Слезы хлынули у нее из глаз и покатились по щекам.

– Давай, проходи к огню. Но сперва снимем-ка пальто, – сказал Питер.

Он провел девочку через кухню в гостиную, попутно стянув с нее пальто, потом шарф и, наконец, шерстяную шапку, но когда попытался усадить Мэгги на диван, она отпрянула со словами:

– О нет! Тетя Ханна придет с минуты на минуту. Я от мамы слышала, что она работает и возвращается в...

– Но ты ведь хочешь с ней поговорить, верно?

– Нет. Н-не с ней. То есть я подумала, что...

– Тихо, тихо. Не плачь. Не надо плакать. Что ты подумала?

– Что... что я могу сказать вам, а вы передадите ей мои слова. Понимаете, они... они больше меня не любят. Никто из них, совсем никто.

– О, это глупости!

– Нет, мистер Питер, не глупости. Мама и папа теперь не разговаривают при мне, как раньше, ни словечком не перекидываются. Они даже со мной не разговаривают. Говорят со мной, но не разговаривают. Понимаете, о чем я?

Да. Да, он понимал, прекрасно понимал и отчетливо видел сложившуюся ситуацию.

– Но они любят тебя, Мэгги, – сказал Питер то единственное, что мог сказать.

– Уже нет. И Винни вчера на меня взъелась. – Мэгги всхлипнула и, утерев лицо влажным носовым платком, продолжила: – Она… попрекала, что теперь к тете Ханне любому из нас дорога заказана. И все из-за меня и моего слишком длинного языка. Вы же знаете, что я натрепала, когда мы здесь были … Я-то просто хотела всех рассмешить, но, как сказал папа, только святой поверил бы в то, что они с мамой не говорили таких слов о тете Ханне. Он это сказал тем самым вечером, а еще всыпал мне. Никогда и пальцем меня не трогал, а тут взял и всыпал. А мама добавила, что давно пора, а потом они спорили, и это было ужасно, ужасно. И теперь они ничегошеньки при мне не обсуждают, и никто-никто не любит меня, мистер Питер, совсем никто, даже Джон. Даже он все время твердит, что я гадкая.

Тут Мэгги зашлась в плаче, и Питер, притянув ее к себе, попытался утешить:

– Тебе так только кажется.

Хотя сам он был вполне уверен, что в рассказе девочки нет выдумки. Просто родительское возмущение дошло до опасной для Мэгги точки. Взглянув на часы, Питер сказал:

– Теперь послушай. Я кое-что придумал. Хозяева вот-вот должны вернуться, но у меня наверху очень удобная гостиная. Правда, камин там, – склонив голову набок, Питер поморщился, – всего лишь искусственные поленья, хотя выглядят точь-в-точь как настоящие. Поднимайся наверх, а я все объясню твоей тете и передам ей, что ты раскаиваешься. Потом можешь спуститься и поздороваться с мистером Дэвидом.

– Я не хочу встречаться с мистером Дэвидом, в глаза ему стыдно смотреть.

– О, ты посмотришь на него, или он посмотрит на тебя и захочет узнать, отчего ты такая глупышка.

– Я... я совсем не глупышка, мистер Питер.

Ее голос окреп, и Питер заметил:

– Прошу прощения. Мне не следовало так говорить. Ты не глупышка, конечно же, нет. Наоборот, ты очень сообразительная маленькая девочка, Мэгги.

– Мне уже никогда не бывать маленькой девочкой, – жалобно сказала она.

Питер взял Мэгги за руку и решительно поднял с дивана, затем собрал со стула ее влажную одежду и скомандовал:

– Я положу вещи в сушильный шкаф, а тебе пора подниматься наверх.

Гостиная Питера оказалась очень уютной. Два больших кожаных кресла стояли по обе стороны пылающего искусственным пламенем камина. Кремовый прикаминный коврик оттенял большой красный ковер, а за ковриком располагался продолговатый низкий стол из палисандрового дерева. Также в комнате находилось мягкое кресло, которое раскладывалось в односпальную кровать. У дальней стены стояли два книжных шкафа со стеклянными дверцами, а между ними – конторка с откидной крышкой. Расположенные в торцах гостиной окна выходили на разные стороны: одно – на парадный вход, а второе – на оживленную улицу, примыкавшую к задней части здания.

– Разве здесь не уютно? Но вряд ли тебе понравится в одном из этих жестких кожаных кресел. Подожди минутку! – Сдвинув в сторону стол, Питер приставил к огню мягкое кресло. – Теперь садись. Так тебе будет удобнее.

Мэгги послушно села и, крепко сцепив ладони, сдавила их коленями. Лицо ее все еще было залито слезами, но она уже не плакала. Тем не менее Питер отправился в ванную и вернулся оттуда с маленьким полотенцем. Промокнув лицо Мэгги, он сказал:

– Вот и все! Так гораздо лучше, верно? Теперь я приготовлю чай и угощу тебя кусочком моего фирменного бисквита.

– Спасибо. – Губы у Мэгги вновь задрожали. – Но... но я пока не могу проглотить ни крошки.

– Тогда просто чашечку чая?

Питер склонился над девочкой и она, взглянув на него, прошептала:

– Пожалуйста.

Уже у двери Питер оглянулся.

– Я могу задержаться на пару минут, если твоя тетя вернется. Ты ведь хочешь, чтобы я поговорил с ней? – Мэгги медленно кивнула, и Питер продолжил: – А пока вон на той полке в углу есть газеты и журналы. Можешь их полистать. Я вернусь сразу, как только управлюсь.

Питер приготовил чай и тут услышал, как в замке парадной двери поворачивается ключ. Это послужило ему сигналом пойти и снять цепочку. Он впустил в дом Ханну и Дэвида, которые, зайдя с мороза, дружно воскликнули:

– Как хорошо оказаться дома!

Питер помог Ханне снять пальто и доложил:

– У нас гостья, мадам.

Услышав новость, Дэвид, тоже снимавший пальто, обернулся. Лицо его потемнело, и он мрачно переспросил:

– Гостья? Где она?

– О нет, гостья другого рода, сэр. Это... это ваша племянница, мадам, юная Мэгги.

– Мэгги? Одна? Как же так?..

– Пройдите к огню и погрейтесь, а я вкратце объясню, почему она здесь, а затем отнесу ей чай.

За пару минут Питер пересказал им слова Мэгги и добавил:

– Осмелюсь заметить, мадам, что здесь нужно проявить величайший такт, потому что, на мой взгляд, девочка крайне взволнована. Понимаете, прошло уже несколько дней с того чаепития, и то обстоятельство, что отец побил Мэгги, наглядно показывает, как нетерпимо он воспринял ее поведение. Девочка настаивает, что она просто хотела всех рассмешить, но не думаю, мадам, что с тех пор ей хоть раз довелось смеяться. Она уверена, что ее никто не любит, и нынешнее отношение родителей лишь укрепляет в ней эту уверенность. Мэгги очень проницательна и, рассказывая мне о случившемся, заметила, что ее родители... говорят с ней, но не разговаривают.

Обеспокоенная Ханна схватилась за голову и обернулась к Дэвиду:

– Джейни, наверное, сходит с ума. Я должна позвонить ей и сообщить, что Мэгги у нас.

– Я сам позвоню, – вызвался Дэвид. – А ты ступай наверх и повидайся с ней.

Но Питер удержал их.

– Осмелюсь сказать, сэр, я не стал бы прямо сейчас заводить разговор с Мэгги. Дождитесь, пока она выпьет чаю и успокоится. Почему бы вам не пойти переодеться, а я тем временем накрою на стол. Вы покамест обдумаете, как действовать дальше. И если позволите, мадам, я позвоню вашей сестре и сообщу, что Мэгги здесь и с ней все в порядке.

Ханна и Дэвид переглянулись, а затем почти синхронно повернулись и пошли в спальню.

Питер вернулся на кухню за подносом, отнес его наверх и, поставив на маленький столик рядом с Мэгги, сказал:

– Я поговорил с ними. Все будет хорошо. Выпей чаю, а они скоро придут. – Питер улыбнулся. – Поверь мне, все уладится, и с твоими мамой и папой тоже. Вот увидишь.

То, что случилось потом, произошло внезапно и стремительно и врезалось в память Питера до самой смерти…

Ему не привиделась Кэрри, она стояла перед ним во плоти. Первый раз в жизни Питер задрожал от страха, который зародился вовсе не в животе, подобно большинству страхов, а, как ни странно, поднялся от самых ступней и породил такое чувство, словно земля уплывает из-под ног.

А дальше что-то случилось с сердцем: казалось, оно вот-вот выпрыгнет из груди. В конце концов Питер дал выход панике через ловивший воздух рот, испустив продолжительный звук:

– О-о-о-ох!

Достигший его сознания голос Кэрри звучал совершенно спокойно:

– Тебе не стоит так удивляться при виде меня, Питер. Дверь была не заперта, хотя я все равно вошла бы в этот дом. У меня есть запасной ключ. – Она подняла ключ и покачала им в воздухе.

Питер направился было к двери в гостиную, но Кэрри преградила ему дорогу.

– Куда это ты собрался? – спросила она.

– Я… я... – забормотал Питер. – Я лишь хотел…

– Да, хотел доложить хозяину о нежданной гостье? Не утруждайся, Питер, я сама сообщу о своем прибытии.

Он поспешно потянулся за скалкой, но Кэрри его опередила – схватила скалку и оттолкнула Питера. Тогда он решил закричать, чтобы поднять тревогу, но Кэрри предотвратила это, ударив его кулаком по губам, на что Питер отработанным годами рефлекторным движением лягнул ее в лодыжку.

Изрыгнув проклятие, Кэрри вцепилась в горло Питера, да такой мертвой хваткой, что кричать он уже не мог — не хватало воздуха. Последнее, что он помнил: как предпринял попытку вырвать у Кэрри скалку, но безумица в ответ огрела его по голове.

Тело его словно рассыпалось на сотни мелких частичек, и все они устремились к потолку лишь для того, чтобы собраться там воедино и увлечь разум в темноту. Питер уже не осознавал, что, соскользнув по телу Кэрри, рухнул на пол, и не видел, как мучительница нависла над ним, готовая ударить снова.

Она постояла с минуту, тяжело дыша и глядя на дверь в гостиную. На лице Кэрри отразилось недоумение. Почему никто еще не явился? Она медленно подошла к двери.

Оглядев комнату, сумасшедшая заметила чайный столик на колесиках у изголовья дивана. Каждую полку устилала белая салфетка. Кэрри перевела взгляд на дальнюю дверь, ведущую в спальню, откуда доносились голоса.