– Простите, ведь мы с вами знакомы? Я запамятовал имя-отчество!

– Нет, незнакомы. Просто мы с вами почти каждый день пьем здесь кофе по утрам.

– Вот те на! – ахнул Андрей. – А я-то сокрушаюсь, что вас нет! А вы рядышком! Нет, это ж надо – не заметил! Можно я к вам пересяду?

– Пожалуйста.

Андрей пересел, захватив свою чашку. Теперь он лучше ее разглядел: что-то неуловимо прелестное, нежное, даже детское проглядывало в выражении лица, в мягком очерке скул, в улыбающихся губах. И нос у нее какой-то веселый, с чуть приподнятым кончиком, и брови с легким изломом – тоже веселые и словно все время удивленные! А глаза серьезные, даже печальные – с длинными черными ресницами, словно обведенные траурной рамкой. Непонятно какие – серые, зеленые? Голубые? Они словно все время мерцали, переливались, как переливается на солнце вода в реке, все время меняли свой цвет. Глаза удивительной формы – миндалевидные? Нет, так же про ногти говорят! Удлиненные, продолговатые – он никак не мог подобрать определение. Словно листики ивы или маленькие рыбки! И так же отливают серебром, а внешние уголки глаз слегка опущены книзу. Может быть, именно это и придает ей такое трогательное выражение? Разноцветный шарфик на шее, бледно-зеленый джемпер… И красивая грудь – Андрей быстро отвел взгляд. А руки, державшие чашку с капучино, были маленькие, с короткими розовыми ноготками, совсем не миндалевидными.

– Теперь я вас узнал! Но что-то изменилось, нет? Прическа?

– Да, я постриглась. И порыжела немножко.

– Порыжела? Ах, волосы! Понял. Вам очень идет!

– Спасибо!

– Да, позвольте представиться: Андрей.

– Ирина. А бабушка звала меня Ия.

– Какое милое имя!

– Я «р» не выговаривала, вместо Иры получалась Ия, так и прижилось.

– Девочка Ия! Бабушкина любимица, да? И бантики у вас были?

– Да, я любила банты.

Она посмотрела на Андрея над чашкой с капучино, и он вдруг ярко, как на цветной фотографии, представил себе маленькую Ию с бантом на макушке, пьющую какао из чашки в красный горошек – такая была когда-то у него самого.

– Мне кажется, вы нисколько не изменились с тех пор!

– Ничего себе, комплимент! – Ирина рассмеялась. Смех у нее оказался нежный и звонкий, легкий смех, летучий… хрустальный!

– Нет, я имел в виду, что некоторые люди с возрастом очень сильно меняются – трудно даже соотносить с детскими фотографиями. А некоторые сразу опознаваемы.

– Да, правда. Я похожа на себя в детстве, очень. А вы?

– Я? Пожалуй, тоже похож.

– А это хорошо, когда похожи, как вы думаете? Или плохо?

– Мне кажется, хорошо.

– Вот и я так думаю!

Андрей вдруг закрыл глаза, ненадолго, а когда открыл, она все так же серьезно смотрела на него, и глубокая печаль все так же сквозила в ее улыбке, в сочувственном взгляде, в скупом и изящном жесте, которым она положила теплую ладонь на его судорожно сжатый кулак. Приступы горя, что внезапно случались с Андреем, стали с течением времени совсем редкими и короткими, но больно было все так же. Вот и сейчас – словно раскаленной иглой пронзило. Так не вовремя…

– Что с вами? Вам плохо?

– Нет-нет, все в порядке. Это… другая боль.

– Расскажите, – тихо попросила Ирина. – Просто расскажите мне!

– У меня… умерла жена. Давно. Шесть лет прошло. Чуть больше. Но… до сих пор… нестерпимо. Накатывает иногда. Простите.

– Я понимаю. Мой муж погиб почти три года назад.

– Боже мой! Простите, что завел этот разговор, простите!

– Ничего. Что ж делать. Я могу говорить об этом. Теперь уже могу.

– Авария?

– Да. И детей у нас нет. Мы и жили-то вместе всего ничего.

– У нас тоже нет. Не было. Хотя мы почти пятнадцать лет прожили. Но Таня заболела, почти сразу. Так что – тоже не успели.

Они помолчали, глядя на золотой клен за окном, потом Ира отодвинула чашку и сказала:

– Знаете что? Давайте мы с вами прогуляем! Ну ее, эту работу!

– Как… прогуляем?!

– Ну, как уроки прогуливали. Или лекции. А вы не прогуливали? Я все время в кино сбегала.

– Работу прогуляем?!

– Ну да. Сходим куда-нибудь, в парк например. Смотрите, день какой! Все равно сегодня пятница. Начальница меня отпустит, а вас?

– А я сам начальник…

– Ну вот! Вам и отпрашиваться не надо!

Андрей смотрел на Ирину во все глаза, потом хмыкнул и полез за телефоном.

– Ладно! Давайте и правда, что ли, прогуляем, не пропадать же такому дню!

Он серьезным тоном выдал несколько руководящих указаний недоумевающему помощнику, в то время как Ира что-то бормотала своей начальнице. Одновременно отключив телефоны, они слегка растерянно посмотрели друг на друга: оба плохо понимали, что с ними такое происходит и как именно они станут «прогуливать».

– Вот что, – решительно сказал Андрей и махнул рукой официантке. – Может, еще по чашечке кофе для начала?

Официантка подошла, понимающе прищурилась на них и ласково предложила:

– Не хотите ли пирожных? У нас очень вкусные пирожные! И всегда свежие!

– Гулять так гулять! По пирожному?

– Мне корзиночку!

– Давайте и мне, что ли, эту самую корзиночку!

Официантка мгновенно принесла им два затейливых пирожных. Андрей рассмотрел кулинарную конструкцию, потом с некоторой опаской откусил сразу половину, испачкав нос. Ира рассмеялась:

– Не любите сладкое?

– В меру. Нет, ничего, вкусно.

– А я люблю. Очень! Но стараюсь держать себя в рамках приличия.

Он в два приема покончил с пирожным и улыбнулся Ире, которая аккуратно ела ложечкой взбитые сливки:

– Хотите, расскажу вам одну историю?

– Расскажите! У нее хороший конец?

– Надеюсь. – Он вздохнул: – Таня… Моя жена… Она была архитектором. И однажды ей приснился дом. Такой сказочный домик, маленький замок. Она его придумала, а я стал строить. Она болела, а я строил. А потом… вы знаете.

– Таня не успела его увидеть?!

– Успела. Дом-то построили, внутри только не отделали. Но я привез Таню, показал. Она была счастлива. А через пару месяцев… ее не стало. Но это еще только предыстория. История впереди. Я не знал, что мне с ним делать, с домом. Жить я там не мог, продавать… продавать не хотел. Впору было объявление вешать, знаете, как про котенка пишут: отдам в хорошие руки! Но вдруг появился покупатель, и оказалось, что это муж Варьки…

– А кто такая Варька?

– Варька! Это такой человечек дивный! Ее дом – напротив нашего. И мы, когда приезжали, всегда к ней заходили – отдохнуть, чаю попить. Она с Таней подружилась, мы даже мечтали, когда переедем, Варьку к Тане нанять помощницей. Тане она очень нравилась. Говорила, что похожа на модель Майоля. Это скульптор такой французский.

– Я знаю, Аристид Майоль. Так Варя на Дину Верни похожа?

– Да, точно, на молодую Дину Верни! Слегка лицом, но больше фигурой. Такая… очень женственная. Варька – она удивительная! У каждого свой талант, правда? Таня – архитектор, кто-то скульптор или музыкант, а Варя… Она творит жизнь вокруг себя. Около нее всегда тепло, светло и пирогами пахнет. Такая вот Варька. Я не сразу понял, в чем дело. Только когда увидел их с Глебом вместе, догадался. Она умеет любить сейчас, понимаешь? – Ира быстро взглянула на Андрея, чуть улыбнувшись: он и не заметил, как перешел на «ты». – Сейчас, сию минуту! Не завтра, не вчера, а сегодня. Ведь мы когда сильнее любим? В разлуке, когда свидания ждем, правда? А когда рядом каждый день, как-то и забываем про любовь…

– Да, верно. Или мечтаем о будущей любви, или сокрушаемся об ушедшей, которую не вернуть. И не видим того, что совсем рядом.

Андрей вдруг забыл, о чем хотел рассказывать, – они с Ириной взглянули друг на друга и одновременно отвели взгляды.

– Так о чем это я? Ну да, Варька! Она с Глебом работала вместе у Шарапова – это у них такой местный Дон Корлеоне. Не в том смысле, что мафиози, просто у него там все схвачено, всю работу под себя подгреб: стройка, ремонт, перевозки, всякое такое. И Варька с Глебом полюбили друг друга. А он женат, трое детей, у старшей девочки – ДЦП. Жили бедно, с трудом концы с концами сводили. А у Варьки мать сумасшедшая. Ну, можешь себе представить. Потом мать умерла, Варька стала в Москве работать, пыталась как-то личную жизнь наладить. У них с Глебом ничего вообще не было, представляешь? Никакого романа! Даже не виделись почти год. А в это время от Глеба жена ушла, детей ему оставила…

– Детей бросила?! Ничего себе!

– Да, та еще стерва. И Варька, как узнала, тут же к Глебу примчалась. Еще обижалась, что он ее сразу не позвал!

Андрей рассказывал историю Варьки и Глеба, а Ира слушала и сопереживала, то улыбаясь, то ахая, то поднимая брови, потом покачала головой и вздохнула:

– Надо же! И ты продал им свой дом?

– Да я хотел так отдать, но он не принял, Глеб-то! Гордый. Долго мы с ним препирались, наконец называю цену, совсем мизерную, говорю: вот моя цена, а не хочешь, вообще не продам! Ну, он и сдался. Отделал изнутри, второй год живут. Или уже третий?

– Как замечательно! Удивительно это все. Трое детей, и девочка с ДЦП, а она не забоялась, твоя Варя!

– Да она не моя, она – Глебова, – рассмеялся Андрей. – А детей уже четверо! Они еще девочку родили.

Ирина ахнула – вот это да! Ай да Варька!

– Да, она такая. На новоселье меня пригласили. Я, правда, боялся ехать. Ну, ты понимаешь. А приехал – и ничего страшного, наоборот. У них с Глебом любовь – как… не знаю… как сметана! Хоть ложкой ешь. Варька знаешь что придумала? Выклянчила у меня фотографию, нашу с Таней. И повесила на стенку. У них там целая галерея: дети, родные, друзья. И мы. Тоже вроде как родные. Я смеюсь, что они меня усыновили! Хотя оба младше.

– Ну, вот видишь! Таня все-таки живет в своем доме!

– Живет, да. – У Андрея вдруг перехватило горло, но он выговорил: – Они… Они свою девочку… Танечкой… назвали.

Одним глотком он допил остывший кофе и смущенно взглянул на Ирину: