— Никогда он на тебе не женится. А если и так, подумай хорошенько. Погляди на королеву, прежде чем метить на ее место. Вглядись — на ее лице следы страдания, спроси себя — много ли радости принесет тебе брак с ее мужем.

Анна помедлила, прежде чем открыть дверь.

— За короля выходят не для радости.

В феврале у меня побывал еще один посетитель. Мой муж Уильям Кэри пришел рано утром, я завтракала хлебом с ветчиной и элем.

— Не хочу прерывать ваш завтрак. — Он остановился в дверях.

Я подозвала горничную:

— Убери.

Я чувствовала себя неловко — такая толстая и тяжелая на фоне его ухоженной красоты.

— Я пришел передать вам наилучшие пожелания от короля. Он просил сообщить, что милостиво дал мне очередную должность. Я опять ваш должник, мадам.

— Рада за вас.

— По его великодушию я понял, что должен дать ребенку свое имя.

Я неловко подвинулась в постели.

— Он никогда не говорил мне, чего хочет. Но я думала…

— Еще один Кэри. Чудная семейка получается!

— Да.

Он поцеловал мне руку, как будто вдруг раскаялся, что дразнил меня.

— Такая бледная и измученная. Нелегко на этот раз?

От неожиданной доброты на глаза навернулись слезы.

— На этот раз нелегко.

— Не боитесь?

Я положила руку на огромный живот:

— Немного.

— К вашим услугам лучшие повивальные бабки в королевстве, — напомнил он.

Я кивнула. Не было смысла говорить — обо мне и раньше заботились самые лучшие повитухи, и они провели три ночи подряд, стоя вокруг моей кровати и обсуждая самые страшные истории о смерти младенцев, какие только можно себе представить.

Он повернулся к двери:

— Я передам его величеству, что вы выглядите цветущей и жизнерадостной.

Тень улыбки скользнула по моему лицу.

— Хорошо. И пожалуйста, уверьте его в моем совершенном почтении.

— Он очень интересуется вашей сестрой, — заметил Уильям.

— Она очень интересная женщина.

— Не боитесь, что займет ваше место?

Я обвела рукой темную комнату, тяжелый полог, жаркий огонь и свою собственную бесформенную тушу на кровати.

— Бога ради, муженек, сегодня утром я готова любой уступить свое место.

Он расхохотался, взмахнул шляпой в поклоне и вышел. Я продолжала молча лежать, глядя, как полог кровати тихонько колеблется в неподвижном воздухе. Начинался февраль, роды ожидались не раньше середины месяца, казалось, до этого еще целая жизнь.

Слава Богу, он родился раньше. И слава Богу, мальчик. Мой маленький сыночек родился в четвертый день февраля. Признанный, здоровенький сын короля — Болейны получили все, что хотели, и могли начинать игру.

Лето 1526

Но их игра не удалась.

— Бога ради, что с тобой происходит? — Мать требовала ответа. — С родов прошло три месяца, а ты все еще бледна как смерть. Ты нездорова?

— У меня не прекращается кровотечение. — Я ждала сочувствия, но на ее лице читалось только раздражение. — Наверно, истеку кровью и умру.

— Что говорят повитухи?

— Все прекратится в свое время.

Мать только фыркнула.

— Ты растолстела, Мария, — проворчала она, — и стала такая скучная.

Мои глаза наполнились слезами.

— Сама знаю, — покорно ответила я. — Я скучаю…

— Ты подарила королю сына. — Мать старалась подбодрить меня, но в голосе ясно проскальзывало нетерпение. — Любая женщина в мире все на свете отдала бы за это. Давно бы вылезла из кровати, чтоб быть рядом с ним, смеяться его шуткам, петь его песни, скакать с ним бок о бок.

— Где мой сын? — прервала я ее рассуждения.

На мгновение она смутилась:

— Ты прекрасно знаешь где. В Виндзоре.

— Вы знаете, когда я видела его в последний раз?

— Нет.

— Два месяца назад. Вернулась из церкви после очистительной молитвы, а его уже нет.

Она была озадачена.

— Но его и должны были забрать. О нем хорошо заботятся.

— Другая женщина.

Моя мать искренне недоумевала:

— Какая разница? За ним хорошо ухаживают, его назвали Генрихом в честь короля. — В ее голосе звучало неприкрытое ликование. — Перед ним открыты все пути!

— Но мне его не хватает.

— Что?

Как будто я заговорила на другом языке, каком-нибудь совершенно непостижимом — по-русски или по-арабски.

— Я скучаю по нему, я скучаю по Екатерине.

— Поэтому ты такая грустная?

— Я не грустная, я несчастная. Несчастная настолько, что не хочу ничего делать, только лежать лицом в подушку и плакать.

— Из-за того, что скучаешь по детям? — переспросила мать, словно подобная мысль была ей совершенно чужда.

— Разве вы никогда не скучали по мне? — Я почти кричала. — Ну не по мне, по Анне? Нас отправили во Францию, когда мы были совсем маленькими. Вам нас хоть немного недоставало? Кто-то другой учил нас читать и писать, помогал встать, когда мы падали, учил верховой езде. Неужели вам никогда не хотелось видеть своих детей?

— Нет, — ответила она просто. — Я не смогла бы найти лучшего места для вас, чем французский двор. Только плохая мать стала бы держать вас дома.

Я отвернулась. Слезы текли по щекам.

— Повеселеешь, если снова увидишь сына?

— Да, матушка, я буду так счастлива, если увижу его. И Екатерину.

— Хорошо, я скажу дяде, — пообещала она нехотя. — Но ты должна развеселиться по-настоящему — улыбаться, смеяться, танцевать, радоваться жизни, так чтоб на тебя было приятно смотреть. Тебе нужно постараться вернуть короля.

— Ну, он недалеко ушел, — не удержалась я от колкости. Она не смутилась ни на минуту.

— Слава Богу, Анна поймала его. Она дразнит его, как комнатную собачку, и крепко держит на поводке.

— Тогда чем она вам не подходит? Зачем возиться со мной?

Быстрота ответа свидетельствовала — этот вопрос уже обсуждался на семейном совете.

— Потому что ты родила ему сына. Бастард Бесси Блаунт уже герцог Ричмондский, и наш малыш Генрих имеет такие же права. Ничего не стоит аннулировать твой брак с Кэри, а потом брак короля с королевой. Будем надеяться, он женится на тебе. Анна — просто приманка, пока ты рожала. Мы возлагаем наши надежды на тебя.

Она остановилась, ожидая бурного выражения радости. Я промолчала, и матушка продолжила чуть более резко:

— Вылезай из кровати, пусть тебя горничная причешет и зашнурует потуже.

— Я могу выйти к обеду, я не больна. Говорят, кровотечение не имеет значения, может, оно и так. Могу сесть рядом с королем, смеяться и уговаривать его спеть. Но, матушка, не будет веселья в моем сердце. Постарайтесь меня понять. Я больше никогда не буду веселой. Пропала моя радость, пропала навсегда. Никто не узнает, как это ужасно.

— Улыбнись, — решительно приказала мать.

Чуть не плача, я растянула губы.

— Сойдет. Продолжай в том же духе, и я постараюсь, чтоб ты повидалась с детьми.

Дядя явился после обеда. С удовольствием оглядел мою новую комнату, он еще не видел, как роскошно я устроилась. Мои личные покои не меньше, чем у королевы. Четыре дамы ожидают моих приказаний. А еще две горничные и паж. Король даже обещал мне собственного музыканта. Позади гостиной располагается спальня, которую я делю с Анной, и еще одна маленькая уединенная комнатка, где я могу побыть одна — почитать или просто посидеть. Почти каждый день я уходила туда, плотно прикрывала дверь и рыдала на свободе.

— Ты хорошо устроилась.

— Спасибо, дядя Говард, — вежливо ответила я.

— Твоя мать сказала, что ты скучаешь по детям.

Я кусала губы, стараясь удержаться от слез.

— Бога ради, для чего ты так себя ведешь?

— Не знаю, — прошептала я.

— Тогда улыбнись.

Я изобразила гримасу, удовлетворившую когда-то мать. Дядя кивнул:

— Сойдет. Не думай, что можно лениться и валять дурака просто потому, что ты родила сына. Что толку от ребенка, пока ты не поднялась на следующую ступень.

— Я не могу заставить его жениться, — спокойно возразила я. — Он женат на королеве.

Дядя прищелкнул пальцами:

— Господи, женщина, ты что, ничего не понимаешь? Это больше ничего не значит. Не миновать войны с ее племянником. Король почти в союзе с Францией, с Папой, с Венецией. Неужто ты так невежественна, что этого не знаешь?

Я покачала головой.

— Ты должна разбираться в политике, — отрезал он. — Посмотри на Анну. Новый союз направлен против Карла Испанского, и когда они начнут побеждать, Генрих присоединится к ним. Королева приходится теткой врагу всей Европы. Она больше не имеет на короля никакого влияния. Она — тетка изгоя.

Я недоверчиво покачала головой:

— Не так давно она была спасительницей страны, вспомните Павию.

Он снова щелкнул пальцами:

— Все позабыто. Ладно, теперь о тебе. Твоя мать сказала — ты нездорова.

Я колебалась. Дяде доверять нельзя — это я понимала ясно.

— Нет.

— Изволь оказаться у короля в постели не позднее чем через неделю, Мария, или никогда не увидишь своих детей. Ясно?

Я только рот раскрыла. Такая жестокая сделка мне и в голову не могла прийти. Дядя повернул свою ястребиную голову и посмотрел на меня в упор.

— На меньшее я не согласен.

— Вы не сможете запретить мне видеться с детьми.

— Смогу, вот увидишь.

— Я в милости у короля.

Он с силой хлопнул по столу:

— Ничего подобного, вот в чем дело! Король тебе не поможет, и я тебе помогать не буду. Очутишься у него в постели — и делай что хочешь. Можешь попросить его устроить детскую и качать детей, сидя на английском троне. Можешь даже меня изгнать. А пока — ты не более чем старая, глупая, ни на что не годная шлюха.