Джоанна Троллоп - Друзья и возлюбленные

Он замер на последней ступеньке. Джина разговаривала по телефону в гостиной, сидя на ковре. В джинсах. Хилари почти никогда их не носила — говорила, что хватит с нее и трех сыновей, которые из джинсов не вылезают.

— Просто хотела тебя поблагодарить. Я была у нее три раза, и она начинает мне нравиться… Вроде бы знает свое дело и по-настоящему мне сочувствует. Я возвращаюсь к жизни…

Гас сглотнул. Вот такого разговора он и избегал. Три недели подряд Джина вела подобные беседы у них на кухне, если не спала и не плакала. Гас прокрался, точно воришка, вдоль стены, пробежал через кухню к двери и был таков.

Когда Хилари заехала на парковку возле мелкооптового магазина, на улице шел дождь: теплый летний дождь, от которого асфальт становился скользким. Совершив удачный маневр, она лишила водителя фургона последнего свободного места у выхода и на пару секунд прибавила громкость радио, чтобы не слышать его криков. На его месте она бы тоже разозлилась, но только если бы была мужчиной. Мужчины вообще иррациональны во всем, что касается вождения: автомобили превращают их в пещерных людей — сплошной рык, дубинки и грубая сила. Она выбралась из машины, заперла ее и улыбнулась водителю фургона.

Она любила закупаться в мелкооптовых магазинах. С одной стороны, никакой романтики, а с другой — удобно и быстро. К тому же покупки давали ей возможность выбраться из «Би-Хауса» по делам, что приятно успокаивало ее чувство долга. Однажды вместе с Хилари была ее сестра Ванесса, которая искренне изумилась миру опта. Этот мир состоял из огромных банок с бобами, гигантских рулонов бумажных полотенец, асфальтных плит стирального порошка и кусков бекона размером со свинью. Ванесса никак не могла взять в толк: неужели Хилари мечтала о такой жизни? Лоренс, конечно, душка, но уж точно не делец — так считала вся семья. А как же редкостный ум Хилари? Ее образование? В глазах родителей работа не по специальности была невообразимо страшным грехом.

Хилари засунула пластиковую членскую карточку в автомат при входе и прошла через турникет. Внутри играла мягкая, безликая музыка, которой полагалось убеждать покупателей, что покупки — не рутинная обязанность, а приятное и умиротворяющее занятие, не лишенное своей прелести. Впереди горели неоном огромные стеллажи высотой с кафедральный собор, охраняемые гигантскими автопогрузчиками, которые бережно и грациозно, точно жирафы, снимали тюки и коробки с верхних полок.

У Хилари не было списка покупок. Двадцать лет управления гостиницей сделали свое дело: перечень нужных вещей хранился у нее в голове, точно карточка в картотеке. Ванесса поразилась памяти сестры и сказала, что хотела бы так же легко запоминать истории болезней. Наступило неловкое молчание — обе подумали о том, как непохожи их жизни: у Ванессы медицинская практика и строго определенные часы работы, а Хилари без конца занята чем-то, что ее сестра считает не профессией, а хобби.

Вчера вечером Хилари ей позвонила — не по делу, а просто так, что вообще-то было на нее не похоже.

Ванесса вышла замуж за адвоката. У них были две прилежные дочки: одна уже работала стоматологом, другая училась на бухгалтера. Стоматолог вышла замуж и жила отдельно, а трубку в тот вечер взяла будущая бухгалтер.

— О, тетя Хилари! Как поживаете? Я хорошо, только экзамены достали. Застрелюсь, если не сдам, честное слово!.. Нет, она здесь, разгадывает кроссворд. Сейчас позову.

— Хилари, — сказала Ванесса, подойдя к телефону, — вообще-то я не кроссворды разгадываю, а пишу чудовищно заумное письмо в «Телеграф» о мошенничестве в сфере медицинского страхования. Что ты хотела?

— Даже не знаю, — ответила Хилари и представила, как сестра сидит в уютной лондонской гостиной с набивными обоями и просторными креслами. — Может, просто поплакаться?

— Понятно. На что-то конкретное?

Хилари вдруг подумалось, что затея со звонком Ванессе была идиотская, учитывая ее практичный взгляд на вещи. И все-таки она сестра, да и звонить-то больше некому.

— Сидишь удобно?

— Нет, погоди минутку… Ага. Выкладывай.

— Отель забит под завязку уже пять недель подряд. Беда с персоналом. Джордж сказал, что мы были правы, когда отговаривали его поступать на факультет гостиничного дела, и теперь он бросает учебу. Адам даже не пытается найти летнюю работу, чем сводит меня с ума. И мне не нравится его компания. Гасу четырнадцать, и он во всем подражает Адаму. Лоренс только готовит, от него никакой помощи. Фергус бросил Джину. Она прожила у нас три недели, пока я не взбеленилась и не попросила ее взять себя в руки.

— Ничего себе! — воскликнула Ванесса. — А почему он ее бросил? У них же все было замечательно!

— Фергус ужасно себя повел. Сказал, что Джина изменилась, и теперь он не хочет с ней жить. Она горюет, и мне искренне, по-настоящему ее жаль, но в то же время я больше видеть ее не могу.

— Понятно. А других подруг у тебя нет?

— Нет. Близких нет. Уж не знаю почему. Времени мало, да и все знакомые исключительно по бизнесу. Джина с Фергусом тоже не обзавелись друзьями. Хоть они и любили ругаться на людях, приглашать курящих и пьющих гостей им было накладно: уж больно дом дорогой. Наверное, я просто устала.

— Да, — согласилась Ванесса. — Гол ос у тебя утомленный. А что Лоренс?

— Я же говорю: целыми днями на кухне. Меня это жутко бесит.

Наступило молчание. Хилари ждала, когда старшая сестра припомнит ей, какой вспыльчивой и нетерпеливой она была в детстве, как скверно вела себя на семейных ужинах и праздниках.

Однако Ванесса неожиданно сказала:

— Такая неприязнь часто возникает между людьми, но она не может разрушить настоящую любовь.

— Что?!

— Просто у вас сейчас черная полоса. Ты переживаешь по-своему, Лоренс иначе. Вот и все. Может, он тоже на тебя злится.

— Господи! Ты и со своими футболистами так разговариваешь?

— Нет, — ответила Ванесса. — Обычно мы обсуждаем их коленные чашечки. Чашечки для них — центр мироздания. А у тебя другой центр. Бедный Джордж…

— Да…

— У Адама все так серьезно? Наркотиками увлекся?

— Может быть.

— Это нужно сразу пресечь. Вовремя.

Хилари покрепче сжала трубку.

— Наверное, со всеми бывает. Всем тяжело.

— Такова жизнь, Хил. Позвони, если понадобится моя помощь с Адамом. Я немного разбираюсь в этих делах. Самое главное — не позволить ему зайти слишком далеко.

Хилари вспомнила о двух таблетках, завернутых в фольгу, которые она нашла в его грязных джинсах. Адам потом сказал, что это ерунда, таблетки для вечеринок, ничего тяжелого он не принимает.

«Сколько ты за них заплатил?»

«Не очень много», — ответил он, глядя ей в глаза, но Хилари заметила, с каким сожалением он смывал их в унитаз.

«Ты дурак, — сказала она. — Глупый и дрянной мальчишка. Правда, у меня есть подозрение, что ты нарочно забыл их в джинсах, чтобы я их нашла и помогла тебе завязать. Считай, с наркотиками покончено».

— Спасибо, — поблагодарила она Ванессу. — Я позвоню в случае чего. И спасибо за сочувствие.

Они недолго помолчали. Хилари ждала, когда же Ванесса заявит, что всех этих бед и сложностей можно было избежать, если бы она правильно расставила приоритеты.

Обязательно звони. Обычно к шести я дома, хотя по четвергам задерживаюсь.

Бросая в тележку упаковку из двенадцати бутылок моющего средства для ванн, Хилари подумала, что Ванесса еще никогда не была такой отзывчивой. В детстве она не любила меняться одеждой или экспериментировать с краской для волос. Ванесса во всем была педантична и щепетильна: запоминала дни рождения, перед экзаменами посылала открытки с пожеланиями удачи, благодарностей не ждала и не хотела. Однажды Лоренс с Хилари вволю посмеялись над ее сексуальной жизнью с Максом, который выращивал фуксии и обожал географические карты. Интересно, они вообще сексом занимаются? И если да, то как избегают лишних прикосновений? Делают это на стуле? Или на стремянке? Может, на трапеции? Некоторые догадки были откровенно мерзкие, и Хилари с Лоренсом хохотали до упаду. Теперь ей было грустно об этом вспоминать. Она положила в тележку фольгу, большую коробку мыла и покатила дальше, к полотенцам и туалетной бумаге.

Надо было взять с собой Адама, чтобы помог донести покупки до машины, но она поручила ему стричь газон, а Гасу — подравнивать края. За это она заплатит Гасу два фунта в час, а Адаму — два с половиной. Может, лучше не давать ему деньги? Но тогда он начнет добывать их любой ценой… Хилари вздохнула. Белой бумаги не было, только пастельных цветов. Пожалуй, самый терпимый — зеленый. Она взяла сорок восемь рулонов двумя упаковками.

Еще надо подумать о Софи, которой она обещала летнюю работу. Фергус подкинул им громадную свинью, и у Хилари все вылетело из головы. Бедная девочка бродит по пустому дому, пока ее мать хандрит или болтает с психологом. Наверное, Софи согласится стелить постели и мыть посуду. Бедняжка! Хилари вдруг стало радостно за Адама. Пусть он не во всем знает меру, это лучше, чем быть как Софи. Она очень милая и добрая девочка, но такая угрюмая… Хилари потянулась за коробкой чистящих салфеток. Вот уж кто точно не знает сильных переживаний.

— Милая, все хорошо, — сказал Дэн. — Я чуток притомился.

Ви поставила ярко-голубую вазу с оранжевыми гладиолусами на первый попавшийся столик в гостиной.

— Да ты ничегошеньки не делал с утра!

Дэн сидел в своем кресле с обивкой под гобелен, аккуратно сложив газету на коленях.

— Наверное, это от жары. Она меня убивает.

— У тебя нигде не болит? — встревоженно спросила Ви. — Ничего не утаиваешь?

Он покачал головой и улыбнулся:

— Все прекрасно.

— Хочешь, принесу тебе обед? Кусочек пирога и салат…