Это отчаянье, Господи, а не лень.

Как это тяжко, Господи, век любить,

Каждое утро, Господи, каждый день.

Был сквозь окно замерзшее виден рай.

Тусклым моченым яблоком манила зима.

Как я тогда просила: Господи, дай!

На, – отвечал, – только будешь нести сама.

Наталья Хаткина

Глава 1

Котов

Котову было тошно. Новогодний корпоратив, как теперь стало модно называть обычную рабочую пьянку, только-только дошел до стадии полной анархии, ибо шеф наконец благоразумно отбыл. Котову хотелось не то напиться, не то удавиться, как, бывало, говорила его бабка. Поэтому он решил поесть и вооружился пластиковой тарелкой, на которой пока что стоял пластиковый же стаканчик с теплой водкой. Он задумчиво рассматривал нанизанные на палочки конструкции из сыра, ветчины и оливок – хотелось жареной курицы или мяса. Вздохнул, залпом допил свою водку и закусил маринованным огурчиком. Тоска.

– Огурцы очень острые?

– Огурцы? Нет, скорее сладкие. – Котов поднял глаза и обомлел: с той стороны стола ему улыбалась Варька. Настоящая живая Варька!

– Варежка!

– Я!

– Ты откуда здесь?

– Ну, я вообще-то здесь работаю.

Котов перешел на ее сторону стола и радостно схватил за руку – за локоть, потому что она тоже держала тарелку и стаканчик. Схватил и потряс:

– Привет! У нас работаешь? Вот здорово! А чего я тебя раньше не видел? И вообще, я тебя сто лет не видел! Ты в каком отделе?

– Маркетинга.

– Ишь ты! И что, ты прямо разбираешься в этом маркетинге?

– В меру.

Господи, Варька! Котов так обрадовался, что ему совершенно расхотелось и напиться, и удавиться. Варвара тоже улыбалась, глядя на Котова, а он разглядывал ее: смеющиеся серые глаза, пепельные волосы, закрученные в тяжелый узел, румяные щеки… Варька!

– Сколько ж мы не виделись? Лет пять?

– Три года. Последний раз – у твоего отца на юбилее.

– Правда! Как ты живешь-то? Выглядишь потрясающе! Элегантная такая, с ума сойти!

– Нормально живу. А ты, говорят, развелся?

– Ну да. Не совсем еще, но… Разъехались, в общем. Как-то так. Слушай, а может, сбежим отсюда? Посидим где-нибудь, поговорим, а?

Варвара посмотрела на часы: ого, уже девятый час!

– Ты знаешь, мне вообще-то пора домой. Поздно.

– А ты все там же живешь? В Филимонове?

– Все там же.

– Ты на машине?

– Котов, какая машина? Нет у меня машины! На электричке, потом на автобусе, потом еще пешком. Надо двигаться, а то ближе к ночи всё редко ходит – и электрички, и маршрутки.

– Слушай, а поехали ко мне! Я тут совсем рядом, в двух остановках. Поговорим, поедим по-человечески, у меня курица жареная есть!

– Курица? Курица – это заманчиво! А ты же где-то далеко жил, совсем не в этом районе?

– Да я сейчас у родителей.

– А-а! Все, что ли, Эсмеральде своей оставил? И теперь нищий, но свободный?

– Да нет, просто у меня ремонт.

– И у которых ты родителей?

– У отца. Ну что? Переночуешь, а завтра поедешь!

Варька смотрела на Котова и думала: что ж делать-то? Поехать, что ли, к нему? Она представила долгий путь домой, увидела, как, проваливаясь в снегу, бежит по полутемной улице, открывает пустой дом…

– Ну ладно. Давай к тебе.

– Ура! Варежка, ты настоящий друг!

Варвара с интересом оглядывалась по сторонам – квартира была новая, большая, с высокими потолками. Впрочем, после ее деревянного старого дома любая квартира покажется новой и большой. На самом деле Варе нравилось там жить, и, если б не дорога, она бы и не задумывалась о московских квартирах, которые, впрочем – задумывайся не задумывайся, – были для нее так же далеки и недоступны, как Луна. Котов подал ей тапки с розовыми помпонами:

– Влезешь? – Нога у Варьки была крупная. – А то отцовы дам!

– Влезу. А где все? Собаку, что ли, выгуливают?

– А они в Финке.

– Где?!

– В Финляндии. Уехали на каникулы всем табором. Сняли там дом.

– Так ты что, тут один?

– Ага. Да ты не бойся, я не стану к тебе грязно приставать. Твоя добродетель никак не пострадает.

– Приставать он не будет! А зачем я тогда сюда притащилась, интересно? – пробормотала Варька себе под нос, но Котов услышал и изумился:

– Что ты говоришь?!

– Я говорю, чего ты с ними не поехал?

– А! Сам не знаю. Хотелось побыть одному, знаешь, как-то осмыслить все, подумать…

– Ну и как, осмыслил?

– Да что-то не очень.

Они просидели полночи на кухне – съели курицу, выпили бутылку красного вина, поговорили. Правда, обсудить развод Котову почему-то не удалось, хотя и очень хотелось: они с женой окончательно разругались всего несколько месяцев назад и он никак не мог прийти в себя. Но каждый раз, как Игорь пытался свернуть на эту тему, Варвара перебивала, и он забывал, что хотел сказать, все повторяя:

– Господи, Варька! Как я рад тебя видеть! И как это мы раньше не встретились, не понимаю! Чего ты не позвонила-то? Какое чудо, что ты у нас работаешь! Если бы не ты, я бы напился и лежал сейчас мордой в салате!

– Там не было салата, не лежал бы.

Потом они разошлись по разным комнатам. Котов заложил руки за голову и таращился на потолок, по которому метались разноцветные тени от рекламы соседнего магазина, и все радовался: надо же, Варежка! И почему он раньше не догадался ей позвонить, встретиться? Вот болван! Потом вдруг вспомнил, что она пробурчала, когда надевала тапки, – или послышалось? А может… она хотела… а он не понял?! Игорь встал и босиком подошел к двери Варькиной комнаты, прислушался, потом тихонько приоткрыл дверь: Варвара лежала на боку, лицом к нему, положив руку под щеку, и спала. Котов вздохнул и закрыл дверь. А Варя открыла глаза и некоторое время мрачно смотрела в полутьму. Утром Игорь затеялся провожать Варьку и даже предложил было отвезти:

– В «Ашан» заедем, продуктов купишь!

– Какие продукты, Котов? У меня все есть, а ты потом застрянешь в пробке на полдня. Ты что, под самый Новый год! Прекрасно доеду на электричке.

Он довел ее до самого вагона, поцеловал на прощанье в щечку, Варька помахала Котову рукой, а когда поезд тронулся – заплакала. Слезы сами так и побежали из глаз, Варька вытирала их бумажным платочком, а они все текли и текли. Она виновато посматривала по сторонам, но никто не обращал на нее внимания – ну плачет эка невидаль. Москва слезам не верит.

Мама умерла почти год назад, а Варька все плакала – не каждый день, конечно, как первое время, но слезы стояли так близко, что лились сами собой чуть что. Ей казалось, что со слезами исходит все накопившееся за десять лет отчаянье – и усталость, и безнадежность, и одиночество. Сейчас она тоже была одинока – еще более одинока, чем раньше, но появилась надежда… и свобода. А главное – появилось желание изменить свою жизнь. Первый шаг сделан – новая работа была и престижной, и хорошо оплачиваемой. Дорога, конечно, отнимала много времени, но что делать! На новом месте Варька получала раза в два больше, чем раньше, но денег ей почему-то все равно не хватало: пришлось приодеться – дресс-код, всякое такое, да и домом она давно не занималась, а туда, сколько ни вкладывай, все мало. Но Варька надеялась, что, позатыкав кое-какие дыры, она сможет все-таки съездить в отпуск: за всю жизнь она побывала только у сестры Лидочки в Вильнюсе, да и то совсем маленькая была и ничего не запомнила. Да, работа у нее была. Работа, дом, сад, старая кошка. И все. А теперь вот снова возник Котов. Может, зря она поехала к нему?

Варвара Абрамова и Игорь Котов когда-то жили напротив друг друга на улице Пионерской подмосковного поселка Филимоново. Росли вместе, в одну школу ходили – до девятого класса, когда родители Игоря вдруг в одночасье развелись, а мать тут же вышла замуж и увезла Игоря в Москву. Впрочем, и отец тоже мгновенно женился. Они были легкие люди, родители Котова: рано поженились, весело жили, пока жилось, и так же легко и весело разошлись. Никакой трагедии не получилось: они каким-то чудом сохранили дружеские отношения, так что у Игоря вдруг образовалось огромное количество родственников – почти одновременно в обеих новых семьях родились новые дети, сводные сестры Игоря, которых, не сговариваясь, назвали Катеринами. Чтобы не запутаться, Котов привык называть мамину дочку «наша Катька», а дочь отца – «папина Катька».

И отчим, и новая жена отца – язык не поворачивался называть ее мачехой! – и новообретенные бабушки-дедушки любили Игоря и баловали: еще бы, единственный парень на две семьи. А Варька – одна с мамой: старшая сестра Лидочка – на пятнадцать лет старшая! – вышла замуж и уехала в Прибалтику, которая потом неожиданно стала заграницей, средняя сестра Маша умерла еще до рождения Вари, а единственный брат Генка попал под электричку, когда Варька училась в третьем классе. Отца Варвара не помнила совсем: ей было всего годика два, когда он в одночасье помер от инфаркта. Самая младшая – нежданная и нечаянная! – Варька осталась матери в утешение.

Игорь и Варя даже внешне были слегка похожи – рослые, складные, светловолосые. Когда стали постарше, кто-нибудь из приятелей порой, стесняясь, просил Котова свести его с Варькой – она нравилась мальчишкам, но всегда фыркала: «Да ну, отстань! Еще не хватало!» У Котова своей девчонки тоже еще не было, а Варька не в счет: в одном корыте купались голопузыми младенцами. В их общей компании заводилой была Тигра – Томка Шилова, староста класса, маленькая и очень энергичная – веник с мотором. Тигра и Дон Артемио – Димка Артемьев. Они были парочкой с первого класса, и, как ни старались девчонки, высокий молчаливый Дон был верен своей Тигре.

Уехав с матерью и ее новым мужем в Москву, Котов с трудом привыкал к московской школе, поэтому проводил у бабки в Филимонове все праздники и каникулы. Перед приятелями он делал вид, что все прекрасно, но Варька-то знала его как облупленного: только ей Котов мог пожаловаться, до чего трудно ему приходится среди столичных выпендрежников. Варька сочувствовала, хотя иногда и хохотала от души над его рассказами – она была страшно смешливой. Но Игорь не обижался, потому что Варька умела найти смешную сторону в том, что только что казалось ему ужасным, и он тоже начинал смеяться.