— Таких, как ты, я не выношу.

— Неужели? А что же у тебя на меня стоит?

Это я блефую, я не разглядывал. Просто почувствовал, что должен его как-то спровоцировать. Лицо Александра моментально становится пунцовым, и он срывается с места. Я успеваю только поднять руки, прикрывая лицо, как на меня обрушиваются мощные удары. Некоторое время, я еще держусь на ногах. Но он бьет в солнечное сплетение, мне становится трудно дышать, вокруг темнеет. Успеваю подумать, что надо свернуться калачиком. Прихожу в себя на полу, именно в этой позе. Александр пинает меня ногой и останавливается. Я сажусь, спиной упираясь в стенку. Из носа течет кровь и нестерпимо болит плечо. Но больше всего на свете, я боюсь, что он сейчас вот так уйдет, и я говорю:

— Неплохая прелюдия. Только зачем ты мне нос разбил, как же я теперь отсасывать тебе буду.

Он заглатывает наживку. Хватает меня одной рукой за волосы, а другой начинает лихорадочно расстегивать джинсы, что получается у него не сразу. Я пытаюсь со стороны посмотреть на происходящее и не могу поверить в его реальность: я в собственном кабинете, сижу на полу и трясусь как кролик, ожидая, как обезумевший парень отымеет меня в рот. У него оказывается очень красивый, очень ровный, необрезанный член. Незабываемые секунды первого знакомства и начинается, то для чего нет названия. По крайней мере, это не занятие сексом, или, тем более, любовью. Александр спешит, плохо себя контролирует и поэтому все время тыкается куда не надо, царапается о мои зубы. С большим трудом мне удается угомонить его и взять инициативу на себя. Александр нависает надо мной огромной горой, а я осторожно оттягиваю шкурку к основанию и вожу мокрыми губами по его стволу. Достаю изо рта его член, что бы облизать головку и насладиться его возбуждением. У него от нетерпения начинают дрожать колени, он перестает сдерживаться, а начинает требовательно качать, то, врываясь мне в самое горло, то почти совсем отбирая у меня своего красавца. Я потянулся лизнуть его яйца и пропустил момент, когда он начал спускать, а то бы не позволил соку пролиться. Теперь уже поздно. Его ствол беспорядочно выстреливает небольшими порциями, попадая мне на лицо, на майку, на руки. Сколько же там? Я слизываю немного спермы с губы. Поднимаю глаза, рассчитывая на благодарность и одобрение. Однако Александр смотрит на меня с ужасом. Да, именно с ужасом. Нервно отталкивает мои руки, натягивает штаны и рвет к выходу. На ходу хватает со стола виски и заливает в себя еще одну порцию. Я вижу через стекло, как он оглядывается у лифта в поисках урны и швыряет туда уже пустую бутылку. Через несколько минут во дворе стартует машина. Только бы с ним ничего не случилось. Я с трудом дотаскиваюсь до туалета, у меня все ломит, включая челюсть. Каждое движение отдается болью во всем теле. И все же я разряжаюсь, едва прикоснувшись к своему члену. Все воскресенье валяюсь в кровати и пью обезболивающие. Но мучают больше мысли, чем кости. Когда я успел так втрескаться? Если я завтра подам заявление об уходе, то через две недели этот парень останется для меня в прошлом. Много ли я потеряю? Только ли шанс быть искалеченным в очередной приступ гомофобии или еще призрачную вероятность когда-нибудь прикоснуться губами не только к его члену, но и к преждевременной морщинке над переносицей, к впадинке на шее, к груди рядом с соском. У меня ноет внизу живота от этих мыслей. И я делаю жуткую ошибку, я решаю остаться. Синяки толком не замазываются тональным кремом, тут нужен грим. Это я узнаю в понедельник, когда без видимого результата переношу оставшиеся полбанки тоналки себе на скулу. На работе я герой дня – жертва обстоятельств и загадочная персона в одном флаконе. Мне сочувствуют и поддерживают. Во-первых, наглый варяг вытеснил меня из кабинета, во-вторых, я неудачно свалился со стремянки в воскресенье и весь в синяках, кроме того, прошел слух, что я гей. Никто, конечно, прямых вопросов не задает, но пристальное внимание я ощущаю. Особенно тягостно это внимание от тетушек технологов, рядом с которыми я теперь сижу, и которые, кажется, рвутся взять надо мной шефство. Сан Саныч прямо с утра вызвал меня на ковер и набросился с обвинениями. Оказывается, вечером в субботу пришел факс о задержке груза, который я, естественно, не получил, так как свалил домой. При этом присутствовал Александр, который вел себя так, как будто я пустое место и ему даже странно, как это его отец так на меня полагался. Я и не думал, что он бросится ко мне с распростертыми объятиями, но на какое-то более человеческое отношение рассчитывал. Ну, ничего, я жду следующую субботу. И она наступает. С самого утра чувствую себя на взводе. Готовлюсь как невеста к первой брачной ночи. Даже тщательнее. Но я ни в чем не уверен. Придет или не придет? Слоняюсь по офису, и не о чем больше не могу думать. Если присаживаюсь, то только в своем бывшем кабинете, где подтащил вертящееся кресло к окну. Во дворе никого нет. А если сделать разворот на 360? Все равно никого. А в другую сторону? Никого.

Время тянется невыносимо медленно. Как это я раньше находил, чем заняться? Уже пять вечера. Он не придет. Он появляется без пятнадцати шесть. Врывается с лестницы. Злой, небритый. Не сразу видит меня в помещении - мне приходится выйти ему на встречу. Я не знаю, куда девать руки, но внутри у меня все ликует, и я не могу скрыть свою радость.

— Сейчас поухмыляешься у меня.

Саша сам сразу чувствует неадекватность своего выступления. Успокоив дыхание, он, уже совсем с другой интонацией, тихо спрашивает:

— Дашь?

Я пожимаю плечами. Что означает: "Еще спрашиваешь! Конечно!". Единственный диван стоит в кабинете его отца, туда мы и идем. Саша не нежен, но и не груб. Он занят какими-то своими внутренними переживаниями. Не смотрит мне в глаза, ни чего не говорит. Просто все время задерживает дыхание и неуклюже пытается меня раздеть. А я его. Правда, лично я не готов к полному разоблачению, у меня еще желто-синие подтеки по всему телу и я их стесняюсь. Начинаю отталкивать его руки, он сердится.

— Пожалуйста, не надо. Оставь рубашку. И еще, мне надо за смазкой сходить.

Меня нет, наверное, меньше минуты. Но когда я возвращаюсь со своей сумкой, Александр опять полностью застегнут на все пуговицы и пытается проскользнуть мимо меня к выходу.

— Знаешь, я, наверное, пойду.

Вот это номер. А я-то было, по его вопросу решил, что он "продвинутый пользователь". Стараясь изо всех сил скрыть волнение и изобразить незаинтересованность, я небрежно замечаю:

— Ну, уйти ты можешь в любую минуту.

Мои слова его немного успокаивают. Действительно, кого ему бояться, уж не этого ли шибзика. Опасаясь спугнуть его неосторожным движением, я начинаю медленно, по второму разу, расстегивать ему брюки. Удержаться не могу и отвлекаюсь, что бы провести ладонью ему между ног. Сквозь ткань чувствую, как, подрагивая, встает член. Чуть позже, когда мой любовник уже раздет и сидит, раскинувшись, на диване, я опять отмечаю, что его напряженный фаллос само совершенство, и по величине, и по форме. Саша выразительно смотрит на меня. Шустро опускаюсь на колени и начинаю ласкать это чудо природы. Облизываю мошонку, стараясь языком опуститься как можно ниже. Саша откидывает голову и закрывает глаза. Он вздрагивает, сопит, иногда непроизвольно пытается свести ноги, сдавливая меня коленями. Вскоре его голова начинает метаться из стороны в сторону, а член каменеет и выделяет столько смазки, что можно подумать она не понадобится. Я боюсь, что Саша кончит, так и не добравшись до моего очка, а оно просто зудит от нетерпения. Надавливаю рукой ему на лобок, стараясь снизить возбуждение. Ничего не получается, он вот-вот взорвется. Тогда впиваюсь ногтями ему в ляжки. Безумно желанный мной мужчина офигевает от такой наглости, и тут же грубо подминает меня под себя. Мощными толчками начинает забивать свой поршень в мое тугое колечко. Я предпочел бы напор послабее, и скорость поумереннее. Но разве меня кто спрашивает? Мой собственный член елозит по кожаному дивану и вскоре мне становится все равно, как меня зовут, и где я нахожусь. После секса, когда мы еще потные и разгоряченные лежим рядом, я пытаюсь поцеловать Александра в бьющуюся жилку на шее, но получаю такой толчок в грудь, что слетаю с дивана, основательно хряснувшись головой. У меня потом целых два дня левое ухо плохо слышит.

С этого дня моя жизнь превращается в сплошное ожидание. Ожидание субботы, ожидание встречи. Никакой работы мне особо не поручают, как будто я в один день потерял свою квалификацию как менеджер и забыл два языка, которыми неплохо владел. Это действует угнетающе. Сперва, коллеги смотрят на меня с сочувствием, но Александр разворачивает в компании такой террор, что скоро мое положение оказывается еще не самым худшим. Раз в две недели мой счет аккуратно пополняется авансом и зарплатой, но за что мне платят такие деньги, я уже не вполне понимаю.

Суббота, суббота, еще одна суббота. Александр не пропускает ни одного моего дежурства, но в течение недели ни кивком головы, ни взглядом не дает мне понять, что он хотя бы помнит о прошедшей бурной встрече. Я силюсь понять этот феномен, и не могу. Однако по субботам, он все дольше и дольше остается со мной. Напряжение, настороженность постепенно ослабевают. Он уже не ощетинивается на каждое мое ласковое прикосновение.

Наступает день, когда я проваливаюсь в сон, положив голову на его плечо. А, очнувшись, обнаруживаю, что уже стемнело, а он так и лежит не шелохнувшись, что бы меня не разбудить. Он потирает онемевшее плечо и говорит, что я "горазд дрыхнуть". Это тот самый момент, сейчас можно, и я целую его во впадинку на шее, и в волевой подбородок. Он не отталкивает меня. Лед тронулся. Все будет хорошо.

Он начинает звонить, если задерживается. А каждое утро, выходя из лифта на нашем этаже, сразу поворачивает голову в сторону моего стола и отыскивает меня глазами. Этот утренний удостоверяющийся взгляд единственная ниточка, связывающая меня с Александром в будние дни.