Кэтрин Куксон - Друг по четвергам

– Слушай, я не хочу это обсуждать, но на самом деле он не… мы не… мы больше не спим вместе.

– Знаю, дорогая, Эдди мне проболтался… О, не злись на него. Это случайно проскочило в разговоре. Он вовсе не собирался со мной откровенничать. Я могу сказать лишь, что твой Хамфри, должно быть, самый большой дурак в мире. – И снова Дэвид прижал её к себе и тихо произнес: – А я хочу любить тебя, по-настоящему любить. Понимаешь? И об этом не нужно говорить, просто так должно случиться – и поскорее.

Ханна ответила ему долгим взглядом, но не стала повторять «и поскорее» – тело помогло ей обойтись без слов.

* * *

Она приехала домой за пятнадцать минут до Хамфри и уже лежала в постели, когда он поднялся наверх, постучал в её дверь и позвал:

– Ты в порядке?

Ханна ответила:

– Да, но очень устала и решила лечь пораньше.

– И хорошо. И хорошо. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, Хамфри.

Снова пришел четверг, и Ханна сидела на стуле напротив мистера Джиллимена с разинутым ртом и выпученными глазами, а издатель между тем говорил:

– Двести фунтов. Вам эта сумма кажется недостаточной?

Ханне пришлось сглотнуть, чтобы суметь закрыть рот, и, моргая, она ответила:

– Я… Простите, но я потрясена. Я… я ничего подобного не ожидала.

– А как много вы ожидали?

– О, даже не знаю. Пятьдесят?..

Мистер Джиллимен перевел поблескивающие глаза на Дэвида, стоявшего сбоку стола, и, усмехнувшись, произнес:

– И почему ты мне не намекнул, сколько она рассчитывает получить?

– Мы… мы об этом не говорили.

– Ты никогда не умел заниматься делом, а?

– Все зависит от того, сэр, о каком деле тут идет речь.

– О, перестань! – Джилли снова посмотрел на Ханну и сказал: – Ну что ж, две сотни фунтов, но вы получите их не сразу: половину при сдаче рукописи, то есть, сейчас, а остальное после выхода книги. Условия контракта: аванс в счет роялти[4], а если не удастся продать достаточно экземпляров, чтобы выйти на рентабельность, уверен, я найду для вас работу на одном из моих складов!

– Удивительные условия.

Мистер Джиллимен бросил взгляд на Дэвида.

– Что ты сказал? – нахмурился он.

– Ну, мне многим приходилось у тебя заниматься, но ни разу за процент с прибыли.

Ханна переводила взгляд с одного на другого: они пикировались так, как могли только друзья, но – двести фунтов! Что на это скажет Хамфри? Две сотни фунтов за её наивные детские стишки. Стоит ли ему рассказывать? Нет. Нет, она не станет. Ну, не сейчас, сначала нужно купить себе новой одежды: в последнее время она порядком обносилась, но никак не могла набраться духу и попросить у мужа денег. Слова Дэвида о её неподходящем наряде угодили не в бровь, а в глаз.

Внутренний голос настойчиво диктовал ей список неотложных покупок, но между тем в душе зародилось некое новое чувство, похожее на ликование. Перед глазами возник маленький бесенок, держащий в лапках эскиз наряда, который она видела этим же утром в витрине магазинчика в переулке, пока шла сюда от станции. Она ещё остановилась рассмотреть туалет: изысканный костюм с длинной юбкой, серо-стального цвета с сине-зеленой оторочкой, и в комплекте к нему до дрожи красивая блузка из мягкого шелка… Наряд выглядел таким шикарным, таким… непозволительно роскошным, что Ханна заставила себя уйти. Но теперь образ костюма маячил перед глазами, а бесенок выглядывал из-за рисунка и шептал: «Почему бы и нет? Ты же не знала, что получишь двести фунтов. На самом деле ты бы удивилась даже предложенной сотне».

Голос мистера Джиллимена развеял иллюзию, и бесенок с рисунком испарился. Старик обращался к Дэвиду:

– Сходи наверх к моей жене и скажи, что я присоединюсь к вам за кофе. Не понимаю, почему ты всегда убегаешь на перерыв и оставляешь меня тут работать в одиночку.

Брови Дэвида слегка дернулись вверх, и он живо кивнул:

– Да, сэр. – Прищелкнув каблуками, он развернулся кругом и быстро промаршировал из комнаты.

– Выпендрежник. – Джилли перевел взгляд на Ханну и добавил: – Догадались вы или нет, но кофе – это лишь предлог, чтобы заставить его на минутку оставить нас наедине. Я хотел кое-что у вас спросить.

Ханна вопросительно посмотрела на издателя и увидела, что в глазах старика уже не пляшут веселые искорки: он глядел на неё с серьезным видом. Улыбка исчезла с лица Ханны, и она тихо сказала:

– Да?

Мистер Джиллимен положил руки на стол и наклонился к Ханне:

– Наверное, вы подумаете: «чего он сует нос в чужой вопрос?», или даже «не его собачье дело» и тому подобное, но все же это в какой-то мере касается меня и моей жены. Видите ли, мы очень любим Дэвида. Он, наверное, рассказывал вам, что мы потеряли сына, так вот, Дэвид занял место Родни, хотя и намного старше его. Вдобавок он перенес весьма плачевный опыт брака и с тех пор все отношения, что у него завязывались, были скоротечны – обычно ограничивались одним походом в театр или ужином в ресторане. Но сейчас, судя по его рассказам, даже после столь непродолжительного знакомства, вы ему более чем просто симпатичны. Вы  замужняя женщина, миссис Дрейтон, но из тех крупиц, что мне удалось собрать, я понял, что ваш брак не назовешь счастливым. К чему я это: зная Дэвида, могу сказать, что ему нелегко мириться с вашей несвободой, а сам он, законно оформив раздельное проживание с супругой, до определенных пределов волен жить так, как захочет. Что я собирался спросить, и в ответ хочу услышать просто «да» или «нет»: являются ли эти отношения для вас просто развлечением, чтобы скрасить скуку, вроде как прежде её скрашивало написание вашей очаровательной книжицы? Итак, «да» или «нет»?

Ханна не определилась, рассердил ли её столь откровенный интерес, но определенно почувствовала себя напуганной, причем настолько, что не смогла ответить мистеру Джиллимену, пока тот не проворчал:

– Ну же, вы должны знать.

– Да. Да, я знаю, и ответ – нет. Я не воспринимаю эти отношения как развлечение, совсем нет. Но у меня по-прежнему есть муж, и он ничего плохого мне не сделал. Он даже по-своему добр, хотя наш брак не… – Она с трудом сглотнула и медленно покачала головой, а потом снова подняла глаза на собеседника и спокойно договорила: – Не такой, каким должен быть. И это продолжается довольно давно, в основном из-за мужниного чувства ответственности за тетю и дядю, пожилых и больных людей, с которыми он часто проводит выходные. Точнее, с ними он проводит все выходные. Они… они, похоже, этого требуют. Я им никогда не нравилась. – Ханна кривовато улыбнулась и добавила: – Его тетушка терпеть не может блондинок и считает их легкомысленными и опасными. На самом деле, она убеждена, что такие солидные степенные мужчины, как её племянник, ни в коем случае не должны жениться на таких, как я.

– Господи, Боже мой! – Мистер Джиллимен откинулся на спинку кресла, не сводя с Ханны глаз. – И как долго вам уже приходится с этим мириться?

– О. – Она посмотрела по сторонам, словно воочию видела все эти недели, дни и ночи, проведенные в одиночестве, и ответила: – Больше двух лет.

– А до этого все было нормально?

– Ну, Хамфри всегда часто навещал тетю и дядю. Поначалу я ездила с ним, но, точно так же, как его тетушка недолюбливает блондинок, я недолюбливаю высоких пожилых леди с вытянутыми лицами и редкими волосами.

Мистер Джиллимен рассмеялся:

– Вижу как наяву. – Снова выпрямился и тихо сказал: – Не знаю, какое будущее уготовано вам обоим, но пока что, если вы сумеете подарить Дэвиду немного счастья, а он сможет сделать то же самое для вас, мы будем этому рады. Простите меня за то, что так нагло сунул нос в ваши дела, просто Дэвид нам очень дорог… Что ж! – Старик встал и взмахнул руками. – Кофе! Идемте наверх. – Он протянул Ханне руку и когда она вложила свою ладонь в его, повел гостью вокруг стола, говоря: – Он, наверное, спросит вас, о чем мы толковали. А если узнает, то разозлится, придет ко мне и скажет не лезть, куда не просят. Значит, мы обсуждали детскую поэзию, да?

Он стоял к ней лицом, и Ханна, глядя в лучистые мудрые глаза, подтвердила:

– Да, конечно. Именно для этого я сюда и прихожу – обсудить детскую поэзию.

Мистер Джиллимен кивнул и, почти как в танце, увлек Ханну по комнате к двери, потом к лестнице, не переставая тараторить:

Макгинти – садовник,

Ворчливый ковбой,

А Понго – наш пудель,

С прической смешной,

Отец – проповедник,

Он книги читает

Я стану богатым —

Он мне обещает![5]

Ханна, улыбаясь, последовала за ним наверх, а мистер Джиллимен оглянулся и сказал:

– Думаете, только вы можете сочинять детские стишата? Вот этот я написал в восемь лет. Да, представьте, сам написал.

Они зашагали дальше, издатель снова и снова декламировал свой стишок и пританцовывал, а Ханна, пытаясь двигаться в такт, все думала: неужели она, совсем как Алиса из Страны чудес, попала в сказочную страну и сейчас танцует с человеком, очень похожим на Безумного Шляпника. Безумного в хорошем, добром смысле: понятно безумного, симпатично безумного, мудро безумного, но превыше всего – по-детски безумного. Да, вот оно самое лучшее безумство – детское безумство.

А потом сказка про Алису внезапно сменится историей про Золушку, и прекрасный принц поведет её на обед и снова скажет, что она – самое прекрасное создание из всех, кого он встречал.

Протанцевав до гостиной, Ханна, смеясь, плюхнулась на диван, а мистер Джиллимен уселся рядом с ней. Двое присутствовавших в комнате стояли у кофейного столика и просто смотрели на новоприбывших, а затем Наташа Джиллимен повернулась к Дэвиду со словами: