- Он очень гордится ею, - ответила Розмари, избегая его взгляда. - Вообще-то он еще ее не видел, так как сейчас на гастролях, но он прислал мне вот эти цветы и дважды звонил. Он обещал вернуться ко дню моей выписки из больницы.

- Непременно вернется, - сказал Джеймс, нежно улыбаясь и делая вид, что верит, будто мистер Бенджамин действительно очень занятой человек и у него нет времени навестить своих подружку и дочь, и в то же время чувствуя большое облегчение от сознания, что Розмари бедна и беззащитна, и у нее не будет сил и возможностей подать в суд на него или больницу.

- Совсем забыла, - сказала Розмари, - с вами хочет поговорить моя учительница йоги, Тамзин. Вы могли бы принять ее?

- Конечно, - легко согласился Джеймс, - вне всякого сомнения.

Тамзин показалась Джеймсу самой забитой женщиной на земле. Ее седеющие волосы были заплетены в две тощие косички, высокий лоб изборожден морщинами, на бледном лице сверкали маленькие глазки. Она была одета в просторное индийское сари, и, хотя на дворе стоял октябрь, на ее босых ногах были открытые сандалии. На шее болтались многочисленные бусы, а руки по самый локоть были унизаны браслетами. Она улыбнулась Джеймсу, но ее маленькие глазки оставались холодными.

- Я - Тамзин Смит, доктор Форрест.

- Рад познакомиться с вами, мисс Смит.

- Миссис, пожалуйста. Как себя чувствует Розмари, доктор Форрест?

- Прекрасно, миссис Смит. Она уже пошла на поправку.

- Мне она показалась эмоционально неустойчивой, доктор Форрест.

- Такое состояние обычно после родов, миссис Смит.

- Но только не у женщин, с которыми я работаю. Они обычно находятся в состоянии душевного равновесия, доктор Форрест.

- Я не очень хорошо вас понимаю, - сказал Джеймс, холодно посмотрев на нее. - Каким образом вы работаете с этими женщинами?

- Я готовлю их к родам, доктор Форрест. Помогаю им осознать значение материнства.

- И как же вы это делаете? Кстати, зовите меня просто мистер Форрест. Я не доктор, а консультант, акушер. - Он знал, что говорить об этом глупо, но ничего не мог поделать с собой. - Вы сказали что готовите женщин к материнству, но каким образом?

- Я использую учение йоги, разные его методы: релаксацию, самосозерцание, терпимость к боли. Я помогаю им научиться преодолевать страх, принимать роды как высшее блаженство. Мне кажется, что Розмари не вполне пользовалась моими советами.

- Знаете, что я вам скажу, миссис Смит? Миссис Миллз согласно вашему совету как могла терпела боль, и роды превратились для нее в кошмар, а не в высшее блаженство.

- Поэтому ее второй ребенок умер?

От неожиданности Джеймс вздрогнул. Он встретился с ней взглядом, стараясь казаться спокойным.

- К сожалению, нам не удалось спасти его, - сказал он. - Мы сделали все возможное.

- Неужели? У меня есть причины сомневаться в этом. Лично я считаю, что вы допустили халатность.

- Это очень серьезное обвинение, миссис Смит. Не советую вам повторять его где-нибудь еще. Какие бы доводы вы ни приводили, ни один доктор не поверит вам.

- Возможно, доктора и не поверят, но ходят слухи, что вы не очень компетентны.

- В самом деле? - Джеймс тяжело вздохнул. «Будь тверже, Джеймс, - приказал он себе, - не позволяй ей запугивать себя».

- Миссис Смит, вам лучше уйти. Ваши обвинения очень серьезны, а я сейчас не готов обсуждать их с вами. В скором времени состоится заседание комиссии, которая установит мою компетентность и обсудит мои действия при родах, а пока мне нечего вам сказать.

Он поднялся в надежде, что она сделает то же самое, но она упорно продолжала сидеть.

- Я, конечно, уйду, мистер Форрест, но так этого не оставлю. Я доведу случай с Розмари до сведения общественности и подам на вас в суд.

- Буду с нетерпением ждать. Всего хорошего, миссис Смит.

Он подошел к двери и открыл ее, ожидая, когда миссис Смит уйдет. Она медленно поднялась и, не говоря ни слова, вышла. Джеймс смотрел, как она, позванивая браслетами, не спеша шла по коридору, затем вернулся в кабинет и сел за стол. Ему захотелось выпить.

Он снял трубку и позвонил старшей сестре Джексон. Она только что сдала смену и согласилась поговорить с ним.

- Что случилось? - спросила она с явно ощутимым презрением.

«Господи, неужели я совершил ошибку, позвав ее?»

- Ничего серьезного, сестра.

Старшая сестра Джексон выглядела очень усталой.

- Преждевременные роды, - сказала она, - но все обошлось благополучно. Ребенок остался жив.

- Замечательно. Какая все-таки у нас тяжелая работа. Жаль, что никто этого не понимает.

«Господи, почему я вдруг начал оправдываться?»

- Я думаю, что все понимают. Так в чем проблема?

- Ничего особенного. Просто у меня сейчас была эта ужасная женщина, подружка Розмари Миллз. Ну эта, учительница йоги.

- И что?

- Она угрожала мне сделать этот случай достоянием гласности. Глупая сука! - Джеймс изобразил на лице веселую улыбку.

- Я думаю, что комиссия оправдает вас, - сказала старшая сестра с непроницаемым лицом, - так что вам не о чем волноваться.

- Я совсем не волнуюсь. Просто меня заинтересовала одна вещь. Она сказала, что ходят слухи… Вы что-нибудь слышали или говорили?

- Что говорила? Мистер Форрест, вы о чем? Что я могла говорить? Вы же сами знаете, что такие случаи всеми обсуждаются. И потом, эта практикантка, как там ее фамилия… ах да, Адаме. Она была очень расстроена.

- Она что-нибудь говорила вам?

- Да, она расспрашивала меня.

- О чем?

- Она хотела понять, как могло случиться, что вы не заметили второго ребенка, и интересовалась моим мнением об этом.

- Почему вы мне ничего не сказали?

- А что говорить? Я объяснила ей, что это не всегда легко сделать. Что второе сердце не прослушивалось, так как ребенок лежал за ребрами матери.

- Спасибо, что защитили меня. Она что-нибудь еще говорила?

- Да, - ответила сестра после некоторого колебания, - она сказала, что вы выглядели очень усталым.

- Черт возьми, но ведь так оно и было! - воскликнул Джеймс, чувствуя, как его лоб покрывается холодным потом. - Я был чертовски усталым. Ведь роды длились до четырех часов утра.

- Да, конечно, - равнодушно согласилась сестра Джексон.

- И что вы…

- Я сказала, что вы чувствовали себя превосходно и что вообще это ее не касается. Но ведь она глупая дурочка и могла рассказать обо всем своим друзьям. О таких вещах вообще долго говорят.

- О Господи! Может, мне поговорить с нею?

- Не вздумайте. Это будет выглядеть… - Сестра замялась. - Ну, я не знаю… Если до меня дойдут какие-то сплетни, я постараюсь сразу же их пресечь. Насколько это будет в моих силах, конечно. Как я уже сказала, я сильно сомневаюсь, что комиссия выступит против вас. На вашем месте я не стала бы волноваться. К сожалению, такие вещи иногда случаются. Однако…

- Да?

- Вы действительно выглядели уставшим.

Джеймс сразу понял намек. Он посмотрел на свои руки и вспомнил, какими неуклюжими они были в ту ночь. Господи, как же он влип!

Позже, много позже, как и полагается в подобных случаях, было проведено тщательное расследование. Пациентке были принесены вежливые извинения и выражены осторожные оправдания от имени больницы.

Мистер Николсон попросил Джеймса подробно рассказать о происшедшем и, когда узнал, что пациентка не посещала консультацию, одобрительно кивнул, сказав, что такое поведение с ее стороны - недопустимое пренебрежение своим здоровьем и здоровьем своего ребенка. Он выразил надежду, что Союз медиков поддержит его выводы, а он лично ничуть не сомневается в профессиональной пригодности своего консультанта.

Разумеется, состоялось и официальное расследование: патологоанатом показал, что смерть второго ребенка наступила в результате преждевременного отделения плаценты, в результате чего мозг ребенка перестал получать кислород. Официальный вердикт гласил: персонал больницы сделал все возможное, чтобы в такой неординарной ситуации спасти ребенка.

Больше всего Джеймса беспокоили показания старшей сестры Джексон, но и она подтвердила, что установить наличие второго ребенка не представлялось возможным, так как он лежал слишком высоко и ребра матери не позволяли прослушать его сердце, а смерть младенца наступила в результате отделения плаценты.

Розмари Миллз, которая к тому времени уже выписалась из больницы, но все еще пребывала в состоянии психической травмы из-за потери второго ребенка, получила официальное письмо, в котором казенным языком ей выражалось сочувствие и сообщалось, что персонал больницы сделал все возможное для спасения ее ребенка и что, если бы она регулярно ходила на консультации, шансов на его спасение было бы больше.

Во время всех проводимых расследований авторитет и профессионализм мистера Джеймса Форреста не подвергался сомнению.

Из всего случившегося Джеймс сделал вывод - алкоголь до добра не доведет, и он покончил с ним навсегда…

* * *

- Можно войти?

Джеймс настолько ушел в ужасное прошлое, что, услышав вопрос, решил, что сейчас в кабинет войдет старшая сестра Джексон, или Розмари, или даже практикантка Адамс, но никак не Жанин, которая стояла на пороге и с нежной улыбкой глядела на него. Стряхнув с себя страшные воспоминания, он радостно воскликнул:

- Жанин, входи, входи!

- Ты выглядишь гораздо лучше, дорогой. Хорошие новости от Бергина?

- Боюсь, что нет. Вернее, ничего нового, если, конечно, не считать новостью то, что Оливер принимает ванну.

- Он что-нибудь сказал?

- Я не смог поговорить с ним. К телефону подошла его мать.

- Как я не люблю эту женщину. В ней все ужасно: одежда, прическа, духи.