Регина Грез - Древний Рим. Имена удовольствий

И тут я решила схитрить:

— Дело касается лишь этой девчонки. Она молоденькая и милая, не хочу, чтобы вертелась у тебя на глазах! Я ревную!

— Хм… мне нравится…

— Кто нравится? Голубоглазые девчонки, да? Я заметила…

— Мне нравится только одна голубоглазая девушка и она сейчас рядом. Такая гладенькая и беленькая…

— «Нет, нет, пожалуйста, только не овечка…»

— Что с тобой? Ты стала бледна, может, лекаря позвать?

— Нет, Гай, просто… просто мне было так страшно, так плохо без тебя. Никогда больше не оставляй меня одну, пожалуйста.

Мужчина задумчиво потер переносицу, сомкнув широкие брови:

— Цезарь может снова отправить меня в поход, но я знаю, чем занять тебя, чтобы ты не скучала. Нужно сделать так, чтобы ты была не одна. Тебе нужен младенец.

— Интересная мысль!

— Тогда нужно поскорее заняться делом.

— Но, дети не получаются скоро, я же не кошка тебе…

— Ты — моя львица!

— Мяу… Мрр… Значит, ты — Лев, а кто бы еще осмелился полюбить Царицу?

— Ты верно сказала, божественная!

И я услужливо повернулась на животик, как он того и хотел, мне же тоже нравится эта поза…

А на утро нас разбудили известием из дворца Тиберия. Император хотел видеть консула и, кажется, Каррону сегодня вручат еще одну важную государственную награду. Пришлось нам опять ненадолго проститься, ехать с Гаем я отказалась наотрез. Как-нибудь в другой раз, наслышана я о римских Цезарях, увольте, увольте…

Пока мой мужчина отсутствовал, я села за свои записи. Дополнила текст новой главой и вдруг сами собой начали рифмоваться строки. Этак, поживешь в Риме и тоже станешь поэтом. Кажется, из моих записок выйдет отличный любовный роман, надо будет посоветоваться с Элиавом, не знает ли он подходящего издателя.

Пройдет какое-то время и мы непременно посетим Кордацию. Я думаю, там, и правда, можно хорошо провести жаркое лето, особенно с ребятишками. Я хочу двоих, мальчика и девочку. Возможно, я даже осмелюсь когда-нибудь заглянуть в беседку, увитую плющом, кто знает, может, под скамьей все еще валяются сухие гранатовые корки и косточки персиков…

Наталии было невдомек, что Гай Марий еще неделю назад приказал тщательно очистить виллу от малейшего следа нашествия мятежников. Беседку в глубине сада консул тоже велел убрать, а на ее месте распорядился высадить розовые кусты. Ничто не должно печалить любимую женщину, а плющ, говорят, порой наводит тоску и дурные сны. Каррон ничему не позволит нарушить покой его драгоценной невесты, а значит, от темно — зеленых вьющихся лиан нужно избавиться.

— Домиция, как он? Ну, что ты молчишь, отвечай скорее, он дышит?

— Сейчас, сейчас, госпожа, будет дышать…

Услышав, наконец, громкий писк и недовольное хныканье я с облегчением повалилась на сложенное в изголовье покрывало. О, Боги, я справилась, а уж думала, придется в муках покинуть сей скорбный мир…

— Домиция, он здоров? Это же мальчик, верно? Да, какая мне разница, лишь бы был живой и здоровенький!

— Мальчик, мальчик, не тревожься, госпожа, все хорошо.

— Смотри не урони! Держи осторожно, как ты его вертишь, ты что это делаешь с ним, осторожнее!

Но Домиция только посмеивалась над моим страхом. Опытная акушерка ловко омыла малыша в приготовленном корытце и мигом закутала в простыню.

— Гаю уже сказали? Где он сейчас? Дома?

— Лежите, госпожа, вам нельзя подниматься, ему сообщат.

Кажется, пожилая женщина и сама была на седьмом небе от счастья, что все разрешилось так благополучно, шутка ли, принимать младенца самого консула. А вот я продолжала ныть:

— Он его Ульпием хочет назвать, ну что это за имя — Ульпий? Я хочу — Маркус — Марк, красиво, правда? Покажи, покажи, дай-ка его мне скорее, ну какой же это Ульпий, да ни за что!

— Госпожа, мне нужно взять ребенка.

— Зачем?

— Нужно отнести его к отцу, чтобы он принял сына.

— А-а-а, я знаю… ну… иди, только верни его мне скорее.

— Господин сам его принесет, никто не сомневается в этом.

— «Еще бы! Пусть только попробует кто-то сомневаться…»

Ох, уж эта странная римская традиция, уходящая вглубь веков! Новорожденного младенца положат на пол у ног отца и тот еще решает, взять его на руки или отказаться. Если примет малыша и поднимет над головой в присутствии родных и друзей, этот жест будет означать, что ребенок — законный член семьи, а если же нет…

— Домиция, а у тебя такие случаи бывали?

— Тебе не нужно думать о печальном, Госпожа, бывало всякое. Один сенатор отказался от дочери, потому что она появилась на свет с большим родимым пятном на лице, мужчина решил, что жена путалась с рабом-бербером.

— И что стало с девочкой?

— Малышку отнесли на площадь, к Молочной колонне, куда же еще… Там каждый день собирают подкидышей особые люди. Незавидна судьба этих младенцев, но тебе не следует думать плохое, госпожа. Отдыхай, набирайся сил, скоро будешь кормить малютку, а имя ему должен выбрать отец, так правильнее. Вот родишь дочку, тогда сама решишь, как назвать, а пока не лишай консула радости выбрать имя.

Я смирилась, но может, Гай еще прислушается ко мне… Скорее бы он пришел!

Когда Любимый принес мне сына, я не могла сдержать слез и, кажется, Гай сам был очень растроган. Он же так ожидал этой минуты, последние дни не расставался со мной, а если нужно было отлучиться, за моей спиной черной тенью вырастал Кромих. А еще вчера наш дом осаждала Оливия, она так меня рассмешила рассказами о их с Клодием путешествии в Грецию, так забавно описала сценки Олимпийских игр, а точнее все достоинства обнаженных атлетов, что Гаю срочно пришлось посылать за акушеркой. Первые два часа Оливия даже была рядом и держала за руку, а потом меня стали раздражать ее причитания, я обозвала ее старой коровой и матрона, кажется, всерьез обиделась. Надо бы помириться…

Я протянула руки за мальчиком, но Гай передал ребенка акушерке.

— У меня есть подарок, Наталия. Пусть он охраняет тебя и нашего сына от злых духов и дурного глаза.

На моей руке отказался золотой браслет филигранной работы, застежки представляли собой две львиные головы, обращенные друг к другу, с глазами из маленьких изумрудов. Гай знал, что мне нравятся эти камни, у меня уже есть серьги и колье — подарок супруга на нашу свадьбу. Теперь этот прекрасный браслет…

— Спасибо, Гай! Чудесный подарок.

— Ты родила мне сына. Продолжила меня в нем и никакие подарки не сравнятся с моей благодарностью тебе, женщина.

Каррон встал на колени перед постелью и поцеловал мою, все еще дрожащую ладонь. Вот когда начинаешь чувствовать себя Богиней…

А через месяц я получила еще один странный дар. Мы с Марком отдыхали в саду на качелях, когда Артик передал мне маленький сверток.

— Что это?

— Там горбун у ворот, сказал, чтобы я отнес это тебе, Госпожа.

Кромих недоверчиво склонил голову набок и прищурился.

— Не трогай, я сам.

— Но подожди, я хочу знать… Кто мог послал такое? О-о! Это чья-то шутка, наверно, Оливия, передает привет!

На темной ладони Кромиха лежал бронзовый фаллос на кожаном шнурке. Нубиец вскинул брови и одобрительно поцокал языком.

— Дай-ка сюда! И не смей говорить господину! Слышишь, ему не понравится, Гай станет ворчать!

— Ничего не скажу, но велю удвоить охрану дома!

Мы посмотрели в глаза друг другу и, кажется, поняли все без слов. Потом Кромих отошел от нас, а я сжала маленький амулетик в руке и возблагодарила Богов. За то, что когда-то спасли мне жизнь, за то, что вернули мне Гая, за моего дорогого сына и мир в наших пенатах.

А еще я была рада, что мужчине с карими глазами все-таки удалось выжить на той войне за свободу. На обороте амулетика были выбиты какие-то слова по латыни. Carpe diem — Лови день.

— О, Элиав, приветствую! Так хорошо, что ты навестил меня сегодня. Скажи, что могут означать слова — «Лови день», если они выбиты на статуэтке или написаны над рисунком.

— Это слова Горация, Госпожа: «Лови день, радуйся каждому мгновению жизни, ибо оно неповторимо! Не печалься о прошлом, не заботься о будущем, живи в настоящем и познаешь счастье».

Так я и поступлю. А сейчас передам уснувшего сына служанке, пусть отнесет Марка в колыбель. У меня есть немного свободного времени, и я с удовольствием продолжу свои записи, тем более, что их накопилось уже на солидный роман.

Я считаю, что у моей книги будет немало поклонников, ведь жанр откровенных любовных историй здесь пока не очень распространен, в отличие от любопытных рисунков и граффити. Конечно, некоторые аспекты моей биографии я благоразумно утаю, но смело напишу, что свою книгу посвящаю одному синеглазому брюнету, покорившему мое сердце:

Я увековечу тебя, Любимый,

Прости, Дорогой, что не в бронзе.

Я увековечу тебя, Любимый,

В пока что не изданной прозе.

И в стихах тебя увековечу я -

В одах и в едких пасквилях,

С утра и до позднего вечера

На рифмы себя растаскивая.

А ты же, всегда критикующий,

Нрав не кроткий мой, не овечий,

В детях и внуках будущих -

Ты меня уже увековечил.

И еще одно римское высказывание так понравилось мне, что я написала его крупными буквами над пологом нашей постели:

Amor omnia vincit Любовь выше всего

Я согласна.

(Рассказ юного Стратия)

Я считаю, что мне повезло в жизни. Да, я раб, но господин хорошо обращается со мной и никогда не наказывает очень уж сильно. А те затрещины и оплеухи, что я порой получаю, я вполне заслужил, надо быть расторопней и гораздо лучше угождать моему доброму хозяину.