* * *

Ханна сидела в ожидании в гостиной «Сосен», когда приехала маленькая группа скорбящих. Три директора с фирмы мистера Дрейтона, а также поверенный, его помощник и сам Хамфри вышли освежиться, а в гостиную заглянула сиделка со словами:

– Миссис Дрейтон приносит свои извинения, она скоро подойдет.

Ханна наклонила голову и улыбнулась сиделке, продолжая ждать. Минут через десять появилась миссис Дрейтон.

– Дорогая, ты чем-нибудь угостилась?

– Выпила чашку чая – больше ничего не хотелось, спасибо.

– Вот и мне тоже больше ничего не хотелось. Что ж, пора двигаться дальше. Готовься. – На лице пожилой дамы появилось подобие улыбки, и она добавила: – Готовься подставить мужу стул, когда он увидит, что ты здесь.

Ханна улыбнулась, но промолчала; затем миссис Дрейтон позвонила в колокольчик и попросила подошедшую сиделку:

– Пожалуйста, не могли бы вы сообщить джентльменам, что мы готовы?

Первым, с важным видом, будто он уже всему хозяин, появился Хамфри и тут же застыл, схватившись за дверной косяк и преградив путь остальным. Все краски сникли с лица, когда он увидел, что в дальнем углу комнаты, на диванчике возле миссис Дрейтон сидит Ханна.

Помощник поверенного слегка подтолкнул его, и Хамфри буквально ввалился в комнату, где, оглядевшись, доковылял до последнего из пяти стоявших в ряд стульев и сел почти напротив Ханны. Он уставился на нее, и по выражению его лица было ясно, что он совершенно ошарашен. Рот слегка приоткрылся, глаза выпучились, ноздри раздувались.

Поверенный с помощником присели за стол, на котором лежало несколько папок, а трое директоров расположились рядом с Хамфри.

Мистер Морган открыл документ, прокашлялся, поправил галстук и начал:

– Возможно, вы посчитаете, что для такого солидного человека, как мистер Дрейтон, это завещание чрезмерно короткое, но по мере оглашения вы поймете, что тому причиной. – Юрист с улыбкой обвел присутствующих взглядом и продолжил: – Обычно самые властные люди одновременно самые немногословные, и все мы помним, что мистер Дрейтон всегда говорил только по существу. – Поверенный зачитал обычную преамбулу и перешел к сути: – «Потребовались бы горы бумаги, чтобы записать все мои пожелания к будущему компании, поэтому я оставляю дело своей жизни в надежных руках моей жены – прекрасной, компетентной, деловой женщины. Именно она взяла на себя труд изменить мое мнение по поводу предложений, которые я ранее отклонял: предложений от вас, мистер Фергюсон, относительно наших проектов в Манчестере, и от вас, мистер Петти, по поводу двух наших фабрик в западном графстве. Теперь означенным предложениям будет дан ход. Перечень тех лиц, которых стоило бы упомянуть в качестве выгодоприобретателей, я опять-таки оставляю на усмотрение моей доброй жены. Назову единственного человека, и только по настоянию супруги, так как мы считаем, что в этом случае произошла вопиющая несправедливость. Следует предоставить компенсацию за то, как обходился с этой дамой муж последние три года, а также за клевету на ее репутацию. Я подразумеваю миссис Ханну Дрейтон, жену Хамфри Дрейтона, который считается моим племянником, но не приходится мне кровным родственником, так как его отец был мне лишь сводным братом. Итак, я оставляю миссис Ханне Роуз Дрейтон сумму в пятьдесят тысяч фунтов, хотя никакие деньги не в силах компенсировать опороченную репутацию и одиночество из-за пренебрежения на протяжении последних трех лет».

В комнате воцарилось молчание. Ханна не могла поднять глаз на Хамфри. Видела лишь его руки, безвольно повисшие на деревянных ручках кресла, будто тот лишился чувств. Никто не смотрел в его сторону, не считая миссис Дрейтон, а в ее взгляде не просматривалось даже намека на жалость.

И хотя телом Хамфри обмяк, мускулы на его лице напряглись, глаза округлились, а челюсти стиснулись, кривя рот в гримасе. С лица схлынули все краски.

Ханна с трудом осознавала услышанное. Пятьдесят тысяч фунтов! Целое состояние. Нет, нет, в это невозможно поверить. В растерянности глядя на мужчину напротив, она вдруг поняла, что хоть и желала справедливости, но предпочла бы, чтобы та восторжествовала каким-нибудь другим способом. Разоблачение – да, и даже непременно, но ей совсем не хотелось, чтобы Хамфри обчистили до нитки его дядя и женщина, которая сейчас удовлетворенно сидит рядом с ней. Ханна почувствовала, что вот-вот свалится в обморок. Она словно со стороны услышала, как тихий голосок произнес:

– Можно стакан воды?

Ее рука указала на графин со стаканами возле поверенного. Потом Ханна осознала, что миссис Дрейтон поднесла стакан к её рту, и сделала глоток, пока адвокат вещал:

– Джентльмены, на этом можно закончить. В любом случае главное дело на сегодня, полагаю, уже завершено. – Он многозначительно повторил: – Полагаю.

– Вдохни поглубже несколько раз.

Ханна подчинилась.

Когда волна дурноты отступила, она заметила, что все мужчины, кроме Хамфри, покинули комнату. Тот все еще сидел и очень странно смотрел на жену. Он выглядел не столько потрясенным, сколько озадаченным. Наконец он выпрямился и заговорил:

– Почему вы так со мной поступили, тетя?

Миссис Дрейтон помедлила несколько секунд.

– Я могу ответить твоими же словами: а почему ты так с нами поступил? Держал нас за дураков, а сам все это время врал, выманивал деньги и безо всяких угрызений совести порочил собственную жену, выставляя ее взбалмошной транжирой и потаскухой. И не вздумай напоминать, что поначалу мы сами ее не приняли. Да, так и было, но познакомься мы поближе, наверняка поменяли бы о ней мнение. Уверена, что поменяли бы, при том, что мне теперь известно. И совершенно ясно, что мы никогда не стали бы так презирать и ненавидеть эту девушку, если бы ты каждую неделю не расписывал, какая она эгоистичная, требовательная, распутная и сумасбродная. Ты всячески внушал нам, что готов с ней развестись, если мы позволим. И ты еще спрашиваешь, почему мы так с тобой поступили? Да меня в дрожь бросает при мысли, что ты мог бы унаследовать значительное состояние – да, огромное состояние, потому что муж возлагал на тебя большие надежды. Временами у меня возникали сомнения, но он их подавлял, и, повторяю, меня в дрожь бросает при мысли, что лишь один-единственный утренний звонок в субботу раскрыл твою ложь, помог выяснить, что ты, презренный негодяй, уже три года как спелся с незаконнорожденной дочерью моей экономки. Скорее всего, это для тебя сюрприз, что женщина, которая родила тебе незаконных детей, и сама родилась вне брака. Твоя драгоценная миссис Беггс, как я обнаружила, годами меня обкрадывала, в то время как ты без конца убеждал нас, какое она сокровище: она набивала сумки запасами из моей кладовой, чтобы помочь тебе содержать вторую семью. К сожалению, я никогда не вникала в ведение хозяйства, а просто оплачивала счета, но порой все же задумывалась: неужели прокорм трех человек так дорого обходится? В любом случае теперь ты можешь отправляться вслед за старой воровкой, ее дочерью и своими незаконнорожденными отпрысками. И последнее: я не желаю тебя больше видеть ни при каких обстоятельствах. Ты меня понял, Хамфри?

– Нет, я вас не понял и никогда не пойму. – Он вскочил на ноги. Вся вялость, растерянность и даже испуганный взгляд исчезли, когда, нависая над миссис Дрейтон, Хамфри заорал: – Мне ясно одно! И с этим я пойду в суд! Вы воспитали меня с мыслью, что я стану вашим наследником, а теперь вычеркнули меня из завещания просто потому, что я забочусь о единственной женщине, которую в своей жизни любил. Интересно, каким предстанет доброе имя моего дядюшки, да и ваше тоже, в связи с вашими архаичными предрассудками о разводе, расставании и вечной преданности, если все это станет достоянием газет? Что будет, если я поделюсь с прессой своей версией этой истории? Жила-была женщина, брошенная мужем – вашим садовником, которого вы обманом заставили на ней жениться, лишь бы держать ее подальше от меня. И когда я обнаружил ее без средств к существованию годы спустя, после того как нас разлучили, что я сделал? Стал присматривать за ней. И только – всего лишь присматривать, потому что к тому времени я уже был женат. Если бы эту историю вы просто от кого-то услышали, на чью бы сторону встали, а? Это абсолютно несправедливо. А она, – Хамфри простер руку и ткнул пальцем в Ханну, – она тоже не без греха; уж поверьте, если бы вы только знали…

Миссис Дрейтон потянулась к сонетке. И, когда вошла сиделка, сказала:

– Пожалуйста, проследите, чтобы мистер Дрейтон ушел, сестра, и я больше не желаю его принимать. Вы запомните?

Медсестра промолчала, но выразительно посмотрела на высокого мужчину, чье лицо из бледного превратилось в пунцовое.

Хамфри повернулся к тетушке и произнес:

– Со мной еще не покончено. Не покончено. Вас поджидает сюрприз, вы еще услышите обо мне!

Миссис Дрейтон ничего не ответила, лишь наблюдала, как Хамфри попятился на три шага назад, бросил на нее выразительный взгляд, резко развернулся, чуть не сбив с ног медсестру, и покинул комнату.

Ханна сидела, вжавшись в угол дивана. Ее глаза были закрыты, а рукой она обхватила подбородок, будто не позволяя тому трястись.

Пожилая дама заговорила не сразу. Причем обратилась не к Ханне, а к снова ответившей на звонок сиделке.

– Не могли бы вы принести поднос с чаем, пожалуйста? – попросила она.

– Конечно. Конечно, миссис Дрейтон.

Потом миссис Дрейтон накрыла ладонью руку Ханны и тихо спросила:

– Ты его жалеешь?

Ханна распахнула глаза, с минуту раздумывая над ответом.

– В каком-то смысле да, но... только отчасти.

– Вот и я так же: только отчасти. Разумеется, если бы я оставила его без всяких средств к существованию, был бы другой разговор, но у него хорошая работа и есть собственное жилье, так что теперь, раз уж ты оттуда съезжаешь, дорогая, он, вероятно, приведет туда свою новую семью.