На следующий день Анна вступает в Сити. Я помогла ей облачиться в белое платье с пелериной, белую горностаевую мантию. На голове — золотой обруч, волосы под золотистой вуалью свободно падают на плечи. Въезжает в Лондон в паланкине, его несут два белых пони, а пэры из привилегированных портовых городов держат над ее головой золотой полог. Придворные в лучших нарядах следуют за ней пешком. Триумфальные арки, фонтаны, бьющие вином, верноподданнические стихи на каждой остановке, тем не менее процессия тянется по городу в полной тишине.

Молчание народа становится угрожающим. Мы движемся по узким улочкам к собору. Мадж Шелтон идет рядом со мной за паланкином.

— Господи, какой ужас, — бормочет она.

Город мрачен. Тысячи людей вышли на улицы, но они не машут флагами, не благословляют Анну, не выкрикивают ее имя. Они с жадным любопытством смотрят на женщину, свершившую такие перемены в Англии, в короле, перекроившую в конце концов королевскую мантию на свой лад.

Вступление в Лондон оказалось безрадостным, да и коронация, торжество в давящей тишине, не лучше. Анна в малиновом бархатном платье, отделанном мягчайшим, белейшим горностаевым мехом, в пурпурной мантии, мрачна как грозовая туча.

— Разве ты не счастлива, Анна? — спрашиваю, поправляя шлейф ее платья.

Улыбка Анны больше похожа на гримасу.

— Я — самая счастливая, — роняет она с горечью, цитируя свой же девиз. — Самая счастливая, разве не так? Достигла всего, чего желала, хотя никто в это не верил. Но я верила в себя, и вот — я королева, жена короля Англии, я сбросила с трона Екатерину, заняла ее место, я — счастливейшая женщина на свете.

— И он тебя любит, — подхватываю я, памятуя о том, как переменилась моя жизнь из-за любви хорошего человека.

Анна пожимает плечами.

— Да, конечно, — равнодушно говорит она и поглаживает живот. — Если бы только знать, что будет мальчик. Ах, если бы во время коронации принц уже лежал в колыбели.

Я неловко глажу сестру по плечу. С тех пор как мы перестали делить постель, нам нечасто случается прикоснуться друг к другу. У нее куча камеристок, я больше не расчесываю ей волосы, не шнурую платье. Она по-прежнему близка с Георгом, а от меня все больше отдаляется. Она украла моего сына, теперь нас разделяет глубокая невысказанная обида. Но странно — я чувствую, она вверяет мне свою слабость. Королевское достоинство сползает с нее как глазурь со статуэтки.

— Не так долго осталось ждать, — нежно говорю я.

— Три месяца.

В дверь постучали, вошла Джейн Паркер, лицо горит от возбуждения.

— Вас ждут! — выпалила она, задыхаясь. — Пора! Готовы?

— Вы что-то сказали? — холодно переспрашивает Анна.

В одно мгновение моя сестра прячется за маской истинной королевы. Джейн делает реверанс.

— Прошу прощения, ваше величество. Я хотела сказать, ваше величество уже ждут.

— Я готова.

Анна поднимается на ноги. Придворные входят в комнату, дамы берутся за длинный шлейф, я поправляю ей прическу, чтобы длинные темные волосы красиво лежали на плечах.

На мою сестру, девчонку из семьи Болейн, сейчас возложат корону королевы Англии.

Ночь после коронации я провела с Уильямом, в своей спальне в Тауэре. Я делила комнату с Мадж Шелтон, но она шепнула, что не вернется до утра. Мы с мужем улизнули, не дожидаясь конца праздника, заперли дверь, подбросили дров в камин, разделись и не торопясь предались любви. Среди ночи проснулись, обнялись и снова задремали, а в пять часов, когда уже начинало светать, проснулись счастливые, опустошенные и страшно голодные.

— Пойдем, — сказал мне Уильям. — Надо найти что-нибудь поесть.

Мы оделись, я взяла накидку с капюшоном, чтобы скрыть лицо, и выскользнули из спящего Тауэра на лондонские улицы. Казалось, половина жителей города валяется пьяная в канавах, ведь повсюду било из фонтанов даровое вино — отметить триумф Анны. Переступая через лежащие тела, мы отправились вверх по холму к францисканскому монастырю.

Идем рука об руку, не беспокоясь, что нас увидят — весь город пьян. Уильям привел меня к лавке пекаря, посмотрел наверх — идет ли дым из кривой трубы.

— Пахнет хлебом! — объявила я, втянув носом воздух, и сама удивилась, что такая голодная.

— Постучусь, пожалуй. — Уильям стукнул молоточком в боковую дверь.

Послышался приглушенный шум, дверь резко распахнулась, на пороге мужчина, красное лицо припорошено мукой.

— Могу я купить хлеба? — спросил Уильям. — И позавтракать?

Пекарь только моргал — на улице уже совсем светло.

— А деньги у вас есть? — угрюмо осведомился он. — Бог свидетель, у меня у самого ничего не осталось.

Уильям потянул меня в пекарню. Внутри тепло, пахнет упоительно. Все запорошено мукой, даже стол и табуреты. Уильям обтер сиденье своим плащом и усадил меня.

— Немного хлеба, — попросил он. — Две кружки эля. Фрукты для дамы, если найдутся. Сварите пару яиц, может быть, еще чуть-чуть ветчины или сыра — словом, чего-нибудь вкусненького.

— Я только что посадил в печь первую порцию хлеба, — проворчал пекарь. — Сам еще не завтракал. Где уж бегать за ветчиной для господ.

Блеснула, звякнула серебряная монета, и мигом все изменилось.

— У меня в кладовой найдется превосходная ветчина и кусок сыра, только что из деревни, мой кузен сам делал. Сейчас встанет жена и нальет вам по кружечке эля. Она отлично варит пиво, вкусней во всем Лондоне не найти.

— Благодарю вас, — вежливо ответил Уильям и подмигнул мне. Уселся рядом, рука удобно покоится у меня на талии.

— Только что поженились? — спросил пекарь, вынимая хлеб из печи.

— Да, — ответила я.

— Совет да любовь, — произнес он с сомнением, выкладывая хлеб на деревянный прилавок.

— Аминь! — спокойно сказал Уильям. Притянул меня к себе, поцеловал в губы, шепнул на ухо: — Я буду любить тебя вечно.

Уильям проводил меня до калитки, ведущей в Тауэр, сам он собирался нанять лодочника и спуститься по реке через шлюзовые ворота. Мадж Шелтон уже успела вернуться, но была так поглощена своими делами — она поспешно переодевалась и причесывалась, что даже не спросила, куда я так рано выходила. По-видимому, добрая половина двора проснулась сегодня утром в чужих постелях. Успех Анны, возлюбленной, ставшей женой, вскружил голову каждой незамужней девчонке в королевстве.

Я ополоснула руки и лицо, сменила платье, чтобы идти с Анной и остальными дамами к заутрене. В первый день после коронации Анна оделась роскошно — темное платье и чепец расшиты драгоценными камнями, длинная нитка жемчуга дважды обвивает шею, как всегда, золотая подвеска с буквой „Б“ — Болейн, в руках — молитвенник в золотом переплете. Кивнула мне, я присела в глубоком реверансе. Следую за подолом ее платья, будто это большая честь для меня.

После мессы и завтрака с королем Анна занялась преобразованием своего двора. Многие из слуг королевы Екатерины без труда перенесли свою преданность на Анну. Как и все мы, следуют за восходящей звездой, а не за потерпевшей неудачу королевой. Я заметила в списке имя Сеймур.

— Собираешься сделать эту девчонку Сеймур придворной дамой? — полюбопытствовала я.

— Которую? — лениво поинтересовался Георг, придвигая к себе список. — Агнесса, говорят, известная шлюха.

— Джейн, — ответила Анна. — У меня будут тетя Елизавета и кузина Мария. Достаточно Говардов, чтобы перевесить влияние одной-единственной Сеймур.

— Кто просил за нее? — осведомился Георг.

— Все непрерывно просят, — устало ответила Анна. — Думаю, одна-две дамы из других семей будут кстати, не могут же Говарды получить все.

— А почему бы и нет? — рассмеялся Георг.

Анна отодвинула свой стул от стола, положила руку на живот, тяжело вздохнула.

— Устала? — встревожился Георг.

— Живот схватило. — Она взглянула на меня. — Это не страшно? Короткие приступы боли. Это не имеет значения?

— Помню сильные боли с Екатериной, а роды были легкие и в срок.

— Ты хочешь сказать, будет девочка? — забеспокоился Георг.

Как же они похожи! Длинные болейновские носы, вытянутые лица, горящие глаза. Те же черты я всю жизнь вижу в зеркале, только теперь у меня исчезло это алчное выражение лица.

— Успокойся, Георг. Почему бы ей не родить сыночка? А вот волноваться действительно вредно.

— С тем же успехом ты можешь сказать, что дышать вредно, — огрызнулась Анна. — Легко ли носить в животе все будущее Англии. Помнишь, у королевы выкидыш за выкидышем случался.

— Потому что она не была королю настоящей женой, — успокоил Георг. — Их брак не был законным. А тебе Бог пошлет сына.

Она вытянула руки, Георг крепко сжал их. Смотрю на брата с сестрой и понимаю — отчаянного честолюбия не убавилось, столько же, не меньше, чем когда они были детьми мелкого дворянина в самом начале карьеры. Слава Богу, мне уже это безразлично.

Помолчала минуту, потом решилась:

— Георг, я слышала сплетни, которые не делают тебе чести.

Он ответил веселой, озорной улыбкой.

— Это серьезно.

— От кого ты слышала?

— При дворе ходят слухи, что сэр Франциск Уэстон связался с плохой компанией и ты вместе с ним.

Он быстро взглянул на Анну — что она знает? Сестра с интересом ждет продолжения. Совершенно ясно, она ничего не подозревает.

— Сэр Франциск — верный друг.

— Королева говорит! — Георг явно хочет свести разговор к шутке.

— Она и половины не знает, в отличие от тебя.

Анна встревожилась:

— Я должна быть безупречна. А то у кого-нибудь будет повод нашептывать королю про меня гадости.

Георг погладил ее по руке:

— Тебе не о чем беспокоиться. Парочка ночных кутежей, где все слишком много выпили, шлюхи, карточные проигрыши. Клянусь, я тебя не опозорю.