Филиппа Грегори - Другая королева

Единственное, что вышло, как я хотела, это благополучное возвращение графа Шрусбери из Виндзорского замка. Я думала, ему тоже угрожает смерть; но Елизавета решила еще какое-то время ему верить. Лучше того, она решила оставить меня под его надзором. Никто не знает, почему так; но она тиран, она может поддаваться порывам. Думаю, когда она распорядилась о казнях, ее излишние страхи улеглись. Она не знает меры, никогда не знала, она присылала ко мне еще двух тюремщиков, изгоняла моих слуг и спутников, угрожала мне домашним арестом и арестом моего хозяина, а теперь она вернула меня под опеку Шрусбери и прислала приветливое письмо, осведомляясь о моем здоровье.

Его доставил Шрусбери, но он так бледен и измучен, что я едва не решила, что это указ о его казни. Он едва смотрит на меня, и я этому рада, потому что я укутана в пледы в кресле у огня, перекосившись, чтобы избежать боли в боку, и я никогда не выглядела хуже.

– Я остаюсь с вами?

Он, должно быть, услышал в моем голосе облегчение, поскольку его усталое лицо теплеет.

– Да. Похоже, меня простили за то, что дал вам встретиться с северными лордами, да спасет Господь их души. Но я получил испытательный срок как ваш опекун, меня предупредили, чтобы я больше не совершал ошибок.

– Мне так жаль, что я принесла в ваш дом столько бед.

Он качает головой.

– Ваше Величество, я знаю, что вы не хотели приносить мне беду. И знаю, что вы не стали бы затевать заговор против королевы-помазанницы. Вы могли хотеть свободы, но вы не угрожали ей.

Я опускаю глаза. Когда я поднимаю взгляд, он улыбается мне.

– Хотела бы я, чтобы вы были не только моим опекуном, но и советником, – очень тихо произношу я. – Я бы лучше справлялась, если бы за мной присматривал человек вроде вас.

На мгновение повисает тишина. Я слышу, как перекатывается бревно в камине, и вспышка пламени озаряет затененную комнату.

– Я тоже этого хочу, – очень тихо отвечает он. – Я бы желал увидеть, как вы станете прежней, как будете здоровы и вам ничего не будет грозить.

– Вы поможете мне?

Мой голос не громче треска огня.

– Если смогу, – отвечает он. – Если смогу, не теряя чести.

– И не говорите Бесс, – добавляю я. – Она слишком близкий друг Сесила, чтобы мне это ничем не грозило.

Я думала, он станет колебаться, ведь я прошу его стать моим союзником против жены. Но он бросается вперед.

– Бесс – его шпион, – говорит он, и я слышу в его голосе горечь. – Ее дружба с ним, возможно, спасла мне жизнь; но я не могу ее за это поблагодарить. Она его друг и союзник, его доносчик. То, что она ему докладывала, спасло меня. Его власть теперь в основе всего. Бесс всегда дружит с теми, кто могущественнее. Сейчас ее выбор – Сесил, хотя раньше был я.

– Вы не думаете, что у них…

Я хочу намекнуть на любовную связь. Но Шрусбери качает головой, прежде чем я успеваю сказать что-то еще.

– Это не неверность, это хуже, – грустно говорит он. – Это вероломство. Она видит мир так же, как он: как битву между англичанами и всем остальным миром, битву между протестантами и папистами. Награда для английских протестантов – власть и богатство, больше они ни о чем не заботятся. Они думают, что Господь их так любит, что посылает им богатства этого мира. Думают, что их богатство – знак того, что они все делают правильно и Бог их любит.

Он прерывается и смотрит на меня.

– Мой исповедник назвал бы их язычниками, – прямо говорит он. – Моя мать назвала бы еретиками.

– Вы истинной веры? – недоверчиво шепчу я.

– Нет, не теперь; но как все протестанты Англии, я вырос в старой церкви, я был крещен как папист, меня водили к мессе, я признавал власть Папы. И я не могу забыть то, чему меня учили в детстве. Моя мать жила и умерла в старой вере. Я не могу думать иначе просто для удобства королевы. Я не могу думать, как Бесс и Сесил, что мы можем читать помыслы Господа. Что нам не нужны священники или папа. Что мы все знаем, сами по себе и что доказательством тому служит благословение нашей алчности.

– Если я когда-нибудь стану королевой Англии, я позволю всем исповедовать их веру, – обещаю я.

Он кивает.

– Я знаю, что позволите. Знаю, что вы были бы самой… самой милостивой королевой.

– А вы – моим ближайшим другом и советником, – отвечаю я с улыбкой. – Вы были бы моим советником. Государственным секретарем и главой моего Тайного совета.

Я перечисляю титулы, которые присвоил себе Сесил. Я знаю, как глубоко Шрусбери к ним стремится.

– Так поправляйтесь быстрее, – говорит он, и я слышу в его голосе нежность. – Вы должны быть здоровы и сильны, прежде чем на что-то надеяться. Отдыхайте и выздоравливайте, моя… Ваше Величество.

Вести из Лондона меняют все. В каком мире мы живем! Все снова перевернулось, без предупреждения, почти без причины. Письмо мне пришло от Сесила, так что у меня есть основания ему не доверять. Но эти новости даже он не смог бы скрыть или выдумать. Шотландской королеве снова улыбается удача, и ее звезда опять восходит. Она – королева, чья удача прибывает и убывает, как море, и внезапно начался прилив. Ее сводный брат, узурпатор трона и ее главный враг, Морей, убит в Шотландии, и у ее страны снова нет правителя. Во главе Шотландии зияет дыра. У них нет никого, кто мог бы занять трон. Они должны ее вернуть. Больше никого нет. Удивительно, как раз тогда, когда она пала ниже, чем когда-либо в своей жизни, ее удача переменилась и она будет королевой.

Вместо того чтобы поспешить с этим письмом к Бесс, что я сделал бы еще несколько месяцев назад, я сразу перехожу двор, чтобы найти королеву. Ей лучше, слава богу. Я нахожу ее одетой в прекрасный черный бархат, она перебирает содержимое какого-то сундука, который мы возим из дома в дом, но который никогда не открывали. Она держит возле лица красную парчу, смотрит в зеркало и смеется. Думаю, я никогда не видел ее прекраснее.

– Милорд, не взглянете ли на это платье? – начинает она, но потом видит мое лицо и письмо у меня в руке, бросает платье своей подруге Мэри Ситон и быстро подходит ко мне.

– Джордж?

– Мне очень жаль, но я должен вам сообщить, что ваш сводный брат, лорд Морей, мертв, – говорю я.

– Мертв?

– Убит.

Я не могу ошибиться, ее лицо зажигается радостью. Я сразу понимаю, что она на это надеялась, и сразу же узнаю свое старое нежелание иметь дело с теми, у кого есть тайны. Возможно, это был ее план, и ее убийца нанес удар.

– А мой сын? Мой Иаков? У вас есть новости о моем сыне?

Это ответ матери. Это настоящая женщина. Я не должен был быть таким подозрительным.

– Он в безопасности, – заверяю ее я. – Ему ничто не грозит.

– Вы уверены? Ему точно ничего не грозит?

– Говорят, что так.

– Как вы узнали?

– От Сесила. Должно быть, это правда. Он пишет, что вскоре вам напишет королева. Она предложит вам нечто, что, как она надеется, разрешит все вопросы. Так она говорит.

– Ах! – выдыхает она, берет мои руки в свои и подходит ко мне поближе.

Она поняла, что это значит. В мире нет женщины, которая опередила бы ее.

– Чюсбеи, – говорит она. – Это мое новое начало. Теперь, когда Морей умер, шотландцам придется пустить меня обратно на трон. Больше нет никого, кто мог бы взять власть. Нет другого наследника. Елизавете придется меня поддержать – у нее нет выбора, больше никого нет. Или я, или никого. Ей придется меня поддержать. Я вернусь в Шотландию и снова буду королевой.

Она подавляет смешок.

– После всего! – восклицает она. – После всего, что с нами было. Они меня вернут.

– Да услышит вас Господь, – говорю я.

– Вы поедете со мной? – шепчет она. – Поедете моим советником?

– Не знаю, могу ли я…

– Поезжайте как друг, – предлагает она так тихо, что я слышу ее лишь потому, что склонил голову так, что губы ее возле моего уха, и я чувствую ее дыхание на своей щеке. Мы близки, как любовники.

– Мне нужен мужчина рядом. Тот, кто может командовать армией, кто будет из своих денег платить моим солдатам. Верный англичанин, чтобы общался от моего имени с Сесилом и Елизаветой. Мне нужен английский дворянин, который удержит доверие шотландских лордов и заверит англичан, что все в порядке. Я потеряла милорда герцога. Вы нужны мне, Чюсбеи.

– Я не могу оставить Англию… Не могу оставить королеву… или Бесс.

– Оставьте их ради меня, – просто говорит она, и когда она это произносит, все кажется таким ясным.

Почему нет? Почему мне не поехать с этой прекраснейшей женщиной и не беречь ее? Почему не последовать велению сердца? Одно волшебное мгновение я думаю, что мог бы просто поехать с ней – словно Бесс, королева и Англия не имеют значения. Словно у меня нет детей, нет пасынков и падчериц, нет земель, нет сотни родственников и больше арендаторов и рабочих, чем я могу сосчитать. Словно я мог бы просто убежать, как мальчик к девочке, которую любит. Мгновение я думаю, что так и надо сделать, что это мой долг перед ней, перед женщиной, которую я люблю. Я думаю, что человек чести поехал бы с ней, поехал и защищал бы ее от врагов.

– Оставьте их всех ради меня, – повторяет она. – Поезжайте со мной в Шотландию и будьте мне другом и советником.

Она умолкает. А потом произносит слова, которые я хочу услышать сильнее, чем какие-либо другие.

– О, Джордж. Любите меня.

У этой молодой женщины, которую, похоже, мне теперь придется терпеть и как соперницу, а не только как постоянную брешь в моих счетах, девять проклятых жизней, как у кошки, и удачлива она как черт. Она пережила надзор Гастингса, который уехал и оставил ее нам, хотя клялся, что скорее увидит, как она умрет, чем даст ей разрушить мир в Англии, она пережила северное восстание, хотя люди, лучшие, чем она, умрут на плахе за меньшие грехи, чем те, что она радостно совершила, она пережила опалу своего тайного жениха, хотя он заточен в Тауэр, а его слуги на дыбе. Она сидит в моем большом зале, вышивает тончайшим шелком, как я сама, перед огнем, в котором горит дорогая древесина, и все это время от нее к ее послу идут письма – а потом от него к Сесилу, от Сесила к королеве, из Шотландии им всем, и все, чтобы восстановить ее во славе на ее троне. После всего, что она сделала, все эти великие силы решительно настроены вернуть ей трон. Даже Сесил говорит, что в отсутствие другого шотландца королевского рода нужно восстановить ее.