— Это что за история с твоим увольнением? Что за происки за моей спиной? Ты что в лицо не можешь сказать, что тебя не устраивает?

Никак не реагируя на эти вопли, я иду в кабинет Сан Саныча. Бросаю сумку, куртку и оборачиваюсь к Саше. Он замолкает и уже в следующую секунду мнет меня своими ручищами.

— Ну, слава богу. А то выкобенивается, выкобенивается.

Он изголодался. Не позволяет даже застелить диван. Кусает мне губы, шею. Шепчет в ухо:

— Тебя надо отлупить. За что ты меня мучил?

Он хочет неистово. Моя рубашка трещит по швам. Я пытаюсь придержать его наступление. Ведь я не намерен разменивать наше последнее свидание на стремительный трах. Мне нужно нечто большее. Я хочу навсегда запомнить это тело. Дотронуться губами до самых сокровенных мест, вдохнуть его запах, впитать пот. Я жадный, не хочу ничего пропустить. Хочу, что бы все отпечаталось в памяти. Вот небритые скулы, заросшая грудь, такая знакомая родинка, необыкновенно возбуждающая дорожка от пупка, горячая тяжелая мошонка у меня в руке и сладко-соленая капля нетерпения. Мне важно все до мельчайших подробностей. Но Саша не дает мне насладиться. Он сразу старается затолкать свой член мне в самую глотку. А когда это не выходит, то требовательно и нетерпеливо пытается поставить меня на четвереньки. Но нет, сегодня только лицом к лицу. И не смей закрывать глаза. Смотри на меня. Это я, а не кто-то другой. Точнее другая. Он берет меня так резко, что рвется впопыхах натянутый презерватив. Мне сейчас все равно, а он просто не может остановиться. И впервые за полгода нашего романа его сперма разливается у меня там внутри. Под его сбивчивое бормотание: "Прости, прости. Я не нарочно", с удивлением прислушиваюсь к своим ощущениям. Я рад, что так вышло. Высаживая меня у дома, Александр заглядывает мне в глаза, и со слегка заискивающей интонацией спрашивает:

— Так что с твоим заявлением? Я его порву?

— Как хочешь.

Поступай, как хочешь. Я туда уже не вернусь. Больше я дней недели не различаю. Теперь они слились в серое вязкое месиво. Новую работу пока не ищу. У меня бессрочный отпуск. Вот только отдохнуть все никак не удается. Со сном просто беда. Зато я с успехом реализовываю свое горячее желание побыть в одиночестве. Все телефоны отключены. На звонки в дверь не реагирую. К Интернету не подхожу. Когда светло, читаю старые журналы. Хорошо идет "Наука и жизнь" за 70-е годы. Когда темно, силюсь заснуть или мечтаю, как начну новую жизнь. И в этой новой жизни у меня появится близкий друг, который будет меня уважать и любить. Однажды мы случайно столкнемся с Александром. Я небрежно представлю: "Мой бой-френд". И "мой" будет по всем параметрам лучше, и остроумнее, и красивее, и моднее чем Саша. Только на хрена мне лучше? Мне холодно и одиноко. Лезу в мамин платяной шкаф - почему-то хочется одеть что-нибудь из ее вещей. Из зеркала на дверце на меня затравлено смотрит всклокоченный тип с глазами в пол-лица и впалыми небритыми щеками. Ужас, неужели это я? Душераздирающий видок этого доходяги действует на меня отрезвляюще. Конечно, надо убить любовь, но хотелось бы, что бы при этом тело все-таки выжило. Спокойно. Нервные срывы лечатся точно так же как и другие болезни. Мне нужна помощь. И я не сомневаюсь к кому за ней обращаться. К тете Зине, маминой старинной подруге. Она, конечно, кардиолог, но, я уверен, что-нибудь придумает. Я включаю телефон, что бы набрать ее номер, и моментально начинается трезвон. От неожиданности хватаю трубку. Это Толя.

— Колян? Ну, наконец-то. Мы тебя потеряли. Куда ты пропал? Тут весь офис на ушах стоит. Все тебя разыскивают. Особенно, ты не поверишь, руководство. Просто с меня не слезает. Куда он уехал, да куда он уехал.

Почти не переводя дыхания, Толька вываливает на меня все последние новости, и только в конце главную причину по которой он звонит. Начинается чемпионат по боулингу, и они с ребятами, как и в прошлом году, заявили меня в составе команды. Смешно. Какой боулинг? Я шар не подниму. Вру, что у меня тяжелый грипп с осложнениями, передаю всем привет, заверяю, что появлюсь "как только, так сразу" и вешаю трубку. Прямо в свитере влезаю в мамин старый фланелевый халат. Тетя Зина обещает забежать после дежурства. Эти пожилые женщины бывают такие энергичные. Не проходит и часа, как она начинает звонить и барабанить мне в дверь. Справляюсь с замками, но на пороге не она, а человек, которого я меньше всего хочу сейчас видеть.

— Можно войти?

— Чего тебе надо?

— Ничего. Просто поговорить.

— Ну, говори.

Он мнется:

— Может быть, это тебе уже не интересно. Но у меня тут изменения в жизни происходят.

Батюшки. А то я не знаю, что у него свадьба в субботу. Сообщить приехал? Бессмысленная жестокость.

— Коля, я хотел сказать. Я вел себя. Извини меня, если сможешь. Мы же еще можем остаться друзьями? Я хотел бы тебя видеть. Ну...

Где видеть? На свадьбе? Это что приглашение? Да он просто достойный ученик изощренного маркиза. Саша продолжает свою речь, вершину ораторского искусства:

— Когда ты пропал. Все из рук валится. Смысл потеряло. Фильм наш пересматриваю миллион раз. То есть я, конечно, обойдусь. Особо не зазнавайся. Нет, я совсем не то хотел сказать. Блядь, не знаю, что говорить.

Удивительно, но он, похоже, не замечает, ни как я волшебно выгляжу, ни что на мне напялено. Он разговаривает с кем-то внутри меня. Мне от этого тепло на душе, и я начинаю думать: "Судьба дает мне шанс. Надо смириться". У меня уже нет сил бороться, я почти согласен оставаться для него на вторых ролях. Саша собирается с мыслями и говорит:

— У тебя и, правда, вид какой-то гриппозный. Можно я с тобой побуду? Могу что-нибудь по дому сделать, в магазин сходить. Ты иди, ложись.

Я объясняю ему, что у меня не грипп, а небольшие проблемы со сном и, послушно иду ложиться. Что скрывать, я счастлив, что он здесь. Из своей комнаты слышу, как он с кем-то разговаривает по телефону. Прислушиваюсь. Это он консультируется с врачом. Напрасно, мне уже гораздо лучше. Еще кому-то звонит. Наверное, своей невесте. Я весь превращаюсь в слух.

— Звоню сказать, чтоб ты не волновался. Меня не будет пару недель на работе. Пап, ну что ты опять про эту свадьбу. Я же сказал, никакой свадьбы не будет. Свете я все объяснил. Я люблю другого человека. Что значит, кто эта женщина. Я не говорил, что это женщина. Пап, я не могу долго разговаривать, мне в аптеку надо. Не волнуйся, пожалуйста. Если что, я на связи.

Я не верю своим ушам. Боюсь верить. Мне надо видеть его глаза. Но он не спешит ко мне. Через несколько минут из маминой комнаты раздается характерный звук падающих книг и приглушенный мат. Иду посмотреть, что там происходит. Саша подбирает книги:

— Где у вас этот гребаный Гомер? Сейчас ты примешь снотворное, а я буду тебе читать.

Ко мне возвращается чувство юмора. Представляю себе эту нелепую картину и не могу удержаться от улыбки. Надо же, на какой подвиг готов пойти лихой любитель "мочилово". Но зато теперь я верю. Верю, что он меня любит. Верю, что мне каким-то непостижимым образом удалось отвоевать своего любимого у этого огромного гетеросексуального мира. Я не загадываю, что будет завтра, как сложатся наши отношения. Я живу в настоящем времени. И сейчас я вышел из затхлых темных комнат, на яркий солнечный свет. Что дальше? А дальше Сашка вспоминает, что меня можно усыпить и другим способом.

Я лежу и смотрю в темноту, рядом со мной спит мое счастье. Куда он раньше прятал всю эту нежность, которую только что вылил на меня? Он обнимал меня так бережно, как будто я хрустальный. Мое тело еще везде помнит его губы, а самые укромные места, язык. Он высосал меня и вылизал как львица детеныша. Не давал сделать и движения самому, сразу сжимая и целуя мои руки: "Я сам. Не напрягайся. Ты устанешь". А эти вопросы? Не сильно ли он навалился? Можно ли он сюда языком? Не больно ли мне? Действительно ли я хочу его? Не принести ли мне попить? И самый главный вопрос, который он задал, когда промокнул свою и мою сперму, которой я был залит, накрыл меня простынкой и прижал к себе:

— Я не могу без тебя. Может быть, нам попробовать пожить вместе? А?

Остановись, мгновение.