— Вот ненормальный римлянин! Хм… может, все вы тут такие — благородные страдальцы с ранимой душой! Гай тоже такой, правда? Тоже хочет, чтобы я сама к нему пришла, да? Хорошо, я так и поступлю… я ведь женщина. О, это же отлично — быть женщиной!

Да, какой же с нас спрос при таком раскладе? Мы можем делать все, что душе угодно, раз в глазах мужчин мы все слабенькие и ничтожные, заведомо ниже по статусу. Нас-то не может унизить преклонение перед возлюбленным, так уж заведено, что женщина должна падать на спину перед сильным самцом, а он еще подумает — покрыть ее сразу же или помешкать немного… покурить, повоевать… пообижаться.

Тьфу на вас! Только и думаете, как бы свое мужское достоинство не уронить, как бы чего про вас не подумали, не сравнил вас с женщинами. Это же для вас самое больное! Шовинисты несчастные! Правильно я говорю, человек с африканского континента?

Кромих опять улыбался и одобрительно цокал языком. Интересно, он хоть что-то понял из моей гневной тирады? Надо будет потом его расспросить подробно, откуда он в Риме, и как с Гаем познакомился. Интервью можно провести завтра с утра… Может, что полезное узнаю. Но, все равно непонятно, зачем мне Гай подсунул этого чернокожего громилу? От кого здесь меня охранять, интересно? Ага, вот и второй мой "телохранитель" объявился, набегался по древним шлюхам, удовлетворил все свои нужды, аж глаза блестят…

Дакос подходил к нам, словно голодный леопард к стаду овец. М-да… не ожидал он увидеть здесь такого здоровенного «лабрадора».

— Кто этот человек? Что ему нужно здесь? Откуда он?

Мне пришлось коротенько объяснить своему занудливому рабу, что Кромиха нам прислал сосед, потому что в окрестностях участились разбойные нападения на усадьбы благопристойных римских граждан. У Дакоса даже лицо перекосилось:

— У вас же есть я! Отошли назад этого урода!

— Не груби! Он такой же человек, как и ты…

— Такой же? Ну, уж нет!

— Дакос, прекрати его доставать, я тебе приказываю, ты меня обещал слушаться, в конце концов!

Несколько мгновений гладиатор пристально наблюдал за нубийцем, а потом перевел взгляд на мое лицо:

— А, может быть, это твой новый подарок? Наталия, ответь! Тебе прислала его Оливия?

Из мощной груди Дакоса вырвалось рычание, он едва ли не прыгнул вперед, одновременно отпихнув меня в сторону, но Кромих уже был на ногах и ответил столь же воинственным рыком:

— Презренный фракиец! Я вырву твою печень и сожру ее у тебя на глазах, пока она еще истекает кровью!

У меня началась икота. Я понятия не имела, как остановить надвигающееся побоище. Мужчины были одинаковой комплекции и прекрасно вооружены. Оба злы, отлично тренированы и смертельно опасны. Оба жаждали сражения. Совершенно неожиданно ситуацию спас… да-да, Элиав, я его за это мысленно обещала поцеловать в щеку, мальчишка будет рад. И что же сделал наш образованный грек? Да, самое невероятное, он подскочил к мужчинам, повинуясь порыву пылкой юной души и залепетал умоляющим голосом:

— Подождите, подождите, пожалуйста, я сейчас все это запишу! Еще мгновение, а не то я забуду! Прошу вас, еще пару фраз для моей трагедии. Корнелий Астепион обещал поставить пьесу в своем театре, если я добавлю сцену решающего поединка. Умоляю, всего несколько слов от чистого сердца…

Я не могла сдержаться, меня просто согнуло пополам от приступа гомерического хохота при виде того, как вытянулись лица свирепых бойцов. Они же могли между делом голову оторвать Элиаву за его дерзкую выходку, однако отчего-то замешкались и на мгновение потеряли боевой настрой. За кустами уже кудахтал Мапроник, а Клодий гримасничал, пряча усмешку. Бывшие гладиаторы растерянно смотрели на нас и никак не начинали поединок.

Они же привыкли к ужасу и восторгу в глазах зрителей, их не остановили бы вопли отчаяния и мольбы о мире, но вот насмешка… Колошматить друг друга на глазах у смеющейся публики, занятие, признаться, не особенно почетное. Да, верно кто-то сказал, лучший бой тот, который не состоялся!

Вдоволь насмеявшись, я объявила о своем желании идти спать, благо уже начало смеркаться. Кажется, сегодня ночью у моей спальни будет почетный караул их двух ненавидящих друг друга мужчин. Оно и к лучшему! По-крайней мере, один из них точно не проберется ко мне в постель под покровом тьмы и не станет лить в мои уши сладкие речи, пока грубые сильные пальцы задирают край моей туники. Оно и к лучшему… Завтра за мной придет Гай — тот, кто мне нужен, кого я желаю всей душой и всем телом. Этой ночью мне будут сниться добрые сны…

Глава 14. Имена удовольствий

…И когда на изумрудах Нила

Месяц закачался и поблек,

Бледная царица уронила

Для него алеющий цветок.

Н.Гумилев

С самого утра мы почти всем домом вышли в город, оставив в усадьбе только Мапроника. Я шла впереди, и встречные прохожие разглядывали меня с нескрываемым удивлением. Справа от меня шел могучий фракиец, а слева — чернокожий гигант из Нубии. Я казалась всем важной «птицей», раз меня охраняют такие солидные ребята. Клодий уныло тащился сзади, опираясь на руку Элиава, на эту пару мало кто обращал внимание.

Близ Центрального форума Клодий свернул в портик, где размещались адвокатские конторы, и через некоторое время, уплатив небольшую пошлину, я подписала «документ» о том, что Дакос из Фракии является моим вольноотпущенником. У меня словно гора свалилась с плеч, прощай ответственность и всякого рода соблазны. Наши дороги с бывшим гладиатором неминуемо должны разойтись. Однако, кажется, сам Дакос считал иначе…

Не успели мы снова оказаться на улице, как мужчина схватил меня за руку и горячо заговорил:

— Наталия, пойдем со мной! Я больше не раб, не гладиатор — «говорящее орудие убийства»! У меня есть деньги, я сниму для тебя хорошее жилье, а после мы вместе покинем этот город и найдем место получше.

— Лучше Рима? — Клодий был искренне удивлен, а Кромих недоверчиво блеснул белыми зубами, поглаживая рукоятку длинного ножа.

Я прямо и смело посмотрела на Дакоса, начиная вещать свою заранее заготовленную прощальную речь:

— Послушай… Я никогда не считала тебя «презренным рабом», но и не давала ложных надежд. Я скоро перейду в дом мужчины, которого и, правда, люблю. «По-крайней мере, я искренне рассчитываю хотя бы побывать у него в гостях…» Да, он — римлянин! И он не беден, но я люблю его не за личные термы, а… не знаю, даже за что и не хочу это обсуждать!

Я желаю тебе добра, я сделала для тебя все, что считала нужным и правильным. У тебя есть повод быть мне благодарным, разве не так? И я не хочу, чтобы ты преследовал меня, караулил у ворот дома или как-то иначе искал со мной встреч. Теперь ты свободен! Можешь вернуться на родину, можешь остаться в городе…

Дакос пристально смотрел на меня горящими глазами, по его суровому лицу пробежала нервная судорога:

— Что ж… если так… Ты решила мою судьбу, Наталия, и я вынужден подчиниться твоей воле. Однако, не думаю, что это наша последняя встреча. Хотя и клянусь, что не буду тебе досаждать. Я попросил тебя у Богов и когда-нибудь они мне ответят! Я терпелив! А теперь прощай, я знаю, куда мне идти, раз уж я один, а о тебе есть кому позаботиться.

Я была немало удивлена его спокойной реакции на мои слова, я ожидала бурного протеста, вплоть до потасовки с Кромихом. Но этого, к счастью, не произошло. Дакос опустился на колени и поцеловал край моего одеяния, а потом быстро вскочил на ноги и, даже не взглянув на меня в последний раз, удалился от нас широкими шагами, вскоре скрывшись в тень соседнего портика. Если честно, слова Дакоса о нашей возможной встрече в будущем меня несколько озадачили и даже насторожили. Но я не оракул, я не могла тогда знать, насколько драматично вновь пересекутся наши пути.

— Может, теперь навестим Оливию? Самое время…

Клодий отрицательно покачал головой и высказал пожелание купить еды на оставшиеся средства и устроить пир всем горестям на зло. А мне пришла в голову одна интересная идея, почему бы не написать Оливии письмо, где в завуалированном виде рассказать о нашем бедственном положении и ненавязчиво попросить о дружеской помощи. Богатой матроне ничего не стоит одолжить нам пять тысяч сестерциев… на неопределенный срок. Мы заглянули в ближайшую харчевню, нагрузили Элиава провизией и вернулись домой. Я искренне рассчитывала увидеть Гая или кого-то из его слуг с посланием для меня, но вместо этого нас ожидал неприятный сюрприз.

Незнакомый молодой мужчина в белой щеголеватой тоге заявил, что ввиду просьбы одного влиятельного лица срок уплаты процентов с долга продлен Клодию до вечера. А ближе к заходу солнца сюда прибудут рабочие нового хозяина, конечно, если деньги мы так и не найдем. Для меня это был удар! Я считала, что Гай как-то уладит этот вопрос, он же что-то такое обещал мне при расставании. Эх, видимо, патриция отпугнул мой страстный напор, и он просто-напросто от меня отделался. Клодий совсем сник… И я чуть ли не силой усадила его за столик, заставив писать письмо Оливии.

Тут еще выяснилось, что за эту неделю Клодий не сочинил ни одного приличного стихотворения и совершенно не может подобрать красивые слова ради своей ветреной Богини. Мне пришлось прибегать к своей памяти. Да, простит меня дух Николая Степановича, но римского поэта надо было выручать. В итоге я продиктовала Клодию текст стихотворения «Жестокой» Н. Гумилева:

«Пленительная, злая, неужели

Для вас смешно святое слово: друг?

Вам хочется на вашем лунном теле

Следить касанья только женских рук,

Любовь мужчины — пламень Прометея

И требует и, требуя, дарит,

Пред ней душа, волнуясь и слабея,

Как красный куст горит и говорит:

"Я вас люблю, забудьте сны!" — в молчаньи