Потом мужчина повернулся ко мне, его лицо было серьезно и сурово:

— Едва станет светать, я выведу тебя к позициям римлян, это не так далеко. Ты скажешь, что была в плену и сбежала. Скажешь, что знаешь Оливию Котта и консула Каррона. Пусть тебя отведут к центуриону, а он даст знать дальше. Неужели ты могла подумать, что я смогу убить тебя? Мне проще было бы самому себе перерезать глотку. А сейчас отдыхай и попробуй уснуть. Я буду снаружи. Мне тяжело видеть тебя и не прикасаться снова.

Он исчез в темноте, а я повалилась на ложе, сжалась в комочек, стараясь унять тошноту и успокоить дыхание. Голова была тяжелой, веки смыкались, и скоро я провалилась в сонное забытье.

Глава 17. Посреди легиона

Легче лисенка скрыть под одеждой,

чем утаить вас — ревность и нежность…

М. Цветаева

Пробуждение было приятным, мне снился Гай, он что-то тихо рассказывал, целуя меня на нашем ложе. Я отвечала ему нежностью, обнимала его, как вдруг почувствовала под руками длинные волосы и открыла глаза, тотчас отстранившись от мужчины. Рядом лежал Дакос, он снова потянулся ко мне, желая опустить на покрывало. Но я уверенно села и поправила на себе рубашку. Откуда-то пришло ощущение своей правоты и силы. Я испытующе посмотрела на фракийца и строго спросила:

— Уже наступил рассвет? Ты обещал вывести меня из лагеря или снова передумал?

— Я сдержу свое слово.

Мы вышли из беседки и Дакос повел меня к зарослям можжевельника, где у полуразрушенной изгороди был привязан его конь. Пройдя до конца аллеи, мы оказались у маленьких ворот, там находились двое стражников, но Дакос негромко что-то им объяснил и нас пропустили. Над холмистой равниной стояла дымка тумана, я невольно ежилась от утренней прохлады, хотя голова была ясная и свежая. Кажется, я отлично выспалась. Надеюсь, силы не оставят меня до конца пути, мне остался один последний рывочек, а там… Лишь бы вернуться в Рим, в свой дом, забраться в какой-нибудь темный угол и постараться забыть все подробности последних дней.

Дакос отвез меня до редкой оливковой рощицы и спустил с коня.

— Дальше пойдешь сама. За деревьями поле, а за ним расположились римляне. Надеюсь, ты будешь храброй… Они, кажется, убрали еще не все трупы.

— Что?

— Вчера там прошла небольшая стычка. Мы попробовали покусать друг друга, но поле осталось за ними, а нам пришлось отойти, хотя римляне и не стали преследовать, им еще придется пару дней зализывать раны, ожидая подкрепление. Дошли слухи, что у Казилина его солдат сильно потрепал Тир — сириец. Он ведь начал это восстание, за ним пошло много рабов. Тир тоже был гладиатором и, говорят, дело не обошлось без женщины. Все войны ведутся за земли и женщин.

— Еще за свободу!

— Да, да… За свободу для себя и своей женщины на богатой земле. Или просто на родной…

Я молчала, опустив голову. Он был прав. И я ничем не могла утешить его.

— Прощай… И пусть Боги, в которых ты веришь, помогут тебе остаться в живых!

— Прошай, Божественная! Любимая, жестокая…

Мы обнялись и почему-то не спешили разомкнуть руки. Он сам, тяжело вздохнув, отпустил меня, на последок легко коснувшись губ поцелуем.

— Иди! И забери с собой мое сердце и мою душу. Так мне будет легче сражаться. Тогда я буду непобедим. А ты будь счастлива… как ты пожелаешь и с кем пожелаешь.

Он горько усмехнулся, подталкивая меня вперед. И я пошла через рощу к полю, по колено в тумане, стараясь не оглядываться на высокую фигуру всадника, что остался позади.

А потом начался кошмар… В ноздри мне ударил резкий отвратительный запах, и я чуть на споткнулась о неподвижное тело человека, что лежало на окраине леска. Мне пришлось зажать нос рукой и, стараясь задерживать дыхание, я решила поскорее пересечь поле. Самое страшное, что в клочьях тумана я не могла четко видеть, что находится на земле в двух шагах передо мной — то и дело я натыкалась на нового мертвеца. Окинув взглядом расстилающееся передо мной пространство, я едва могла сдержать испуганный вопль, кругом были люди, точнее, то, что от них осталось. Они валялись в самых разных позах, истерзанные, изрубленные, с обезображенными застывшими лицами.

Хорошо, что мой желудок был пуст, иначе меня бы вывернуло наизнанку от этого зрелища, но я упрямо пробиралась вперед, отпрыгивая в сторону от каждой зловещей находки. Вскоре мне стало казаться, что кое-кто здесь еще жив или это туман и мое воспаленное воображение начали играть со мной злые шутки. Мне чудилось, что синюшная откинутая рука со скрюченными пальцами уже тянется к моей лодыжке, а это запрокинутое к небу молодое лицо с остановившимся взором пытается мне улыбнуться.

Был момент, когда мне остро захотелось повернуть назад и бежать к Дакосу, но я заставила себя идти дальше, пока не увидела вдалеке три человеческие фигуры. Кто-то ходил между убитыми и периодически наклонялся, желая ограбить мертвого или убедиться, что он уже и впрямь не способен дышать. Вдруг совсем рядом до моего уха донесся жалобный стон. Я вскрикнула и кинулась в сторону, заметив, что неподалеку от меня зашевелился мужчина, а через минуту он уже пытался подняться на колени. Из тумана впереди послышался крик:

— Прочь! Эй, Квинт забери женщину, я сам разберусь с ублюдком.

Я торопилась оказаться как можно дальше от восставшего "мертвеца" и даже пикнуть не успела, когда впечаталась в грудь невысокого пожилого мужчины. Удар оказался весьма болезненный, потому что на солдате были бронзовые латы, нашитые на кожаную безрукавку.

— Откуда ты здесь взялась? Отвечай!

Я перевела дыхание и, глядя в прищуренные маленькие глазки легионера, выпалила разом:

— Мое имя — Наталия. Я жила на вилле Кордация, что принадлежит Консулу Каррону. Я его близкая подруга и ждала Гая Мария с победой. Виллу захватили мятежники, а тех верных слуг, кто пытался меня защитить, жестоко перебили. Меня саму хотели обменять на какого-то человека и потому заперли в чулане, но мне чудом удалось бежать. Умоляю, помогите вернуться в Рим. Сообщите обо мне Каррону, он мой друг и обязательно поможет.

Кажется, солдат туго соображал или я что-то неверно объяснила, он держал меня перед собой на вытянутых руках и бесцеремонно разглядывал.

— Так ты римлянка? Что-то не похоже… А, может быть, ты лазутчица, тебя послали разведать наши позиции и ночью ты улизнешь обратно к своим друзьям?

От такого предположения я чуть дар речи на потеряла. Почему же он мне не верит?

Надо было срочно поднять свой статус в его глазах.

— Я хорошо знаю Гая Мария, я гостила на его вилле, пока не набежали эти… грязные рабы. Сообщите обо мне вашему руководству…

Легионер усмехнулся, в его глазах мне почудилось злорадство:

— Так, тебя послали убить Каррона? Или кого-то из его трибунов… Все ясно! Может, еще ты скажешь, что располагаешь ценными сведениями, которые должна сообщить лично консулу? Ну, отвечай же, шлюха!

Он грубо тряхнул меня за плечи, и я только сейчас поняла весь ужас моего положения. Мне не поверят, меня примут за шпионку и запросто могут избить, изнасиловать, да хоть прямо сейчас, среди трупов, им же не привыкать…

— Умоляю… я не знаю никаких сведений, рабы издевались надо мной, грозили убить, я говорю чистую правду, поверьте…

— На тебе нет никаких следов насилия, женщина! Я не вижу ни одного синяка, разве что вот здесь, так… а что у тебя под одеждой… посмотрим…

Мужчина попытался стянуть платье с моих плеч, и я стала бешено сопротивляться. Вырваться из лап мятежников, чтобы стать жертвой солдат моего «генерала», какая чудовищная ирония судьбы! Не знаю, что было бы со мной дальше — этот легионер пытался раздеть меня и даже разорвал ворот туники, но его остановил подошедший товарищ.

— Оставь ее! Девчонка и так напугана, разве не видишь!

— Хочешь сам ее поиметь, Луций? Только после меня…

Я тут же обратилась к тому, кто пытался помочь мне, это был мой единственный шанс:

— Прошу вас, отведите меня к своим, я вас награжу, у меня есть деньги, умоляю, ради ваших детей, ваших жен, не трогайте меня. Я — свободная женщина и я подруга Каррона, он вас накажет…

Уж не знаю, что так сильно подействовало на похотливого Квинта, то ли мои слова о награде, то ли страх возможного наказания, но меня оставили в покое. И теперь, шмыгая носом, я стояла перед солдатами, придерживая рукой разорванную на груди одежду.

— Она врет! Она заодно с этими свиньями, недаром прибежала оттуда…

— В таком случае женщину надо сначала допросить!

Я умоляюще поглядела на высокого, сутуловатого парня, что вроде бы звали Луцием. Мне хотелось ему горы золотые наобещать, лишь бы он не отдал меня своему приятелю:

— Я не забуду вашу доброту и достойно отплачу вам. Как только откажусь в безопасности, позабочусь и о вашей награде. Что бы вы хотели? Деньги? Может, повышение по службе? Я знаю трибуна Кастора Ореста, доложите ему обо мне и я за вас похлопочу. И еще мне знаком претор… как же его… черт, забыла… он был с Кастором… Марк…

— Марк Гней Фабий!

Мы обернулись на третьего солдата. Он был явно старше остальных и выглядел весьма грозно. В руке мужчина держал окровавленный клинок, я пару секунд тупо смотрела, как на траву стекают бурые струйки с широкого лезвия и… последнее, что я помню, это прикосновение моей щеки к железным пластинкам на броне Луция. А потом — полная темнота.

Кажется меня разбудила боль… острая, почти невыносимая, рвущаяся изнутри. Я свернулась калачиком на постельке и подтянула колени к груди, стало немного легче. А потом я вдруг поняла, что на мне совсем другая одежда, вместо прежнего платья и рубашки, я была засунута в какую-то серую хламиду, явно на пару размеров больше того, что требовалось. Очень хотелось пить, во рту все пересохло, и в ушах раздавался тонкий, назойливый звон, будто комариный писк.