Филиппа Грегори - Другая королева

Гастингс предсказывает, что северные лорды собираются учредить королевство Севера и ждать армию Елизаветы в месте, которое сами выберут. У них преимущество в числе, они также могут выбирать поле битвы. У них есть кавалерия, а в армии Елизаветы почти нет лошадей. Молодые всадники севера разрубят лондонских подмастерьев на куски. Гастингс мрачнеет при мысли о таком развитии событий; но все, что отодвигает битву, для меня становится хорошими новостями. По крайней мере, мне не придется сегодня или завтра сходиться в бою с моими земляками, с моими друзьями Уэстморлендом и Перси. Я страшусь мига, когда мне нужно будет приказать людям из Дербишира наточить их серпы против уроженцев Уэстморленда и Нотумберленда. Я страшусь дня, когда мне нужно будет приказать кому-то стрелять в родных. Я уверен, что мои люди откажутся.

Я ненавижу даже мысль о войне. Я думал, что Господь может призвать меня защищать мой дом от испанцев или французов, но я никогда не предполагал, что выйду на битву против своих соотечественников-англичан. Угрожать землякам под командованием человека, которого я знаю и с которым дружу всю жизнь, – у меня сердце от этого разорвется. Господи милосердный, Уэстморленд и Нотумберленд были мне товарищами, советчиками и родней всю жизнь. Мы троюродные братья, мы в свойстве, мы сводные кузены друг другу вот уже пять поколений. Если эти двое и их родные вышли под знаменем пяти ран Христовых, я поверить не могу, что я не на их стороне. Я их брат, я должен быть среди них.

Будет битва, и мне придется смотреть поверх ушей своего коня на их знамена, на их любимые, знакомые знамена и видеть в них врагов. Придет день, когда я увижу на той стороне честные английские лица, и мне все же придется скомандовать своим людям готовиться к смертоносной атаке; но это будет не сегодня. Слава богу, это будет не сегодня. Но единственная причина, по которой это будет не сегодня, – это их выбор. Они выбирают день. Мы уже побеждены.

Мой капеллан запирает дверь, и мы с моим двором слушаем мессу в эту удивительную ночь, словно мы – тайные христиане в катакомбах Рима, окруженные язычниками. И, как они, мы убеждены, что, пусть и кажется, что язычники могущественны и владеют миром, восторжествуем мы, и наша вера станет расти, пока не останется единственной.

Он заканчивает службу приглашением к молитве, оборачивает святые дары, убирает их в ларец и быстро уходит из комнаты. Только его шепот: «Счастливого Рождества», – отрывает меня от молитвы.

Я поднимаюсь с колен со скамеечки и задуваю свечи перед маленьким алтарем.

– Счастливого Рождества, – говорю я Агнес и Мэри, целуя их в обе щеки.

Мои придворные по одной выходят, останавливаясь, чтобы поклониться или присесть в реверансе и прошептать благословение. Я улыбаюсь им, они удаляются, и в комнате тихо и тепло.

– Открой окна, – говорю я Агнес и выглядываю наружу.

Звезды в черном небе остры, как алмазы. Я ищу северную звезду и думаю, что моя армия спит под ней на пути ко мне. Мне на ум приходит история, которую однажды рассказал мне Ботвелл, и я вдыхаю холодный-холодный воздух и издаю в ночи долгий слабый свист, похожий на вой ветра.

– Что вы делаете? – спрашивает Мэри, набрасывая мне на плечи шаль.

– Высвистываю бурю, – отвечаю я с улыбкой при мысли о Ботвелле, который высвистал себе бурю в ночь перед Карберри-Хилл. – Высвистываю бурю, которая донесет меня до самого трона.

Холодное время, и мало в этом году надежды на радостный праздник Рождества в моем доме. Это второе Рождество для меня и моего господина, которое испортила нам эта другая королева. Богом клянусь, хотела бы никогда о ней не слышать, и нечего думать, что я могла получить какую-то выгоду, служа ей. Вдали от дома, разлученная с детьми, не зная, как там моя мать, сестра, как мой дом, я тревожно жду вместе со всеми, когда придет северная армия. Гастингс высылает разведчиков трижды в день, чтобы мы хоть примерно понимали, где сейчас войска и когда дойдут до нас, но они большей частью слепо ездят среди тумана и дождя – они могли бы проехать в нескольких футах от армии северян и не увидеть ее.

Город укрепляли изо всех сил, но никто не сомневается, что мы не сможем выдержать осаду почти шеститысячной армии. У нас всего горстка людей, на чью верность мы можем положиться, граждане Ковентри нас защищать не станут. Они тоже хотят, чтобы королеву освободили. Нас тут не любят, мы армия захватчиков.

Я не могу перестать тревожиться за мать и сестру в Чатсуорте. Девочки мои в безопасности на юге, служат друзьям, учатся вести большие дома и заводят дружеские связи, которые пригодятся им в жизни, а мой мальчик Чарльз в школе. Но северная армия может пойти через Чатсуорт, и, хотя у моей матери хватит и решимости и отваги приказать им убираться с моей земли, что, если солдаты оскорбятся? Еще я волнуюсь за Генри, моего сына, и Гилберта, моего пасынка, – они оба при дворе. Я не могу перестать думать, что им может взбрести в голову пойти добровольцами сражаться за королеву на север, против врагов. Если мой Генри выйдет на битву против северной армии, клянусь, я сама обезглавлю королеву шотландцев. Я уверена, Роберт Дадли не позволит ему уйти, уверена, что королева это запретит. Но я снова и снова вздрагиваю, проснувшись ночью, уверенная, что мой мальчик добровольно выбрал опасный путь и сейчас марширует на север, чтобы встретиться с неостановимой армией предателей.

Гастингс получил письмо из Лондона, в котором обещается скорое облегчение и есть даже притворный оптимизм, но в нем сообщается чудовищная весть о том, что Барнард-Касл пал под натиском армии Севера. Сэр Джордж Боус держался королевы, но его люди, рискуя жизнью, спрыгнули со стены и примкнули к мятежникам. Один из них даже сломал ногу в своей решимости перейти на другую сторону, а горожане сами открыли ворота и зазвали восставших, распевая старые гимны, когда те входили. Они провели мессу в приходской церкви, вынесли спрятанные чаши для святой воды, золото, серебро, даже картины и витражи. Они объявили, что старая вера вернулась, возле креста на рыночной площади, и все жены фермеров понесли своих детей, чтобы их наконец-то правильно окрестили.

Все будет как раньше, я знаю; церковь станет центром жизни, монастыри и аббатства разбогатеют, вера будет восстановлена. Мир словно сплетается обратно сам, так умелый ткач выправляет распустившееся полотно. Я едва могу поверить, что сама не иду задом наперед, обратно, к своему доброму третьему мужу, Уильяму Сент-Лоу, к своему второму доброму мужу, Уильяму Кавендишу, который дал мне Чатсуорт и украл для меня золотые подсвечники из аббатства, мимо первого своего дома, всю дорогу до самого детства, когда я вышла замуж за первого мужа, чтобы сбежать от жизни бедной девочки без всякого будущего в Хардвике, а у матери моей не было даже права собственности на наш дом.

Я говорю королеве за обедом, что каждую ночь в эту ужасную пору ожидания мне снится, что я возвращаюсь в свое детство, и ее лицо загорается, словно это – чудесная судьба.

– Если бы я могла пожелать, что угодно, я бы вернулась во Францию, – говорит она. – Я снова была бы маленькой принцессой во Франции.

Я слабо улыбаюсь, словно соглашаюсь. Видит Бог, я бы тоже хотела, чтобы она оказалась там.

Королева поселена в лучшем доме в городе, который для нее недостаточно хорош. Мы с Бесс живем по соседству, вещи свалены в комнатах, слуги спят на скамьях. Грумы спят в конюшнях с лошадьми, люди Гастингса разместились в домах бедняков по всему городу. На рынке кончилась еда, вонь на улицах и от сточных канав невыносима. Нам придется переехать, какова бы ни была опасность, иначе в этих перенаселенных кварталах начнется мор. Гастингс написал Сесилу, но ответ приходит ко мне в нашу скудную ставку, его привозит очередной безымянный молодой человек. То, что теперь я – доверенный корреспондент, а Гастингсу не отвечают, сразу говорит мне все. Сесил должен быть в отчаянии. Сесил привел королеву на грань поражения, и теперь ему нужно, чтобы я вступила в переговоры с другой королевой.

Ваша дружба с королевой Шотландии должна теперь сослужить нам службу. У меня есть сведения, что повстанцы захватили порт Хартлпул, чтобы там могли высадиться войска испанцев. Испанский флот придет из Нидерландов и высадит армию, чтобы поддержать войска Севера. У нас нет сил, которые могут им противостоять, собрать их мы тоже не сможем.

В этих обстоятельствах вам надлежит любой ценой защитить королеву Шотландии и начать с ней переговоры, чтобы достичь соглашения. Скажите Бесс, Деверо и Гастингсу, что они должны уберечь ее любой ценой. Какие бы планы ни были у нас прежде, теперь они изменились – убедитесь, что они это усвоят. Она нам не угрожает, но она сейчас – наша единственная надежда на перемирие. Ее нужно уберечь и, если возможно, сделать ее другом и будущим союзником.

Выясните, что она примет. Мы поддержим ее возвращение на шотландский престол и гарантируем ей наследование престола Англии, если придется. Она должна будет обещать свободу веры, но сама может придерживаться своей веры, как королева. Ей придется выбрать будущего мужа на усмотрение ее Тайного совета. Если она все еще хочет Норфолка, может забирать его.

Как вы можете видеть, я считаю, что положение наше серьезно, очень серьезно. Я предвижу наше поражение от армии Севера, и нам нужно убедить королеву Марию не свергать королеву Елизавету. Мы рассчитываем, что вы придете к соглашению с нею, по которому королева Елизавета останется на своем троне. Если испанская армада войдет в наш порт и высадит армию, нам не спастись. Мы не можем даже подготовиться к столкновению с армией Севера. Все будет зависеть от соглашения, которого вы сможете достичь с королевой Марией. Прошу, употребите всю свою изобретательность, Шрусбери. В прошлом у нас могли быть разногласия, но, пожалуйста, отриньте их сейчас.