могла бы догадаться и раньше, что тот другой вовсе и не «помощник». Пресс-атташе хлопнул себя по коленям, когда раскрылась дверь и появился седой пожилой человек с блестящими черными глазами. Впрочем, вопрос о возрасте довольно условная вещь.

— Хау ду ю ду, — проговорила она.

Ее рука слегка дрожала, побывав в ладони седовласого.

— Добро пожаловать, — ответил человек, тепло улыбаясь. — Меня зовут Рафи Унгар. И я наслаждался всеми вашими репортажами.

Она с удивлением отметила про себя, что испытала своего рода замешательство, будто первый раз слышала о том, что кто-то наслаждался ее репортажами. Потому, вероятно, она сразу перешла в наступление.

— Вы жили в Штатах?

— Да, я работал в посольстве в Вашингтоне.

— И видели меня по телевизору?

— Постоянно.

Они смотрели друг на друга не отводя глаз.

— Должно быть, ваш телевизор в Вашингтоне был чертовски мощный. Ведь я вела только местные новости в Нью-Йорке. — Она улыбнулась.

Если он и был смущен, то по нему этого никак нельзя было сказать.

— Я бывал в Нью-Йорке очень часто, — спокойно сказала он.

Она продолжала улыбаться, когда широким жестом он пригласил ее снова присесть.

— Я заказал кофе, — сообщил пресс-атташе своему «помощнику».

— Чудненько, — отозвался Рафи, потирая руки.

Саша опустила на нос очки и деловито заглянула в свой толстый блокнот, хотя он был раскрыт на странице, где она фиксировала свои магазинные расходы.

— Я начала объяснять, что обратилась к вам по двум причинам. Как вы вероятно знаете, я делал репортажи о взрыве в Риме. — Ее слова не вызвали абсолютно никакой ответной реакции. — А теперь мы собираемся в Сиди Боу Сад, чтобы сделать интервью с Тамиром Карами и его семьей. Программа так и называется «Семья». — Никто из присутствующих не разразился одобрительными возгласами и не стал ходить на руках перед пыльным книжным шкафом с треснутым стеклом. — И я подумала, что вы сможете дать мне сведения о Карами и его группе «Борцы за Родину». — Было очевидно, ее намерение посетить логово террористов не произвело здесь ни на кого заметного впечатления.

— Если вам нужна информация о Карами, — наконец произнес седой человек, — зачем идти к нам? Почему не обратиться в ООП?

На этот раз ее улыбка была ледяной.

— Если бы я хотела услышать живую речь, я бы обратилась в ООП. Но я хочу услышать пропагандистское чревовещание, поэтому я обратилась к вам.

— Вы всегда подразделяете этнические группы на подобные категории? — рассмеялся Рафи.

— Теперь, пожалуй, самое время.

— Восхитительно! Какое наслаждение вас слушать, — похвалил Рафи.

В комнату вошла женщина и поставила на угол стола поднос с кофе и тарелку с печеньем. Пресс-атташе сказал ей что-то на идиш.

— Я попросил ее принести материалы о Карами, — объяснил он Саше.

— Прошу вас, говорите еще, — попросил ее Рафи.

Она подумала, что вполне может кончиться тем, что со всей своей иронией она все равно сядет в лужу, так ничего и не узнав.

— А что вы скажете о французах, — продолжал Рафи, — что вы предполагаете услышать от них?

— Здравые мысли.

Он улыбнулся.

— А от американцев?

— Нравоучения.

— А к нам вы пришли за пропагандой… Вам с молоком, мисс Белль?

— Нет, спасибо.

Он бросил в свою чашку три кусочка сахара.